Вам бы хотелось, чтобы я красовался брюхом и стеклянным глазом? Тем временем отец приложил к плитам лоб и простёр к триптиху руки, отклячив зад размером с бугор.
Как непочтительно.
Мне достаточно отцовского роста, чтобы смотреть на вас сверху вниз.
Его ли это рост. И эти тёмные кудри сколько бы принц не плевался на донну Морено, но её стать, отточенные движения, чистый, красивый, со свежей прохладцей голос могли взволновать не на шутку, подтолкнуть к дерзости.
Воровато глянув на отца, Райнеро провёл пальцами по вуали донны Морено, придавливая ткань к тёплой щеке.
И это меня называют жадным до любовных утех. Хотите себе коллекцию из мужчин Рекенья? Забудьте. Чёткам я предпочёл шпагу.
Поверьте, с минуты на минуту вы сами возжелаете больше походить на нашего короля, в тумане вуали прорезался контур улыбки, и Розамунда Морено отступила назад.
Избави бог, хмыкнул принц Рекенья и решительно двинулся к королю, тяжело поднимавшемуся с колен.
Обычно после молитвы всеблозианнейший король Франциско становился благостен, чтобы не сказать, благодушен, как иные после выпивки, и благоухал ладаном. Но в эту минуту на лёгкое отпущение грехов не приходилось рассчитывать. Щёки короля раздувались злобствующими дикобразами, от яростного дыхания сотрясалась могучая грудь и вспучивалась шнуровка колета, руки размером с латную перчатку сжимались в кулаки, от чьих ударов можно и не подняться. Вдобавок, разило от него будто от дикого зверя.
Райнеро невольно пригладил волосы, одёрнул колет, расправил плащ, слабо надеясь, что не принёс на себе цветов, выпавших из волос аптекарской дочери.
Король, отец мой, холод прошиб его, когда он разгибался из светского поклона. За поясом остался кинжал! И если Пречистая Дева простит эту рассеянность своему кабальеро, то отец наложит пласт епитимий. Я готов исповедаться.
Король зол, откуда-то из тьмы мурлыкнула Розамунда Морено, точно перепутав часовню со спальней. Вы не сын ему.
Его величество прощал меня и за большие проступки, нежели тот, что я совершил пару часов назад, напомнил Райнеро, открыто смотрясь в тёмное стекло монаршего глаза.
Король засопел, что всегда выходило у него угрожающе, и одной лапищей сгрёб принца за плечо. Бросить сына на колени при своей шлюхе, чтоб любовалась и радовалась? Отец не мог слышать их перешептываний Райнеро сжал зубы, заставляя себя не оборачиваться, сопротивляться. Но боль разлилась по плечу, и колени всё равно уткнулись в чёрные плиты.
Если посмеешьпомолись, прогрохотало над головой, а после выметайся. Престол Рекенья для Рекенья. Не для тебя, ублюдка!
Райнеро исподлобья уставился на босые ступни Пречистой Девы, осиянные огоньками свечек на алтаре. От большой веры король вконец свихнулся, и это не могло не случиться, но до чего же некстати! Молитва давала фору. Неужели принц не придумает, как обуздать безумие отца и государя? Ну же, ну же.Не оставь он ножны в притворе, отстаивал бы свою законность со шпагой в руке! Сердце содрогнулось от гнева. Секундная тревогане вернётся ли красная пелена на глаза?
Ты совсем тронулся, старая развалина. Райнеро вскочил, развернулся, оказываясь лицом к лицу с сумасшедшим. Напрасное беспокойство, его собственный разум стал обнажённым отточенным лезвием. Ятвоя кровь, яРекенья!
Не лги перед ними! взревел Франциско, выпячивая грудь то ли на сына, от которого отрекался, то ли на снулых святых, топтавшихся на боковых досках триптиха.
Райнеро извлёк кинжал, обтянутая кожей рукоять привычно прильнула к ладони, волнистое лезвие бликовало, предвкушая скорую кровь.
Тебе ничто не свято, король скорее оскорбился, чем ужаснулся.
Райнеро раскрыл ладонь. Надрез был умелым и в первые секунды безболезненным.
ЯРекенья! Во мнетвоя кровь, королей кровь, слышишь? Я не перестал быть тебе сыном только оттого, что ты спятил!
Твоя мать исповедалась. Король Франциско надвинулся на него, и Райнеро встряхнул рукой перед перекошенной рожей. Кровь попала королю на лоб, почти под волосы, но тот вряд ли почувствовал. Перед смертью не солгать. Даже таким, как Яльте!
Король тут здрав. Морено, чтоб её! Перед смертью не солгать, а вы родились недоношенным.
Райнеро опустил руку с кинжалом, рукоять уходила из хватки пальцев, и он хватал её снова и снова. В груди ударяла и разбивалась ледяная волна, окатывая ещё одну рану, просачиваясь в неё и затвердевая там льдом. Нет, нет, нет, нет, нет! хотел кричать он и молчал. Пасть на колени, отдаться горюи предать мать в её смерти больше, чем предал при жизни? Ну нет. Нет. В бой, «бастард».
Он заткнул за пояс кинжал. Потёр шею, крутанул головой. Вдохнул и выдохнул.
А пусть и так! Но я тебе нужен! голос Райнеро сорвался на рык. Я сражался вместе с Куэрво. Я проучил лазутчиков. Я бы сделал ещё больше. Я знаю, к чему вести Эскарлоту! Я такой же Рекенья, и Я! Тебе! Нужен!
Ты был нашим сыном двадцать два года, и мы оставляем тебе жизнь. Минутой ранее король рвал и метал, теперь поник. Но ты немедленно покинешь Эскарлоту и не станешь помышлять о возвращении.
Франциско! вскрик Розамунды Морено отдался в ушах звоном лопнувших струн. Ты не смеешь щадить его! Ты знаешь, что он такое! Сначала он ославит твоё имя на весь Полукруг, затем сорвёт корону с твоей головы, размозжённой о камень этого алтаря! Твоё милосердиеглупость, вели схватить его или убей немедля!
Знай своё место, женщина! прогремел Франциско Рекенья, безошибочно поворачиваясь к тени у узкого окна.
Оно на смятых простынях, под каждым мужчиной Рекенья, хохотнул Райнеро. Развернулся к выходу, прибавил шаг. В притворе он ощупью отыскал ножны, надел, чертыхаясь, и тут правый бок ушибло сгустком темноты. Принц нащупал его, когда тот запищал от страха.
Малявка?!
Пусти-и!
Снова грел уши? Схватить гадёныша за грудки, тряхнуть, впечатать в двери.
Створы раскрылись, в глазах качнулась луна. Заморыш упал навзничь, пискнул и хлюпнул. На нём не было колета, сорочка смялась, на коленках белела пыль. Усердно подслушивал. Райнеро поднял его за грудки. Гарсиласо норовил плюхнуться обратно, ноги не держали, елозили по гравию. Он вцепился в рукава Райнеро и пялился косыми глазищами. Небось раздумывал, закричать или захныкать.
Райнеро встряхнул его, предотвращая любое из намерений:
Ещё раз увижуубью! но зачем другой раз? Кинжал на бедре. Испытанный, острый. Вернусьи убью.
У тебя кровь Никчёмный заморыш, ничтожество, что предпочло бы быть убитым, нежели убить
Случается. Как просто! Развернуть, прижать к себе и позволить кинжалу отыскать под воротничком горло, где клокочет страх. Клеймо братоубийцы? Ерунда, кто додумается? Франциско? Испугали! Неродной наследник всегда выиграет у мёртвого.
Пусти! Салисьо обрушил на руки брата неумелые, девчачьи удары.
Живи. Уметь отпускатьплохая наука, но своё можно взять мечомне перерезанной глоткой.
Малявка повалился наземь, Райнеро засунул кинжал за ремень, этой ночью не напиваемся кровью дополна, лишь смакуем по жалкой капле. Обхватил сцепленными руками затылок, опустил их на шею, размазывая липкую кровь, задрал голову. Луна была даже не лунойпорезом. Или тончайшей, на грани издёвки, улыбкой? Оглянулся на часовню. В дверном проёме клубилась мгла, в ней вязали крики Розамунды и рокот короля Франциско. Бежать. Немедля. Пока король не принял ругань своей потаскухи за глас Всевечного.
Райнеро шагнул вперёд, и ветер упал ему под ноги, затоптанный конскими копытами. Ма́рсио! Конь мотал мордой прямо перед аркой в часовню, звенел сбруей. Кто оседлал его и кто после этого выжил? Принц Рекенья заскочил в седло, нащупал сбоку ольстру с пистолетом. Какая забота
Пошёл! Ремни поводьев липли к ладоням, это же надо так перемараться.
Набирающий силу цокот, посвист ветра. Где-то внизу плеснули чёрные лохмы над огромными косыми глазами.
Твоё правление будет славным, мой брат! оглянувшись, крикнул Райнеро. Но, прости загодя, недолгим!
[1] В этом мире нет государства «Франция», но есть имя Франциско. Просто давайте представим, что оно произошло не от племени франков, а, например, от древнеблицардского (по примеру древнегерманского) языка, в котором было слово «фран(г)» означает «вольный, свободный», но названием племени оно не стало.