Но тем не менее, когда барон об этом сказал, я не удивился. Я, мечтающий только о том, чтобы выжить в суровом мире, ХОТЕЛ изменить его к лучшему! ВЕСЬ мир! Чтобы люди не были бесправными скотами не только у меня во владениях! Хотел ведь?
Получается, да. По Фрейду. И бесполезно отрицать, что не думал. Подсознание говорит, думал, просто понимал это на более глубинных уровнях.
А раз так, то надо Смириться. И жить с грузом понимания дальше.
Священник начал что-то говорить. Заморосивший час назад дождик набрал силуслышно было плохо даже здесь, на «блатных» местах. Трибун для сидения делать не стал, постоим. Мы, бароны и я, стояли в привилегированном месте слева от эшафота, с нами же, но отдельно, под охраной, стояло и семейство барона. Мои воины далее, внушительная толпа. Почти все пришли, кто не в карауле в замке и не пасёт лошадей. Собственно замковые обитатели и гости из окрестных сёлперед виселицей. И, наконец, справа от неёвсё ещё имеющие приказ не иметь ничего, кроме одноручного меча (совсем без оружия благородным западло, скрипя сердце согласился на мечи), сгрудилась почти вся сотня пока ещё барона Аранды.
Каждомусвой путь
И у каждогосвой ад и небеса.
Но у каждого две жизни, не одна
Та, что видится в мечтах,
И та, что здесь, где бег и суета.
Но если рискнешь
Создай невидимый мост,
Мост над бурной рекой,
Сольются две жизни твои воедино!
Не знаю, почему вспомнилась эта песенка. Её даже на том последнем плейере не было. Слушал сию группу когда был студентом, в лохматые годы, а поди ж ты, помню. И эльфа Галадриэль тут не при чёмсамо на ум пришло, после всенощного разговора с бароном.
Рискнуть Я не рискнул. Я существовал, медленно прозябая и отчаиваясь в чужом чуждом городе, пытаясь самому себе что-то там доказать. Кто-то «рискнул» меня за меня. А и даже попав сюда, я вновь не рискнул, а принял единственно верное решениепытаться рвать жилы, но карабкаться. Мечтал до этого о подобной жизни, читая романы про попаданцев? Мечтал. Вот и создаю теперь мост между жизнями по факту, сливая воедино то, о чём мечтал, с тем, что имею. И в отличие от книжных попаданцев, права на ошибку у меня нет. Мироздание уже намекнуло на это, когда чуть не пропустил удар в Аквилее. Мне дали бонусы, выкатили из подсобки рояль и сказали: «Всё, Рома, дальше сам. Убьютзначит убьют».
Помниты Воин Света,
Воли, снегов и ветра.
Помниживи не слепо,
А с верой в Любовь и Свет!
Да, яРома. Не Ричи. И местные грязь и скотство не по мне. Пора признавать, я лишь прятался за необходимость выжить. В душе с самого начала, когда ещё ходил после истощения шальной, увидев, как старшая служанка избивает проштрафившуюся крепостную кухарку, решил, что людское бесправие пора прекращать. Ну, такой вот я идеалист, правильно Игнасио сказал. Тогда ни сил, ни желания в этом признаться не было, но сейчас, после первых одержанных побед, нужно поставить себе именно такую цель. Да, на очень далёкое будущее, но и Москва не за год построилась. И почему, блин, я всё это понял только пообщавшись с преступником-террористом?
А ещё там были другие интересные строчки, которые сейчас для меня звучат пророчески:
Каждомусвой путь
И у каждого костер свой и зола,
Знай, что Дьявол обитает в мелочах,
И ничтожныйв прошломстрах
Когда-нибудь мир обратит твой в прах!
Один только миг промедлю со своим ударом, и враг сам сольёт во мне две моих жизни. Обе отправив в ад (сомневаюсь что и мне, и тем более Рикардо светит рай).
Мне надо выдержать экзамен. Экзамен кровью. Доказать, что я имею право называться графом и командовать людьми. И только после этого получу шанс что-либо изменить. А значит никакой сентиментальности! Вперёд, всё для победы! Надо пытать? Придётся пытать. Надо бить и убивать женщин и детей? Придётся делать и это. Надо устраивать геноцид? Значит, буду геноцидить. Просто потому, что любая слабость, и История, Мироздание, те силы, которые меня сюда забросили, мне этого не простят. Обратной дороги нет, и я либо стану тем чудовищем, которое расписал Игнасио, а перед этим которое расписал, правда абстрактно, ему я, или лучше самому выкопать яму и лечь в неё. Добровольно. Без вариантов.
Дождь хлестал по лицу. Я не сдержался и нагрел кожу, от лица повалил пар. Многие смотрели на меня с завистью, но и это проходило мимо. Всё равно лупили капли в лицо и меня, одинаково со всеми, а закрыться капюшоном, как простонародье, не мог.
Наконец, после молитвы священника, пока ещё барон Аранда произнёс речь. Простую, где поблагодарил всех, и попросил прощения у тех, кому должен. И отдельно сказал семье, что всех любит. После чего мой палач надел ему верёвку, а алькатрасовский выбил подпорку эшафота.
Блямц. Всё. Никаких тебе судорог задыхающегося тела. Тело после такого, умирая, обсирается, меня в Магдалене не пропёрло, хотя чернь была в восторге. И тут пусть будет не зрелищно, не показушно, но зато как-то по-человечески что ли? Главные чудовища и исчадия адатакие же, как мы, их можно увидеть в простом зеркале. Не надо жестить.
Ваше сиятельство, что делать с телом? подошёл ко мне мой палач. Местного, замкового, к работе не допустили, работали парни вдвоём.
Пусть висит до завтра, громко, перекрикивая дождь, прокричал я. В назидание всем, кто увидит. Завтра с утра похороните.
Но Может того? Показал жест, откручивание головы. Может голову на кол, и пусть в назидание повисит ещё какое-то время?
Мёртвые сраму не имут! ещё громче прокричал явокруг как раз воцарилась тишина, меня слушали затаив дыхание. Политика, мать её, как себя поведутак и будут ко мне относиться. На местном фраза звучала как «Мёртвым нет бесчестья», но пишу я так, как эта фраза звучала в голове.
Все вздохнули с облегчением, экзамен сдан.
Всех пригласил в главную залу. «Всех» это местное воинство, плачущую семью барона, управляющих замком слуг и кого-то из своих. Своих много нельзяглавный зал не резиновый, только командиры и телохраны. На сей раз, снова скрипя сердцем, местным воинам мечи разрешил оставить, что тоже было встречено с воодушевлением. На столы начали ставить закуски, когда такая шобла народа в замкеобщепит должен пахать в три смены, но сами столы пока были отставлены вдоль стен. Снова поставил у баронского «трона» себе стул, сел, закинул ногу на ногу. Народ затих, ожидая высокого решения.
Альфонсо Аранда, начал я. Твой отец сотрудничал с террористами. Говорю террористами потому, что это не какая-то отдельная промышляющая банда, а целая разветвленная сеть, организованная преступность, в которой бандалишь центральное исполнительное звено. Твой отец дал добровольное согласие сотрудничать со следствием и подписал признание, рассказав многое, чего я и мой следователь не знали. За это я готов простить его семью, то есть тебя, мать и сестёр.
Однако, поднял я руку, ибо по толпе зрителей пошли волной довольные шепотки, у меня есть свидетельские показания о том, что ты, Альфонсо, лично водил по своим и соседским владениям обозы с награбленным, организуя им беспрепятственное перемещение. А также имел сношение с находящимися на ваших землях наёмниками террористов. Я готов простить тебя, но, к сожалению, не готов доверить тебе баронство. Запятнавший честь не может в моих глазах дальше исполнять свою высокую миссиюохрану владений и проходящих по ним торговых путей от разбойников. Особенно актуально это в свете планируемого строительства здесь скоростной виа с участием королевской казны.
Баронет, а он пока ещё баронет, склонил голову.
Но я дозволяю вам, вашей семье, уехать за пределы моих владений куда пожелаете, забрав все свои личные вещи и людей, которые добровольно пожелают за вами последовать. Наём возниц будете осуществлять за свой счёт. У меня всё. Согласен ли ты с таким решением?
Согласен, ваше сиятельство, произнёс юноша. Взгляд его был отрешённый, потух. Он не был сломлен, но осознал, какая задница свалилась. И что теперь онглава семьи и защитник сестёр и матери. Которых, сестёр, теперь попробуй выдай замуж!