А Яга запрыгала вокруг костра в неизвестном танце, протянет рукуодёрнет, ещё раз протянетснова одёрнет, и словно ждёт чего-то. Немила уже вся по́том облилась, а той хоть бы хны, ни капельки с неё не упало, и лицо с мелкими морщинками как было цвета бересты, так и осталось, ни розовинки на нём не проступило.
Наконец Яга протянула руки и, схватив ветвь железную, стащила с кострища (или, скорее, пепелища). Освобождённое перо снова засияло прежним светом, но Яге не до пера было. Взялась она основательно за ветвь, принялась катать ту по земле, а ветвь железная потеряла прежнюю формукорявую, сучковатуюстала послушна, как глина, только цвет свой не поменяла, так и осталась чёрная, как нечищенный дымоход.
Исчезли сучочки, исчезли железные листочки, а на месте их возник шар, который Яга, орудуя с ним как с куском теста, разделила на три примерно равные части.
Жар чуток поубавился, Яга взяла под мышку один железный катышек, да как свистнула, задрав голову вверх и засунув в рот два пальца! Так свистнула, что ветер, облетающий самые высокие горы, обзавидовался бы, а птицы в лесу с веток попадали.
Оказалось, что кота она кличем подзывала. Кот как на крыльях слетел вниз (у того всегда такдо трёх сосчитать не успеешь, а уже на земле стоит всеми четырьмя лапами, ухмыляется, усами шевелит).
И вот уже Яга ему что-то шепчет, а кот раскланивается.
У кота, кстати, имя такоеВаська. Васька, Василийзвучит благородно, по-царски, но если Василийэто царь, то Васькатак, царёк, больше пыжится, чем правит, и вообще ему ни до чего нет дела, кроме собственной персоны.
Немиле больше нравилось говорить просто: «Кот», и всё тут. Или «Котяра», безымянный разбойник с кривой дорожки, едкий, гримасничающий и опасный.
Неслучайно Яга Ваську своего свистнула. Сперва они совместно три шара скатали да в кострище к перу кинули, а затем, когда те снова нагрелись, вместе принялись за лепку. Василий как заправский мастеровой цеплял серебристыми когтями шарик, вытягивал из него толстые железные нити, взмахнёт лапойи они все обрезаны по одной длине. А когда нити становились более твёрдыми, как пруты, Яга брала их и скрепляла между собой в последовательности, что была известна только ей.
Получалась затейливая фигура, вроде бы клетка, но формы необычнойбудто по ведру с размаху ударили ногой. Чёрные пруты шли и горизонтально, и вертикально, перекрещивались между собой, некоторые из них были выпуклыми, другие вогнутыми, и демонстрировали они упругость лучшую, чем у молодой древесины, но хорошо держали форму.
Плечи колдуньи работали, как плечи удалого кузнеца, запястья играючи сгибались и разгибались, розовые костяшки возвышались над перекрученными узловатыми венами. И мяли-мяли-мяли, безразличные к жару огня, и металл вспыхивал огненно-оранжевыми прожилками, а стальные когти царапали, и растягивали, и перекручивали
Закончили с одним куском чёрного железа, а потом поделили между собой оставшиеся два, да принялись лепить какие-то вроде мисочки, узкие, но глубокие, с одной стороны вытянутее, чем с другой. Лепили-лепили, друг к дружке заглядывали, сверялись, чтобы одинаково было, а когда у «мисочек» каблучки появились полукруглые, низкие, тогда Немила окончательно убедилась, что не посуда то была, а пара черевичек. И для кого же смастерили эту пару пыточной обувки? Ох, подсказывало Немиле чутьё, что для неё они расставались, сладкую месть подготовили за то, что она их изводила нытьём бесконечным.
В последний раз сверившись, кот одобрительно мяукнул и удрал на своё дерево, как обычно отлёживаться, отдыхать да обозревать, а Яга, взяв сразу в руки сразу три предмета, бодренько зашагала к избе.
Немила отвернулась от окна и улеглась на лавку, а сама одним глазком на дверь поглядывала. Дверь открылась, Яга бочком просочилась внутрь, насвистывая известный по всему Лыбедском царству мотив о погибших на поле битвы воинах. (Из её уст он звучал скорбнее, чем из уст целой толпы плакальщиц).
Вы, мужья и сыновья, вставайте и идите
По тропочке заросшей, по кущам дремучим.
Матушки фигуру в лесу вы разыщите,
Будет она рада слезам нашим горючим.
Немила знала, что Яга обыкновенно пела, только когда у той было хорошее настроение, но каждый раз супротив воли пускала слезу, услышав что-нибудь из тягостного репертуара.
Житьё на границе между нашим миром и тридесятым царством сопряжено со многими тайнами. Мало кто видел настоящих прислужниц Матери Всея, а если кто и видел, то рассказывать ему потом особо нечего, поскольку среди обычного народа они появляются редко, себя не выдают, а когда летят в своих ступах посреди неба, ясного или ненастного, то разве ж там что-то разглядишь? Неудобно одновременно бежать сломя голову и ещё что-то там разглядывать. Одно ясноделать в лесу живым нечего, но случается так, что отдельные сыновья и дочери нарушают Материн запрет, за что бывают наказаны.
Бабу-ягу, конечно, общительной не назовёшьоно и понятно почему, но потихоньку-потихонечку Немиле открывались кой-какие детали житья-бытья старушечьего, например, привычка вставать посреди ночи и разжигать в печи огонь, оставляя полуоткрытой заслонку, притом, что никакой видимой необходимости в том не было, поскольку здесь не бывало ни холода, ни темноты настоящей.
Тогда зачем оно всё? Загадка. Наверняка это как-то связано с отшельничеством и с прислуживанием, но не спросишь же о том напрямую? Один раз Немила уже спросила, на что получила такой взгляд, что потом три дня избегала заводить разговоры.
Когда Яга подошла к лавке и подбоченилась с поделками в руках, Немила шмыгнула носом и зашевелилась.
Видела, я, видела, как ты в окошко все глазки проглядела. Что, любопытство гложет? Подымайся, деваха, будем тебя на ноги ставить.
Немила оценила вблизи черевики и ткнула пальцем в странную конструкцию, ту самую «клеть» без дна и потолка:
А это что такое?
Это на тело надоть надеть, для защиты живота, значит, объяснила Яга.
Яга держала железную ношу без видимых усилий, но то Яга! Той и руки в огонь засунуть нипочём, и металл ковать голыми рукамичего бы и нет? И с полными вёдрами по кочкам во дворе прыгатьраз плюнуть, а как дрова начнёт колоть, так топором машет почище любого деревенского молодца.
Да на кой мне защита, отмахнулась Немила. Я же всё время только лежу, от чего мне защищаться?
Немила постучала кулаком по дереву и пожала плечами. Ужасно надоело ей бока отлёживать, но куда деваться? Сказано: терпи, вот она и терпит, да дни считает, благо, недолго уже осталось терпеть, скоро она разрешится от тяжёлого бремени своего.
Яга показала пальцем на пузо.
Защищатьсяот них.
От детей?!
Агась, подтвердила та. От детей. Не нравится мне, что они так быстро растут.
И что, подумаешь, растут, недоверчиво фыркнула Немила.
Яга вдруг вся почернела, лицо её сталосуровей грозовой тучи, и вся как будто выросла, стала шире в плечах.
Ты что же, отказываешься принимать мою заботу?! Ах, неблагодарная, выпороть бы тебя поганой метлой! Ну, быстро вставай! Надевай броню железную и черевики железные! Али хочешь, чтобы тебя убило?
В заботе Яги она, конечно, не сомневалась, но разве ж можно просто так взять и без вопросов да допытываний позволить заковать себя в непонятную железную одёжу?
Да они наверняка целый пуд весят! Ты меня закуёшь, как пленницу! заспорила она.
Уж больно надо, фыркнула Яга. Ты как наденешь мои придумки, так сразу станет тебе легче лёгкого! Побежишь ещё. Давай протяни ноженьки.
Немилины глаза загорелись. Неужели Яга решила поставить её на ноги? Да она готова десяток хлевов вычистить, только бы иметь возможность снова ходить, куда хочется, и видеть небо не через квадратное окошко, а как положено, во всю ширь небосвода. Заскучала Немила по дому снова, размечталась о возвращении, о батюшкиных объятьях всепрощающих, да незаметно позволила Яге облачить себя в нелепые доспехи, которые должны защищать не от угрозы внешней, а от внутренней.
Очнулась от грёз, глянь вокруга она уже на своих ногах стоит, да легко ей так, что хоть прямо с местабеги.
Рубаху одёрни, бросила Яга. И спасибо скажи. Мы, между прочим, с Василием для тебя старались, металла редкого целебного немало израсходовали.