У меня сейчас нет денег, но я заработаю. Скоро. Можно я вам буду иногда звонить и спрашивать... ну... если с ответом не сходится?
- Погоди... Сколько тебе лет?
- Двенадцать. В шестом классе.
- А сколько у тебя по математике?
- Ну, когда как. Когда три, когда четыре... Я математику люблю. Только мне надо подтянуться.
- Гм, понимаешь, Саша... Я вообще-то с ребятами постарше занимаюсь. Перед поступлением в институт. Вот если бы ты был в одиннадцатом классе или хотя бы в десятом...
Молчание. Сопение в трубке.
- Саша?
- Значит... мне нельзя?
- Погоди-погоди... Расскажи о себе вообще-то. Вот ты сказал, что денег заработаешь...
- Да. Я машины мою.
- А как твоя мама на это смотрит?
- А она не работает. У нее инвалидность.
- Понятно... А отец?
- Нету.
- Так... А зачем ты хочешь заниматься математикой? Почему не чем-нибудь другим?
- Ну... Мне нравится. И, говорят, в политехнический надо математику сдавать, а я технику люблю. И там конкурс маленький.
- А ты хочешь обязательно в институт?
- Ну, на вечерний. Нельзя, что ли?
- Можно... Хорошо. Так. Давай по порядку. Чем ты хочешь - конкретно, чтобы тебе помог?
- Объяснить... У нас математичка непонятно объясняет.
- Да? Гм... Может быть, это ты не очень внимательно слушаешь?
- Нет. У нас на уроках почти никто не понимает. Уже потом - кто как. Вот у моего соседа есть отец, который в математике сечет, так он объясняет... И я у него списываю... Иногда...
Молчание.
- Ну, Саша, ладно... Давай попробуем. Только я ведь не всегда свободен, ты уж извини, у меня не так много времени...
- Да, я знаю. Я не буду приставать. И я заработаю, честное слово. Я же не попрошайка, чтобы мне дотации делать.
- Что-что делать?
- Дотации...
- Гм... Ну ладно. Когда в следующий раз чего-то не поймешь - звони...
- Спасибо, Ростислав Викторович! За мной не заржавеет!
- Ладно, пока...
- До свидания!
Короткие гудки. Мягкие, далекие, будто вспыхивающий и гаснущий огонь.
***
В воскресенье после дневного спектакля Эмма отправилась на книжный развал и среди цыганского беспорядка собирающих свой товар лоточников успела-таки разыскать потрепанный учебник по математике для шестого класса. И потратила на него большую часть своего выходного - понедельника. С желтых страниц на нее пахнуло детской скукой, первыми утренними уроками, когда сонная голова клонится к парте, а белый свет "дневных" ламп режет глаза. Тем не менее она поборола минутное отвращение, и взялась читать, и даже решать задачи; некоторые дались легко. Некоторые обескуражили. На другой день она взяла учебник с собой на работу. Читала в метро; стоявший за спиной мужчина чуть подтолкнул ее:
- Пацан! Ты бы с дороги ушел, если не выходишь?
Эмма обернулась. Мужчина был лет пятидесяти, коренастый и плотный, с пышными рыжеватыми усами:
- Э-э-э...
Эмма видела, как округляются глаза. Как усы вроде бы обвисают, а рот приоткрывается:
- Это... а...
И как, наконец, мужик берет себя в руки:
- Гм... Извините.
Эмма шагнула в сторону, пропуская его к двери.
В пятницу Эмма отправилась на выездной спектакль в детском санатории.
Санаторий был ничего себе, из приличных; вокруг пустых спортивных площадок стоял заснеженный лес, кое- где пронизанный лыжнями. В административном корпусе были ковры и вазы, икебаны и картины на стенах, в спальных корпусах, проходя по двору, Эмма подняла голову - виднелись несиротские занавески на окнах; короче говоря, это был богатый, "козырный" санаторий, за каждую путевку в который родители либо насмерть бьются с профсоюзом, либо выкладывают недоступную многим сумму денег. Отвоевывают или покупают своим детям месяц казенной тоски...
Полтора часа потратили на то, чтобы освоить сцену санаторного клуба, выставить свет, подготовить костюмы и загримироваться.