Но есть ли еще в мире место, где люди помнят егохотя бы так?
Чарена обернулся. Джени, полускрытая тенью, стояла в дверях, смотрела на него.
До встречи, сказал он на лхатони и начертил в воздухе знак империи.
Джени улыбнулась и повторила жест.
Сперва трудно было не оглядываться на каждый шорох, не искать среди валунов и узловатых деревьев мерцающие глаза кьони. Но тропа норовила выскользнуть из-под ног, осыпалась камешками, пришлось ступать осторожнее, на время забыть о волках. Теперь Чарена спускался медленно, шаг за шагом по неровному склону. Уклонялся от цепких ветвей терновника, обходил гревшихся на солнце ящериц.
Сколько еще осталось обманчивых, по-летнему теплых дней? Скоро небо затянет серая пелена, туман повиснет над полями, и дожди размоют дороги. Плохое время для странствий, но выбора нет.
Деревья расступились, зыбкий узор теней остался позади. В лицо ударил свет, и Чарена зажмурился на миг. Путь преграждали серые гранитные глыбы. Древние, истесанные временем, не разобрать, рукотворный это курган или следы лавины. Здесь недавно проходили люди: между камней блестели прозрачные осколки, а рядом чернело пятно потухшего костра. Но тропа огибала валуны, не исчезала, и Чарена не стал задерживаться.
За грудой камней открылся склон, вспоротый гребнями скал. Дорожка бежала среди колючек и пожухшей травы, а на дорожке стояла девушка.
Полдень искрился в ее растрепанных волосах, золотил кожу, девушка смотрела в небо, а Чарену, казалось, не видела. Он остановился в паре шагов, не зная, заговорить ли с ней. Слишком маленькая для нынешних людейна полголовы его нижев тяжелых ботинках и коротком платье. На коленке темнела засохшая ссадина, а через плечо был перекинут ремень туго набитой котомки. Одинокая странницавот кто эта девушка, и не первый день в пути.
Она повернулась к Чарене, и на миг почудилось, будто в ее глазах он видит собственный взгляд. Отражение, искаженное безумием и болью, сокрушающим жаром болезни, тьмой, обступающей со всех сторон.
Девушка мотнула головой, отбросила волосы с лицаи наваждение схлынуло.
Проводи меня до столицы, сказала она.
Глаза у нее были карие, а голосрешительный и упрямый.
2.
Он опаздывает, сказал Чаки и снова посмотрел в окно. Такое грязное, наверное несколько лет не мыли. Снаружи было тихо, ни машин, ни прохожих. Лишь напротив, под навесом овощной лавки, женщина в пестром платье пререкалась с торговкой. Давно должен был придти.
Не нервничай. Бен пододвинул к себе чашку, принялся размешивать сахар. Скоро появится.
Они ждали агента с базы сепаратистов. Для встречи выбрали неприметную забегаловку на Торговой улице и оделись как солдаты, приехавшие в увольнительную. Бен не снял браслет целителя и взял с собой сумку со стимуляторами. Вот только форма у него теперь была другая: сизая, с нашивками полкового мага на воротнике и рукавах. А Чаки нашивок не полагалось, он играл роль обычного солдата, наблюдателя. Ведь магов не отпускают на побывку без сопровождения. Всегда кто-то присматривает за ними, даже за теми, кто на отличном счету.
Вот также и Сканди следила за мной сегодня утром, подумал Чаки. Только не ради прикрытия, а по-настоящему.
Он отхлебнул кофе, но горький вкус не отвлек, не разогнал мысли. Они давили и мешали сосредоточиться.
«Проверить все потенциальные цели в округе», таким было указание Адила. Из архива прислали данные переписишестилетней давности, какой с нее толк! и теперь, день за днем, звено проверяло, кто был когда-то признан недостаточно способным, слабым или непригодным. Сеймор побывал в окружной башне, выписал из журнала наблюдений все вспышки, даже те, что едва превышали норму. Но зацепки оказались пустышками, не привели ни к беглой девчонке, ни к другим одаренным. Неудача за неудачейдо сегодняшнего утра.
В этом квадрате пару недель назад башня зафиксировала колебанияно совсем слабые. Проверять тогда не стали, да и кто здесь мог бы спрятаться? Все на виду, городок, несколько деревень и поселок при военном заводе, а кругом холмы и поля.
На поиски отправились затемно. Ехали медленно, Сканди была за рулем, а Чаки сидел рядом, всматривался в открытое окно, ловил ладонью встречный ветер. По проселочной дороге полз туман, накатывал на машину волнами, пытался спастись от восходящего солнца. Но не мог победить, таял. Мир просыпался.
Бывает, зов магии настигает внезапно, бьет наотмашь, до рези в сердце, и не дает сделать вдох. Но на этот раз прикосновение было чуть приметным и мягким, мерцающим, как отражение луны в воде. «Останови здесь», сказал Чаки. Собственный голос показался ему искаженным, чужим.
Одаренного они заметили издалека. Обычный трудяга, слесарь, а может электрик, в мешковатой рабочей одежде, с тяжелой сумкой и перевязью с инструментами. Шел по обочине, и его сила серебрилась, звучала легко, будто песня ручья в горах.
Одаренный заметил их и сразу все понял, Чаки увидел, как в светлых глазах плеснулся ужас, но не попытался бежать. Послушно остановился, вытащил потрепанную корочку удостоверения. Сканди не распаковывала свой прибор, ждала, что скажет Чаки. А он делал вид, будто изучает документнаверняка поддельный, но сходу не отличить, и вслушивался в мерцающий текучий дар.
Вторая категория, не ниже. Почему раньше никто не засек этого человека, как у него получалось скрываться?
«В машину, сказал ему Чаки. Называйте адрес. Сейчас заедем к вам, заберете вещи». Хотел еще добавить: не бойтесь, пойдете добровольно, и обвинений против вас не выдвинут, повезем вас в центр обучения.
Но не успел.
«Нет, домой не надо, замотал головой одаренный. Везите меня сразу, куда следует, я»
Чаки вдруг понял, если бы рядом не было Сканди, то махнул бы рукой, сказал: залезай, поехали, плевать, кто там с тобой живет дома, может, у тебя одаренная жена, и уж наверняка одаренные дети, но нам и тебя хватит, вторая категория же, а за ними может сам приедешь через несколько лет.
Но рядом стояла Сканди и смотрела на Чаки внимательнотак внимательно.
Он перелистнул страницы удостоверения, нашел адрес.
А дальше все было как обычно. Крохотный домик и рыдающая женщина на пороге. Двое детей. У старшего был дар, слабый, но явный, колючими иглами царапавший душу. А младший ребенок оказался обычным. Женщина обнимала его, словно боялась, что обоих отнимут, и просила, умоляла, плакала. А потом, когда Сканди увела одаренного мальчика, замолкла. Чаки собирался успокоить ее, объяснить, что не так все плохо. Если станет хорошо учиться, то потом продвинется по службе, ни в чем не будет нуждаться, как сам Чаки, а чего достигнет тут? Будет на заводе работать или слесарем в мастерской, получать гроши, разве это лучше?
А разве нет?
Должно быть, женщина угадала его мысли. «Тебя же самого так когда-то забрали, сказала она. Как ты можешь».
Скорей бы вечер. Если встреча с агентом пройдет гладко, то вечером точно будет свободное время. Никто не помешает напиться.
У нас в запасе еще пятнадцать минут, сказал Бен и тоже посмотрел в окно. После этого уходим.
Чаки кивнул.
Если агент не появится, нужно будет подключать запасной план, действовать быстро. Может быть, даже брать базу сепаратистов штурмом. Если только она не окажется пустой. Ведь если агента раскрыли
Чаки одним глотком допил кофе и огляделся.
За раздвинутой ширмой виднелась кухня: повар склонился над шипящей сковородкой, выговаривал что-то своей помощнице. Та сидела рядом и отвечала невпопад, листала республиканский альманах. Растрепанный, за прошлый месяц, наверное, ни одной свежей новости. Стойка была располосована тенью высокой клетки, две птицы в ней ерошили перья, чирикали. Чаки попытался вспомнить, как они называются, и не сумел. Желтые, будто ожившие одуванчики. Кажется, таких берут с собой в окопы, чтобы предупреждали о газовой атаке. Может быть, и здесь они для этого?
В закутке у дальней стены трое подростков пили пиво, лениво переругивались и то и дело начинали смеяться. Один в кителе военного училища, двое другихв серой заводской спецовке. В провинциальных городках редко кто заканчивает школу, идут работать рано.
А тот мальчик, которого Чаки и Сканди забрали утром, точно выучится. И обычные науки будет учить, и многое узнает о своем даре. Может быть, когда вырастет, уже и война закончится, не придется ехать на фронт.