Я же была потеряна. Все образы растворились, защитные стены, выстроенные психикой, рухнули. О, ничто так не губит вдохновения и душевного запала, как рутинная жизнь! Эбери красив, но, чтобы выжить в нем, чтобы предаваться единению с природой, как этого хотелось мне, сначала нужно было научиться выживать в этом непростом, местами первобытном мире.
Я прошла все стадии душевных мучений, которые только могла испытать. Ожесточение на окружающих меня людей, раздражение на установленные в школе порядки, обида на несправедливость судьбы и отсутствие кого-либо, способного меня понять. И конечно же, страх. Страх произвести плохое впечатление, выражавшийся в боязни показать себя на тренировках и в общении с другими студентами, страх перед учителями за то, что не оправдываю тех надежд и громких слов, которые произнесла в первую встречу перед руководством, стыд за свою слабость и вялость, страх перед будущим, казавшимся мне безрадостным. Стоит ли описывать все те муки и ожесточенное самобичевание, которым я подвергла себя в эти дни?
Бывали моменты душевного подъема, но много ли толку, если они тотчас же разбивались о внешние обстоятельства? Вот я воспаряла духом, и тут же перед моим внутренним взором снова возникал образ отважной Самуэлы, лихой разведчицы и души компании.
Была ли я такой в реальности?
Конечно, нет.
Глядя на смеющихся учеников, даже будучи в их обществе, я чувствовала, что мои мечты разлетаются в прах. Я казалась себе запуганным кроликом, и, что еще обиднее, была уверена, что и другие видят во мне замкнутую недоверчивую тихоню. Я пыталась сделать вид, что я всего лишь наблюдатель, изучающий обстановку, но это был самообман. Когда же я набиралась храбрости сказать хоть слово, комок застревал у меня в горле, а ребята уже переходили на другую тему.
Они ничего не замечали.
Они были не такие, как я.
Вы знаете, кто такие дети индиго? Существуют самые разные мнения насчет этих необычных людей с новым сознанием, но, мне кажется, первые из них были точь-в-точь как Милоа в Тринианевсе понимающие, но чувствующие свою отделенность, непохожесть на остальных. И если кто-то сумел абстрагироваться или, наоборот, стать частью этого общества, то я попалась в капкан изолированности.
Мои соседки по комнате были хорошими девушками, но поначалу отношения с ними оставались на уровне знакомства. Одна, Альберта (явно земное имя), была популярна у противоположного пола и все вечера просиживала в веселых компаниях в общей гостиной, приходя в комнату глубоко за полночь. Вторая, Юира, дни напролет сидела в библиотеке школы, причем к ней частенько присоединялась и третья, Омату. Именно с ней у меня и начали складываться более близкие отношения.
Омату была из рода горцев, как можно было понять из имени. Ее отец был потомком вождей, матьжрицей. Омату сама выбрала путь разведчицы, родители не вмешивались. Девушка с ранних лет была приучена к самостоятельности и удивительному самоконтролю. Я бы хотела быть похожей на нее. А еще я мечтала убежать в леса, обрести неожиданно силы и вернуться совершенно иной, такой, какой мне хотелось бы быть.
Но освобождение от депрессии пришло немного иначе.
Тем вечером Юира готовилась к выступлению по теме правил поведения разведчиков при виде врага. Тема крайне обширная, и доклад Юиры должен был занять не меньше часа.
Альберта, как всегда, пропадала в гостиной. Я сидела на своей кровати и пыталась вырваться из лап отчаяния. Несмотря на сильную усталость, я не могла заснуть, но и дойти до женской бани (а для этого надо было спуститься на нижний этаж) духу не хватало. Так и сидела, сокрушаясь по поводу своей беспомощности.
В этот момент вошла Омату. В руках она несла какой-то странный предмет.
Привет, тихо поздоровалась девушка, как бы не смея тревожить мое священное уединение.
Привет. Что это у тебя? почти безучастно спросила я, указывая на сверток.
О, это от матери. Надо передать одному жрецу, живущему в долине цитланцев. Только вот у меня совершенно нет времения же готовлюсь к вступлению во второй ранг.
А где живет этот жрец? решила уточнить я. Странное предчувствие уже согревало душу.
В Цитлановке, вернее, в пещерах за ней. Ах, ты можешь и не знать
Да, многие студенты делали ссылку на то, что яМилоа, причем новенькая. Поэтому некоторые сторонились меня, а те, кто был вынужден общаться, делали это как-то осторожно и неуверенно, как будто боялись, что я не пойму их или пойму неправильно.
Я знаю, где Цитлановка. Это самое большое поселение цитланцев, и оно не так уж далеко отсюда. Хочешь, я отнесу сверток?
Ты? удивленно переспросила Омату. Затем немного подумала и произнеслаХотя, ты ведь только начала обучение и можешь себе позволить прогулять. Тем более мне кажется, тебе надо развеяться. Пребывание здесь едва ли пошло тебе на пользу.
И девушка улыбнулась. Она напоминала мне дикую газель. Хотя нет, ее можно было даже назвать очень крепкой и выносливой лошадкой в лучшем смысле этого слова: атлетическое телосложение, длинные сильные ноги, темные волосы, всегда зачесанные в высокий хвост, точеные черты лица и необычайно загорелая кожа. Если бы не решительный нрав, заставлявший молодых людей испуганно отскакивать с ее пути, Омату была бы настоящей королевой этой школы, и никакая Альберта не смогла бы с ней сравниться.
Да, я с тобой согласна, улыбнулась я в ответ, хотя чувствовала себя достаточно вымотанной, чтобы не показывать никаких эмоций.
Итак, что же произошло дальше?
Мне нужно было какое-то событие, какой-то особый знак или ритуал, с помощью которого я смогла бы вырваться из своего состояния. Что делать человеку, который все потерял? Забыть свое прошлое! Быть здесь и сейчасвеликое искусство, но оно стоит затраченных на него усилий. Как только я поняла, что именно это мне и надо, что, возможно, мой жизненный путь не откроет мне никаких новых поворотов, если я не овладею этим искусством, силы вновь наполнили меня. Хотя, следует признать, эта энергия не могла сравниться с той, которой обладала я, только прибыв на Эбери.
Я встала ни свет ни заря, когда девушки еще крепко спали. Сверток был у меня. Натянув коричневые бриджи из плотного материала, меховую жилетку поверх бежевого джемпера и кожаные ботинки, я выскользнула из общежития и, оставив объяснительную Баджеру (он принимал короткие письма от студентов с личной подписью в специальной корзине у входа), отправилась в путь.
Я планировала управиться за одни сутки, переночевав в одном из гостевых домов Цитлановки, и следующим утром вернуться в школу.
На Земле я редко попадала в передряги, ведя размеренную и лишенную больших неожиданностей жизнь. Но мир Эбери явно решил изменить мою судьбу.
От Школы разведчиков вглубь лесов вела такая же тропа, какая привела меня сюда из Вегарда. Углубившись в чащу, я без особого энтузиазма вспомнила прошедшие за последний месяц тренировки, благодаря которым эти места были исследованы как свои пять пальцев.
Я ускорила шаг.
«Надо вырваться. Дать свободу не только своему телу, но и духу. Сделать так, чтобы все эмоции освободились и забылись, оставив сухую, фактическую память».
И я начала разговор с собой.
«Так, Ли, ты попала на Эбери и уже почти два месяца как-то держишься. Твое существование здесь похоже на бегство раненого зверядаже бежать достойно не можешь, а ползешь, прячась в кустах. И это в то время как внутри тебя обитает грациозное животноепантера или волчица, олицетворение силы и опасной красоты. И выбор невелик. Либо я сейчас бреду до ущелий и падаю в одно из них, либо продолжаю существовать, как раньше, испытывая невыносимые муки совести, либо беру себя в руки и становлюсь хозяйкой своей жизни. Интересно, докладывают ли обо мне учителя Айму или кому-то из вышестоящих? К примеру, Айм, прохаживаясь по своему кабинету, спрашивает: «Ну, как там Самуэла Лилиан?», а какой-нибудь из наших тренеров-преподавателей отвечает: «Она переживает адаптационные ломки, дело временное». И Айм участливо кивает, тут же забывая обо мне. Психологи несчастные. Иногда кажется, что такого мира и такого общества просто не может быть, и я либо брежу, либо нахожусь в коме».
Но почему я должна думать, какого обо мне мнения другие? Яэто я, и я саматворец своей жизни.