Воображение тут же подкинуло Райнхарду незнакомку, чьи волосы пахли вереском и медом. И отчетливо нарисовало, как этот гребень украшает пшеничные пряди. Почему именно пшеничные, он не знал, но ему хотелось верить, что они оттенка предрассветного солнца, как у большинства альвов.
Мужчина внутренне напрягся и тряхнул головой. Что за бред? Понимая, что это проклятая руна водит его за нос и заставляет усомниться в принятом решении, стихийник несколько секунд спорил со своими внутренними демонами, пытаясь убедить себя, что ему плевать на девчонку и на сумасшедшего. Но в какой-то момент выругался, преодолел расстояние до тела, что почти перестало трепыхаться, и, резанув по удавке, аккуратно опустил мужчину на пол.
Бездна, и почему я не приехал позже?! Эй, а ну, давай, дыши! Стихийник послал незнакомцу в легкие небольшую порцию воздуха и хлопнул по лицу: Еще не время умирать!
Мужчина застонал и открыл помутневшие серые глаза. Не фокусируясь на незнакомце, с надеждой протянул:
Эйлин, девочка моя это ты?
Нет, старый дурак, это я! И, не дожидаясь, когда тот окончательно придет в себя, хлопнул еще раз.
Хозяин дома быстро-быстро заморгал и, наконец, смог осмысленно взглянуть на угрюмого и пугающего чужака.
Стой! Хватит.
Жить будешь?
Буду, болезненно протянул мужчина, хватаясь за горло.
Райнхард сунул в руки несчастного вазу с пожухлыми ромашками:
Пей! И как твоё имя?
Брунс Брунс-отшельник, жадно глотая подтухшую воду, прокаркал мужик.
Хорошо, Брунс отшельник, усмехнулся альх, не скрывая, что заинтересовался выбившимся из-под чужого ворота медальоном, на котором были изображены меч и пламяотличительный знак троготов. Ты законник?
Нет! прохрипел мужчина.
Тогда как ты его получил? Украл? Альх пальцем подцепил медальон и скривился.
Лучше украсть, чем чувствовать непомерную тяжесть от того, что он всю жизнь висит на моей шее!
А это уже интереснее. Несмотря на съедающее любопытство, альх не стал ковыряться в чужом прошлом и резче, чем хотелось, рыкнул: Что здесь произошло? Только без лишних драм: у меня не так много времени, чтобы выслушивать мужское нытьё.
Брунс оказался понятливым и коротко кивнул:
Третьего дня от новой луны пришел в наш дом Григар, племянник наместника Альноса. Ну, как пришелприковылял, оставляя за собой кровавые лужи и умоляя о помощи. Оказалось, что, несмотря на запрет, он решил поохотиться в здешних лесах в брачный сезон секачей. А все знают: весной в лес лучше не соваться, кабаны особенно свирепы. Но этому идиоту, видать, не объяснили. Так вот, горе-охотник, конечно же, никого не подстрелил, зато подставился сам и кабан разорвал ему ногу. Парень так бы и сдохслишком много крови вылилось, но наткнулся на наше жилище. Брунс горестно сглотнул. Я не хотел его пускать, чувствовал, что беду приведет, но моя дочь настояла, чтобы мы ему помогли. Как я мог отказать, когда она у меня она
Особенная? подсказал Альх
Да, подтвердил Брунс, не понимая значения кривой усмешки чужака.
Зато альх теперь все понял.
Брунс действительно когда-то был троготом, охотником за нечистью, за всяким, кто овладел знаниями управлять потоками и носит в себе кровь сидов. Только сбежал и трусливо спрятался, когда понял, что его дочь не совсем человек и он должен будет ее убить.
Насмешка судьбы, не иначе. Вот только одно любопытно: от кого у девчонки дар? Ведь кровь, которая подчиняет энергию, может передаваться только от носителя. В данном случае, от альва. Вряд ли такая ладная и изящная красота вкупе с добродетелью родится от какого-нибудь дварфа или норны.
Эйлин сделала все, что следует, чтобы спасти ублюдка: очистила и зашила раны, использовала целебные мази и настойки, а после оставила его у нас. Несколько дней она выхаживала засранца, меняла повязки, обтирала его лицо и грудь, а чтобы быстрее поправлялся, она она пела.
Напевы альвов? уточнил Райнхард.
Да, протянул Брунс.
Что было после?
Возможно, он бы никогда и не понял этого, будучи в жару и беспамятстве, но, когда ему стало лучше, ублюдок стал притворяться. Да и я, дурак, подвоха не увидел. Радовался, что дочь улыбается, может поговорить с кем-то еще, кроме меня и живности, которая приходит к ней из леса. Но не песни были самым страшным, о чем узнал Григар. Может, в благодарность за спасенную жизнь он бы никому и не рассказал об этом. Но им овладела похоть.
Когда я ушел на промысел, он попытался воспользоваться моей девочкой и взять ее силой. Но, слава Творцу, Эйлин сумела за себя постоять и припечатала его мерзкую харю раскалённой сковородой, на которой выпаривала травы. Правда, сама ошпарила руки, но это мелочи. Главное, что ублюдок от нее отцепился. Воя и визжа, он вылетел из нашего дома, сыпля проклятьями. Жаль, что я не воспринял его угрозы всерьез. Я думал, что он не посмеет ей навредить: перебесится и утихнет. Но гадёныш стал распускать про мою девочку мерзкие слухи о том, что она нечисть. Что она служит скверне, и что ее нужно отдать правосудию.
А она служит?
Да как ты смеешь?! Она не поклоняется темным и в новолуние не пожирает сердца младенцев!
Сказал тот, кто загубил не одну душу, обвиненную злыми языками в подобной ереси.
Злорадствуешь? Если тебе станет легче, незнакомец, да, я загубил душу, но только одну и только той, кого любил больше жизни. Мужчина опустил голову и в бессильной злобе сжал кулаки: Ортрун, моя милая Ортрун Она никому и никогда не причинила зла, не обидела ни словом ни делом и была для меня целым миром, пока однажды я не узнал, что она другая.
Неужели вера в единого и непостижимого Альхарда победила великую любовь и ты ее предал?
Мужчина кивнул и, словно ища для себя оправдания, признался:
Я был молод, горяч, хотел сделать мир лучше. В то время Ортрун уже носила наше дитя. Я позволил ей родить, надеясь, что девочка не унаследует уродство матери, а после отвез Ортрун в столицу, где ее признали нечистой и приговорили к смерти. Мужчина уперся стеклянными глазами в стену, словно на ней были выжжены картины из его прошлого, которые отразились на его щеках злыми слезами. А теперь и моя девочка последовала за матерью! Не уберег они убили ее! Зря ты спас меня, незнакомец, я был бы уже с ней и со своей возлюбленной Ортрун. Уходи.
Но альх причитаниям Брунса не внял.
Когда это случилось?
Хозяин дома заглянул в стальные радужки незнакомца и словно впервые его увидел.
А тебе какое дело? Кто ты и зачем сюда пришел?
Если скажу, что хочу помочь, поверишь?
Мне?
Твоей дочери, дубина!
Но моя дочь мертва! сорвался на крик Брунс.
Альх поднялся и носком сапога подтолкнул к мужчине руну, что выглядывала из-под узкой кровати, накрытой покрывалом из цветных лоскутков.
А вот сейчас и узнаем. Возьми ее.
Эту медяшку? спросил бывший трогот, поднимая металлический диск с выгравированной по центру руной ветра и с любопытством ее рассматривая. Две параллельные линии под изогнутой напоминали дом без основания. Целую минуту мужчина молчал и хмурился, пока в его глазах не зажглось понимание: Это не возможно! Стихийник?!
Альх кивнул.
Конечно, бывший трогот не мог забыть о самом опасном существе, порожденном древней кровью Изначальных. О проклятом выродке божественного Отца и осквернителе великого рода, извергнутом небесами.
Тебя что-то смущает? Светлая бровь Райнхарда приподнялась, а суровые черты искривились, став хищными.
Брунс хохотнул и резко мотнул головой:
Нет, я готов поклониться хоть самому Изначальному, если потребуется.
Не потребуется.
Тогда, прошу, альх, верни мою девочку домой!
Принимая желание, руна в руках мужчины вспыхнула сизым цветом и выжгла на ладони отпечаток изломанных линий. Брунс, как ужаленный, выронил диск, с тревогой глядя на свою руку:
Что это было?!
Ответ на твою мольбу. Если руна его приняла, значит, выполнить его я способен и девчонка еще жива. Метка исчезнет, как только я привезу твою дочь. Но не сильно надейся: возможно, я просто не успею ее забрать.