Мы остались один на один с главарём. Он стоял в позе ковбоя, жал на спусковой крючок и почему-то считал, что ЭМ-пистолет ему поможет.
Что это за драка? Разминка. С рагнитами приходилось куда туже. «Клинки Тюхэ» я видел прекрасно. Сближался, не спеша, выстраивая траекторию. А главарь «пантер» никак не мог понять, почему десятки сыплющихся пуль не могут настичь с расстояния двух метров человека.
– На! – взвизгнул главарь.
Но ЭМ-пистолет отлетел в сторону. Главарь «лесных пантер» обрушился на колени.
– Ну, допрыгался? – я взял его пальцами за шею и посмотрел ему в глаза.
– Не надо-о, – растерянно и плаксиво воскликнул главарь.
– Грязная ты «крыса».
Я вдавил точку, что-то хрустнуло в шее главаря, и он снопом повалился на землю. Он получил то, что желал нам – смерть.
– Э, Шестернев, ты где?
Он выбрался из-за скамейки, даже не удивлённо, а озадаченно осматривая усеянное телами место битвы.
– Нормально. И не мечтал подобное увидеть, – покачал он озадаченно головой.
– Ещё увидишь. Через год сможешь сам повторить подобное. Уходим.
– Нашёл свой конец, – Шестернев пнул носком ботинка труп Ахмада. – Идём.
* * *
Начальник полиции Гордон Парфентьев выглядел невыспавшимся и злым. На его щеках была щетина – утром он не нашёл времени побриться или посчитал это излишним.
– Пришло подтверждение с Земли, – не слишком стараясь утаить своё дурное настроение, уведомил он нас. – Я в вашем распоряжении. Приказывайте.
– У вас усталый вид, – сказал я.
– Ночь не спал. Все этот город, чтоб его смело адским пламенем. Бытовое насилие, немотивированные убийства, сведение счётов между уличными бандами. Если Макловски будет убеждать вас в том, что мы контролируем город – это значит, что он шутит На тридцати процентах территории мы не можем установить полицейские контрольные системы. Ни одно «блюдце» не провисело в диких секторах больше двух часов. «Крысы» чувствуют себя полными хозяевами.
– А кем чувствуете себя вы? – спросил Шестернев.
– Ослом. Который однажды превратится в мальчика для битья.
– Не пробовали разгрести авгиевы конюшни? – осведомился я.
– Я? Пробовал. Но не слишком. Я сижу в этом кресле, покуда соблюдаю некие неписаные правила. Это край господства «гумиков» – международного общества «За гуманное отношение к жертвам социума». На Марсе их позиции сильны, как нигде. Убийцы, дельцы из Больших Кланов – это для них жертвы социума, а «крысы» вообще достойны того, чтобы их носить на руках, вытирать им сопли и подкармливать «птичьим пухом». На Земле у них нет такого веса, но здесь, за трескотнёй о том, что Марс – передовой рубеж человечества, что необходимо нести в Космос гуманизм и человеколюбие, они не дают нам работать. Да ещё в Комиссии Совета Земли по внешним поселениям они мутят воду.
– И память о большой заварушке, – дополнил я.
– Да. Один из самых позорных этапов в истории сил охраны порядка. Десять лет назад мой предшественник проявил слишком большую прыть. Операция «Воскресная стирка». Он задумал стереть всю нечисть разом. Полиция начала зачищать «крысиные» кварталы во всех поселениях, нанесла удар по Кланам, накрыла несколько лабораторий. В результате – массовые беспорядки в Олимпик-полисе и ещё трёх городах, взрыв купола в Аргире, диверсия в институте «Биореконструкция». Несколько сот погибших. Ожесточённые схватки с полицией. Через два дня Главная Администрация дала задний ход, и планету отдали во власть «гумиков». После этого порядка здесь не стало. Так что «тарелки» в «крысиных» секторах больше часа не висят.
– Печальная история, – усмехнулся я.
– Ещё какая печальная. Пять лет назад меня назначили на эту должность со множеством оговорок.