Хочешь, я приеду? спросила я.
Да-а-а-а-а-а рыдала трубка.
Я оделась, вышла на улицу, села в автобус и через двадцать минут уже стояла перед хорошо знакомой дверью, с номером триста десять. Сашка открыла мне, и я не узнала ееопухшие от слез глаза, нос картошкой, растрепанные волосы и красные пятна на веснушчатом лице, шее и руках.
Милая моя выдохнула я и обняла мое обезумевшее от горя сокровище. В моих объятьях она зарыдала пуще прежнего. Минут пять она не то, что остановиться, даже дышать толком не могла.
Ну, тише, тише, шептала я, гладя ее по растрепанной макушке. Но рыдания на моем плече только усилились. Я поняла, что никакие, даже самые ласковые, слова волшебства не сотворят, поэтому просто стояла и молча гладила ее по голове. Сердце мое обливалось кровью, даже если учесть, что это далеко не конец света. Понятноневелика беда, и совсем скоро мы будем смеяться над этой ситуацией, но сейчас-то Сейчас моя единственная подруга рыдала так искренне, что я сама еле сдерживалась, чтобы не завыть вместе с ней.
Но вот, истеричный вой сменился жалобными всхлипами и поскуливанием. Пора переходить ко второй фазе психологической помощи:
Чай будешь? спросила я.
Сашка кивнула. Мы пошли на кухню, и я посадила потерпевшую на стул, приказав ничего не делать, кроме как любить себя любимую от макушки до пяток такой, какая есть.
Легко тебе говорить, всхлипывала она. Ты нормального цвета.
Подумаешь! Зато я рыдаю на ровном месте посреди битком набитого кафе. Думаешь, это лучше?
Сашка неопределенно мотнула головой, и я так и не поняла, «да» это или «нет».
Обе хороши, подытожила я. Но твоя зараза пройдет быстрее, чем моя. Вот увидишьдва дня и все будет хорошо.
Тут Сашка снова зарыдала так, что кровь в жилах свернулась:
Вот именно-о-о-о-о хрипела она уже сорванным голосом. Почему именно сегодня? Почему не завтра? Через два дня мне уже не важно, что будет
Не говори глупостей! Тоже мне, событие века
Собы-ы-ытие-е-е-е
Я мысленно дала себе оплеуху за длинный язык и идиотизм:
Ну, все, все, я уже заварила чай и разлила его по кружкам. Одним из моих хобби после «возвращения» стала попытка воплотить в жизнь тот самый чай, которым поила меня Ирма. Мятный, нежный вкус, в самом конце раскрывающийся ярким шоколадным ароматом. Но, как я ни старалась, ничего не выходило. Окружающим очень нравился мой чай, но я-то знала, что с оригиналом нет никакого сравнения. Если бы вы знали, каков этот вкус на самом деле
Спасибо, сказала Сашка, беря трясущимися руками кружку. Что бы я без тебя делала?
И тут, как ни странно, Сашкины слова стали для меня прозрениемя слишком долго жалела себя и эксплуатировала чужую любовь, совершенно забыв о том, что мои близкие нуждаются во мне не меньше, чем я в них. Хватит уже рыдать и жаловаться на судьбусделанного не воротишь, остается лишь принять свершившийся факт и начать все заново, словно ничего и не было.
Ну, все, сказала я. Это мы уже пережили, и возвращаться к этому нет смысла. Давай позвоним в парикмахерскую и отменим твой визит, а потом пересмотрим все серии «Дарьи» с самого начала. А?
Сашка, молча, кивнула.
Где твой телефон?
На диване, загробным голосом ответила моя подруга, откуда-то из кружки.
Я принесла мобильник и положила на стол перед ее носом. Она грустно взглянула на гаджет, как на бумагу о полной капитуляции, которую нужно подписать кровью, и, тяжело вздохнув, взяла его в руку. Набрав номер парикмахерской, она подняла на меня глаза, полные тоски, но, как только в трубке послышался первый гудок, глаза ее просияли, словно на нее снизошло озарение, и она быстро нажала кнопку отбоя. Она смотрела на меня, и взгляд ее искрился неподдельным интересом. Она разглядывала меня так, словно видела впервые, и я уже начала думать, что психика у бедняжки все-таки не выдержала, и моя ненаглядная тронулась умом.
Сашка, ты чего?
Вдруг она, чуть ли не крича, затараторила, да так быстро, что до меня не сразу доходил смысл ее слов:
Я все поняла! Это судьба! Это высшее предзнаменование. Значит, так и должно было случиться. Все правильно все ее торопливое бормотание сводилось к подобным, ничего не значащим восклицаниям. Я реально заволновалась:
Сань, ты меня пугаешь. Давай-ка начинай говорить что-нибудь осмысленное, а не то я иду за санитарами.
Да нет же! Ты меня не поняла и снова поток, ничего не значащих слов.
И правда, ты же все так четко и внятно объяснила, что не понять просто невозможно.
Ты пойдешь вместо меня!
Тут челюсть моя отвисла. Я смотрела на ожившую подругу и не понимала, серьезно она или чувство юмора опять меня подводит:
Куда пойду? В парикмахерскую? А по телефону отменить визит нельзя?
До чего же ты тугодум! Ты идешь на вечер вместо меня! Ты пойдешь по моему приглашению!
Ты с ума сошла? Я не пойду никуда.
Почему?
Приглашение же именное?
В том то и дело, что нет!
Ты, мать, совсем сдурела! Не пойду я туда.
Пойдешь, пойдешь. как миленькая пойдешь.
Нет. Не пойду.
А я говорю, пойдешь.
Минут пять мы потратили на пустое препирание и партию в настольный теннис из «пойдешь»«не пойду». В конце концов мне это надоело первой:
Сань, прекрати. Ты же видишь, я даже в кафе нормально выйти не могу. У меня, то слезы, то апатия. Я веду себя, как ненормальная, а ты хочешь запихать меня в вечернее платье и отправить в толпу напыщенных, разодетых богатеев, где я буду чувствовать себя еще и нищей. Ты хочешь, чтобы мое эго окончательно и бесповоротно погибло?
Я хочу, чтобы ты перестала себя жалеть, твердо сказала она.
Я не смогла ничего возразить против этого, но кое-какие козыри в рукаве еще остались.
Мне нечего надеть.
Ты наденешь мое платье. Ростом мы одинаковые.
Сашка, ты на размер меньше меня.
Да. Была когда-то. Посмотри на себяты ходячая энциклопедия по анатомии. Если присмотреться можно селезенку без УЗИ разглядеть.
Ну, спасибо
Пожалуйста. Через сорок пять минут тебе нужно быть в парикмахерской. Я все оплатила заранее, поэтому не переживай о деньгах.
Да я вообще ни о чем переживать не буду, потому что никуда не пойду.
Мы смотрели друг на друга, и тут Александра применила запрещенный приемглаза ее, огромные янтарно-карие, наполнились слезами, и она бессвязно начала причитать:
Ну, пожалуйста, миленькая. Я так долго об этом мечтала Сделай это за меня. Родненькая, пусть хоть одна из нас увидит, как это выглядит изнутри. Я ради этого пригласительного на такие жертвы пошла Не дай моим усилиям пропасть даром.
***
Я ехала уже час с четвертью. Такси, видавший виды «Филдер», неторопливо рассекал ночную мглу светом фар. Загородная дорога, ровная, словно шелк, не чета городским, вилась лентой под мерный гул колес. Водитель был молчаливым мужчиной, сорока, сорока пяти лет, который, к моему счастью, слушал новости, а не шансон. Путь был не близкий, и он, видимо из вежливости и желания хоть как-то разрядить обстановку, периодически сообщал мне, сколько оставалось ехать. Теперь, когда до места прибытия было всего десять минут, меня с новой силой начали грызть сомнения в собственной вменяемости. Какого черта я сюда еду? Идиотка. Надо же было повестись на Сашкины слезы, корсет мне в ребра! Бюстгальтер так сжимал мою грудь, что мне казалосьодно неосторожное движение, и ее выдавит наружу, как зубную пасту из тюбика. Дышалось тяжело, сиделось неудобно, а абсолютно голые плечи под осенним пальто чувствовали себя крайне не уютно. На улице минус тридцать, а я в таких тонких колготках, что периодически забываю, что они вообще на мне есть.
Дорога круто свернула вправо, и мы остановились у огромных ворот, где мужчина в форме, выйдя из домика охраны, потребовал от нас пригласительный. Я протянула билет, он сверил его со списком и пропустил нас на территорию. Мы въехали, огромные кованые ворота закрылись за нами, а дорога круто повернула налево, сразу за участком, густо засаженным высоченными синими елями. И вот, как только мы объехали деревья и вывернули на подъездную дорогу мой водитель, который за всю полуторачасовую дорогу сказал в общей сложности десять слов, тихо, но очень отчетливо восхитился матом, потом извинился, и снова повторил это же слово. Огромный дворец стоял весь в белом сиянии, освещенный прожекторами. Он был неправдоподобно огромен. Мне казалось, что даже самые богатые люди нашего города никогда не смогли бы позволить себе отапливать такое количество квадратных метров. Это было длинное, белое сооружение, высотой не меньше шести этажей (сколько же там народу живет, что понадобилось СТОЛЬКО комнат?), оно причудливо сгибалось, ощетинивалось углами и выгибалось арками, образовывая удивительную конструкцию из стекла, железа, бетона и чего-то там еще. Это было удивительно красивое, но невероятно огромное здание, больше напоминавшее дворец постройки конца девятнадцатого столетия, но с уклоном к современной архитектуре. Впечатляющий размах завораживал, но при этом меня не покидало ощущение нарочитого расточительствасловно люди пытались зарыть в бетон максимальное количество денег, в независимости от результата.