И как ты собираешься ей теперь помогать? Лицо Дюпона исказилось в отвращении, и с ощутимыми нотками вызова прозвучал вопрос. Она на свободе и это так. Она снова с Карамазовым и они простили друг другу «семейную потасовку», но что ты будешь делать с теми людьми, ради которых она чуть тебя не убила?
Данте чуть повернул своё лицо в сторону собеседника и на его безжизненный лик пала беглая тень, а горло выдало слегка дрожащий голос:
Мы хорошо поговорили я Эмилией и выяснили, где и как содержаться дорогие ей люди. Нами выработано решение этой проблемы. Яго и Андрагаст, взяв с собой остатки моей гвардии, отправились на штурм того дворца и должны вызволить тех людей, о которых нам рассказали.
Ты не боишься, что это всё, большой обман? Что девушка тебя дурит и лишь пытается выйграть время? Что это всё у неё было продумано на случай провала операции по захвату острова?
Я всё проверил. Ошибки быть не может. Выдержав паузу, Валерон сам перешёл на вопрос. Вот скажи мне, когда прославленный магистр ордена Пурпурного Креста, ветеран многих войн по созданию Империи, превратился в параноика? Когда такой ясный разум смог помутиться?
Вопрос магистра подобен стреле, попавшей прямо в сердце. Сказанный без эмоционального окраса он становился ещё страшнее, поражая ещё больше свои осмыслением.
Я не Стоп! Мужчина бессильно воскликнул. Я не параноик, я беспокоюсь о твоём ордене. Ещё одно предательство и от вас не останется ничего, кроме памяти, как от «Пурпурного Креста». Я то знаю, что это такое, когда при тебе живом, относятся к твоей памяти и тебе самому, как к давней истории, как к мертвецу. Я никогда и никому не пожелаю стать историей ещё при жизни. Тем более вашему ордену и моей госпоже, которая пережила этот ад.
Но ты не говорил о предательстве. Твоя речь была касательно только об одной бедной девушке. Я думаю, что она уже расплатилась за содеянное и тем более раскаялась. Теперь ей осталась только та часть жизни, в которой есть счастье и любовь.
Ох, вы только посмотрите, демонстративно и саркастично заговорил глава «Воронов Смерти», сам «железный» Данте заговорил о счастье и чувствах вообще. Что с вами, «ледяной магистр»?
Вопрос Дюпона переполнился желчью, неосознанного издевательства и сарказма, но даже такая смесь, лишённая толики здравого смысла, задела Валерона, и особенно его воспоминания. Магистр, конечно, понимал, что эти слова произнесены из-за обиды, чтобы отыграться за другой вопрос-укол, но это не отменило досады, поселившейся на раскроенном сердце Данте.
Ты вроде спрашивал, как я собираюсь бороться с системой Рейха, не так ли, «Вороний Лорд»?
Голос магистра звучал как механическое звучание, но в то же время в нём ощущался весь букет того, что ещё можно было назвать эмоциями. Дюпон своим нутром прочувствовал и гнев, и обиду, и бесконечную досаду, и омрачающее жизнь, делающее её бессмысленной, горе. Ульрих понял, что лучше больше не допрашивать Валерона о его мыслях и чувствах.
Да, господин Данте. Я спрашивал именно об этом.
Тогда слушайте. Перейдя на официальный стиль, изрек Валерон. Я согласен, спорить с Автократорством есть бессмыслица и несусветная глупость. Это крайне закрытая система, которая не пускает в свои пределы чужаков. Но вот если, у вас там окажутся союзники, то любая система может рассыпаться, ибо вы разрушите её изнутри, сломите стержень всего.
Но если разрушить стержень, то падёт и сам Рейх, а это ознаменуется началом второй «Великой Ночи»?
Скажите мне, вы отправили своих воинов в Западную Иберию?
Да, магистр, но какое это дело имеет к разговору? Как там смогут мои «вороны» повредить всей Империи? Мы сможем уничтожить инфраструктуру городов, перерезать информационные узлы, но как это повредит Рейху в целом?
Никак. От ответа магистра, Дюпон едва ли не вздрогнул, но сумел сдержать сей порыв и продолжил слушать Данте. Ты абсолютно прав. Твои «вороны» смогут, разве что поцарапать «монолит государства» своими когтями. Но вот когда за стеной «монолита» стоят те, кто смогут по ней пустить трещины, то и бороться с ним становится намного проще.
Вы говорите загадками. Я привык к точности и прямоте действий. Только тогда можно добиться успеха. А ваши действия могут опрокинуть Рейх обратно в лоно ужаса и хаоса, каковы были земли до него.
Вы меня не понимаете. Я не собираюсь рушить Империю и низвергать её во мрак. Я лишь отдам приказ своим агентам, чтобы они немного «подкорректировали» работу Рейха, сделав эту бесповоротную машину ещё медленнее. Так мы сможем хотя бы надеяться на то, что ваших «воронов» не уничтожат в первые дни операции.
Лик Дюпона исказился в гримасе непонимания и возмущения, которые он и выразил:
Вы собрались за три дня поставить целый Рейх на колени, а потом его так же поставить во весь рост. Именно так вы нам излагали план. И я до сих пор не могу осознать, как такое вообще возможно.
Значит, вы не внимательно слушали. В нашей игре есть три точки. Начало, кульминация и конец. Первыми открыть этот спектакль я позволил вам. Вы привлечёте к себе основное внимание и пронесётесь эхом по Автократорству в виде слуха о скором восстании. Вас поддержат силы Султаната, которым будет возложена роль посеять страх на южных Балканских рубежах Рейха и отрезать его от остального Автократорства. Вы должны понять, что это посеет ещё сильный ужас, а невозможность восстановить сообщение из-за, скажем так, «бюрократических проволочек», напугает ещё сильнее.
Этого слишком мало для кульминации. Скептически заметил Дюпон, сложив руки на груди.
Потому что я не говорил о кульминации. И тут появляется Калья.
Надеюсь, с ней всё будет хорошо? Голос Ульриха сильно дрожал и выдавал недюжинное волнение.
С ней всё будет в порядке. Она станет нашим знаменем, которое мы понесём в самую гущу событий. Именно девушка воспламенит своими словами окраины великого государства. Именно она должна зажечь сердца людей и заставить их хотя бы зашевелиться. А если они зашевелятся, то смогут пойти на великие свершения, которые «по случайности» попадут на телеканалы и социальные сети.
Данное действо уже похоже на революцию.
Это она и есть, и в то же время нет. Мы не стремимся опрокинуть Архиканцлера, ибо наша задачапоставить его на место. Ах, и так же, изюминкой кульминации, центром шторма, оком бури, станет восстание в Риме. Как только Архиканцлер увидит, что не только окраины его «личного королевства» заполыхали, но мятеж теперь у сердца государства, то он просто обязан будет задуматься о перемирии, что станет концом всей этой увертюры.
Дюпон стоял в ошеломлении. План, рассказанный на собрании, отличался от того, что сейчас произнёс Данте. Тут имелась и цель, и начало и некоторые детали. А на «неотложном совете» магистр повёл себя как идеальный деспотогласил мысли и был таков, потребовав от каждого личной покорности и верности делу. Черта идеального тирана, плевавшего на чужое мнение. «Мне никогда не понять, как горит эта лампада» провёл мысленно в голове Ульрих.
Я всё хотел спросить. Ледяным тембром, неожиданно разбавленным толикой дрожи заговорил магистр «Лампады». А почему вы не поддержали Калью на «Неотложном Совете»? Почему не заступились за свою госпожу?
Они мне теперь никто. Бровадно ответил Дюпон. Я выполнил долг по её защите всей ценой крови своих последних собратьев. Теперь она находится под вашей защитой и ответственностью.
Данте захотелось усмехнуться, услышав, что некогда верный воин ради истории своего ордена готов отречься от девушки, но холодная натура напомнила о своём и губы остались в полной неподвижности.
И каков статус по Титу Форенцию. Прохладным голосом молвил магистр, вырвав собеседника из водоворота собственных помышлений.
Что? А что с ним не так.
Он сейчас находится в вашем штате воинов. Но он был воспитан мной, натренирован мной и клялся в верности мне и этому ордену. Я бы хотел, чтобы он снова вернулся ко мне в «Лампаду».
Он теперь служит другому ордену, Данте. Теперь Тит один из «воронов».
То, что он попал к вам, есть чистая случайность и ваши превосходные умения в хирургии. Он просто отрабатывает долга за спасённую жизнь. Его так взрастили, что сейчас в бойце играет чувство долга.