Луна возродится! Голос верховной жрицы донесся сквозь грохот огня и крики боли. Дождемсяты умрешь, и Луна возродится!
Словно в ответ запели трубы. Их зов прокатился над холмами, на миг заглушил все.
*
Но я жив, Акарат, прошептал Чарена. Руки бездумно скользили по страницам, перелистывали одну за одной. Я жив, и в доме женщин славят мое имя.
Краем глаза он заметил движение и опомнился, поднял голову. Вдоль стеллажей шла девушка, несла книги. Чарена часто видел ее здесь, она расставляла тома по местам, приносила новые. Усталая, как все в этом доме, но еще не до конца потускневшая, не превратившаяся в тень. Темные пряди вечно падали ей на лицо, не желали прятаться под платок, а когда она улыбалась, то казалась совсем ребенком. Как и у всех вокруг, имя у нее было бессмысленное, детское. Джени, так ее звали.
Я нашла кое-что еще. Джени опустила стопку книг на стол, сняла верхнюю, осторожно открыла. Здесь самые древние легенды. Но не знаю, сможете ли вы прочесть.
Она положила перед ним книгу и поспешно спрятала ладони. Будто боялась коснуться его, пусть и случайно.
Должно быть, и правда боялась. Любовь в этом доме была под запретом. Обитательницы монастыря ждали первого императора, принадлежали только ему. Верили даже, что жизнь за жизнью возвращаются в этот дом, чтобы петь гимны, читать пыльные книги. Были те, чья память не терялась с новым рождением, об этом рассказала Джени. Чарена тогда впервые взглянул на нее внимательно: хотел понять, верит ли она своим словам? Джени улыбнулась смущенно, опустила глаза. Сказала: «Я сама других жизней не помню. Наверное, впервые здесь».
В древнем доме, где век за веком возносили хвалу первому императору. Где ждали егои не почувствовали, когда отворилась гробница. Не узнали даже на своем пороге. Он был для них лишь случайным путником, ненадолго нашедшим приют в этих стенах.
Когда он жил? спросил Чарена. Первый император?
Восемь тысяч лет назад, ответила Джени. Легко, как давно заученный урок.
Чарена знал нынешние цифры. Мари как ребенка заставляла его называть числа, от меньших к большим, пока он не перестал путаться и не запомнил все. Но такой долгий сроккак его представить?
Восемь тысяч лет, повторил он на лхатони.
Джени кивнула. Помедлила мгновение, а потом пододвинула стул, села рядом. Ее не смущала пропасть лет, изменившийся рисунок звезд, реки, текущие по новым руслам. Ее император жил на страницах книг и в молитвах, его возвращение было сказкой. Видно, сказка эта очаровывала, но запреты тяготили, оттого Джени так часто приходила сюда.
Или просто хотела помочь паломнику, кто знает.
Вы можете это прочесть? Джени коснулась раскрытой книги, скользнула пальцем по строкам. Это древние буквы.
Чарена опустил взгляд на страницу и замер.
Слова родного языка звенели и пели, рвались с бумаги. Знаки, которым его учила Карионна, давным-давно, в детстве, раскинулись острой вязью, звучали по-настоящему. Звуки то тянулись, то обрывались, взлетали выше, падали ниже. Вот он, настоящий лхатони!
Да, тихо сказал Чарена. Могу прочесть.
Это такая редкость, отозвалась Джени. В голосе сквозило удивление и радость. Сейчас почти никто не может, этому мало где учат.
Чарена осторожно закрыл книгу, спрятал знакомые с детства буквы.
Земля осталась прежней, но люди, живущие на ней, изменились. Стали выше, обрели непривычный облик, говорят по-другому. Теперь эторечь империи. Если придется, он забудет лхатони.
А вот словарь, сказала Джени и пододвинула еще одну книгу. Может пригодится.
Словарь? спросил Чарена.
Джени засмеялась, принялась объяснять:
Смотрите, с одной стороны слова древнего языка, а другойнаши. Здесь много слов, и
Чарена уже не слушал ее. Листал книгу, вглядывался в столбцы текста, читал наугад. Новый язык оживал, становился понятным, будто кто-то стоял рядом и объяснял, переводил на лхатони.
Вот зачем я здесь.
Паломникам не позволено оставаться в монастыре надолго, Чарена уже знал это. Но за несколько дней можно отыскать самые нужные слова, переписать их, запомнить. Выбрать то, что пригодится в пути.
Чарена поднял голову, чтобы поблагодарить Джени, но ее уже не было. Ушла, а он и не заметил, так погрузился в книгу.
Глава 5. Встреча
1.
Рассветные лучи коснулись стекол, и витражи вспыхнули образами первого императора.
Три окна и в каждом он другой. Вот в солнечном ореоле, вот в огненном, а вотсреди разбитого осколками неба. Сияющие фигуры не походили друг на друга, будто три разных человека, но у всех запястья скрывали изумрудные браслеты, а среди складок одежд блестели сине-зеленые медальоны.
Знаки власти.
Блики слепили до рези в глазах, и Чарена зажмурился, откинулся на жесткую спинку скамьи. Песнопения за стеной уже смолкали, голоса гасли, превращались в тишину. Так странно, все они казались лишенными возраста, вечно юными, чистыми. Если только слушать гимны, не видеть этих женщин, то и не догадаешься, что они живут под грузом обычаев и предписаний. И одно из предписаний гласило: для паломниковмалый зал, лишь сестры обители могут входить во внутренний предел.
Пение стихло.
Чарена взглянул на резную стену, пытаясь угадать, что за ней. Молятся ли женщины, сидя на скамьях, или распростерлись на полу? Всматриваются ли в горящие образы в окнах? Чарена знал, что в тайном пределе тоже есть витражи, Джени рассказала об этом. Вчера заглянула после молитвы в зал для паломников, увидела Чарену и принялась объяснять. «Это мир, война и вечность, говорила она, поочередно указывая на стекла. А в нашей комнате другие знаки. Любовь, будущее и надежда».
Ему хотелось посмотреть, но он был гостем в этом доме и не мог оскорбить хозяев, нарушить запрет.
Стоило ли задерживаться, слушать, как они поют сегодня? Семь дней миновало, и не позже полудня он должен покинуть монастырь. Рюкзак потяжелел, к подаркам Мари прибавилась тетрадь, исписанная новыми словами, хлеб, испеченный сестрами, и мешочек с травами для воскурений. Чарена едва не отказался от этого подарка, запах шалфея и зверобоя будил память о днях болезни, о волчьем вое и о тяжелой двери гробницы. Но потом пришли другие, давние воспоминания: пучки соцветий, свисающие со стропил, булькающее варево в чугунном котле и Карионна, рассказывающая о целительной силе настоя.
Чарена не смог отвергнуть подарок, спрятал его в заплечный мешок вместе с хлебом и поблагодарил настоятельницу. Не смог и уйти, не послушав утренние гимны.
Гимны о себе.
Но они уже отзвучали, закончилось и молитвенное молчание. Сквозь прорези в стене донесся шелест шагов, скрип двери. Одна за одной женщины покидали зал.
Чарена подхватил рюкзак и направился к выходу.
Джени ждала возле лестницы. Стояла, обхватив ладонями локти, опустив глаза. Будто пыталась разглядеть что-то в квадрате света на полу, в солнечных лучах. Кроме нее никого здесь не было, голоса и шаги смолкли в глубине дома, больше никто не пришел проводить паломника. Может быть, по правилам монастыря нельзя прощаться, а Джени осмелилась нарушить запрет? Или просто была привратницей сегодня?
Спасибо, сказал ей Чарена.
Она встретилась с ним взглядом и тут же потупилась вновь. Вскинула руку, пытаясь спрятать под платок непослушную прядь, и тихо спросила:
Пойдете по восточной тропе? Не в город?
Она сама рассказала ему об этом пути, а теперь словно сожалела, хотела забрать слова назад. Когда он спросил, нет ли среди книг карты, Джени испуганно замотала головой: «Запрещено, ведь война». Но нарисовала в тетради узор дорожек, разбегающихся от монастыря. «Мне нужен восток», сказал тогда Чарена, и она показала нужную тропу.
Но не спросила, куда он идет.
Да, кивнул Чарена. По восточной тропе.
Будьте осторожны. Она подошла к двери. Из города сообщили, что в окрестности видели волков.
Сердце дрогнуло, заколотилось быстрее.
Волков?
Да, больших. Джени отомкнула засов, посторонилась и повторила: Пожалуйста, будьте осторожны.
Чарена толкнул створку двери, та заскрипела, неохотно отворилась, и переступил порог. Сощурился от солнца, подставил лицо осеннему ветру. Там, впереди ждали кьони и дорога в столицу. А за спиной, в стенах монастыря оставались лишь выцветшие страницы, пустые легенды и женщины, что столько лет ждали императора, но не сумели узнать.