Пока поднимались на второй этаж, Астра, зачем-то одной рукой держась за тугую бирюзовую резину перил, а другой махая, как птица крылом, и выбрасывая её вверх, предался размышлениям:
Ведь что такое подъезд? Подъездэто предбанник бытия, считай, потусторонний мир. Весь быт, все разговоры на кухне, все семейные обстоятельства, все молочные зубы выпадают там, там всё делится на ноль, там кров кровных узвсё, всё там, в квартирах, в этих клетушкахклеточках живого тела дома! Нет, точно не живого, я ошибсямёртвого, мёртвого тела дома! Вот идём по лестнице, по этажам, и даже не догадываемся, что совершается за дверьмиа там, а там свой микромирок! Астра вещал беспокойно, у негов предвестии радостных слёздрожали губы, глаза ширились, как степь, и кипели плодовитым светом.
Да ты, никак, мечтатель! разудало проскрипел Репрев.
Да, пожалуй, ямечтатель, важно согласился Астра и проделал такое движение у шеи, будто поправил несуществующий галстук.
Мы здесь мечтателей не больно жалуем, строго отозвался Репрев. Мы низко летаем, я бы даже сказал, ползаем. Приземлённые мы, к земле клонимся. Видишь, на втором этаже всего живём.
Ты сейчас говоришь, как самый последний мечтатель! парировал Астра с улыбкой.
Прозвучало как оскорбление, угрюмо проговорил Репрев. Но я точно знаю, что совершается в этой квартире, и они встали у двери, обитой бурой искусственной кожей, с золочёным пластиковым номером «восемь». Здесь подожди, мой фамильяр вынесет тебе сильфии и поблагодарит за меня. Апельсины оставь на подоконнике.
Ты даже не пригласишь меня зайти? засопел Астра. Некрасиво поступаешь.
А ты навязываешься, прорычал Репрев.
Это я-то навязываюсь? Я всего лишь попросил промочить горло. И всё думал: удобна ли будет просьба, удобна ли она будет?! Полгорода протащил тебя, как дурак, на своём горбу, обливаясь потом, а ты не можешь выполнить даже малейшую мою просьбу!
Сварливо забренчал замок, и из приоткрытой двери высунулась молодая нахмуренная лисица-кинокефалка в нарядном васильковом платьице с вышитыми на нём затейливыми знаками и белой лентой, делящей его вертикально пополам.
Агнушка! возопил Репрев, вздрогнув от неожиданности и весь как-то уменьшившись.
Где тебя носило? Я вся извелась! Места себе не находила! доведённый до крика голос лисицы-кинокефалки хрипел простудной хрипотцой, но и с ней, как отметил про себя Астра, звучал мило и пленительно даже в гневе. И только заметив Астру, она спросила у Репрева, сбавив тон: Кто это с тобой?
Меня зовут Астра, несчастным кротким голосом, но восхищённо сияя глазами, представился он.
Агния, залез лапами на позолочённую ручку двери Репрев и заговорил нежнейшим голосом: Агнушка, дай мне одну минуточку переговорить с моим приятелем. Наедине, понимаешь?..
Говорите сколько влезет, с досадой бросила лисица-кинокефалка. По мне, так хоть живите в подъезде.
Репрев ещё что-то хотел сказать, но Агния хлопнула у него перед носом дверью, едва не прищемив ему его. Репрев некоторое время посидел на бетонном полу, стиснув зубы, и только потом недовольно прошептал:
Так, значит, слушай, что дальше будем с тобой делать. Всей той истории со мной, лежащим на дороге, доктором и операциейеё не было, понял меня? Не бы-ло! И точка. А было вот чтоушки на макушке и мотай на ус: выкопал я, значит, бутылку пентагонирисового нектара, иду я с ней в зубах
С бутылкой пентагонирисового нектара в зубах? переспросил Астра, вконец запутавшись. А закапывать было зачем?
Да. С бутылкой. Пентагонирисового нектара. Вот в этих вот зубах! показал зубы Репрев. А закапывать зачемты что, совсем не разбираешься в пентагонирисовом нектаре? Его закапывают утром, чтобы за день он подготовился, настоялся, созрел, а на следующее утро выкапывают. Эх ты, непосвящённый! Но больше меня не перебивайслушай, тебе говорю, внимательно. Шёл я, значит, с бутылкой пентагонирисового нектара в зубах, как вдруг со мной столкнулся один кинокефалэто ты, если туго доходит. Как ты извинялсяпросто песня! И ты же любезнейше предложил приобрести мне, взамен разбитой, новую бутылку и четыре апельсина сверху. Мы обходили все магазины в округе, ноты не поверишь, Агния! ни в одном из них не было пентагонирисового нектара! И только потом Астра вспомнил, что у него дома в серванте запрятан один экземплярчик, но мы и так задержались и, чтобы ты не волновалась, решили вернуться домой. Ну, ко мне домой.
То есть ты ещё и обвиняешь меня в том, чего я не делал? начинал сердиться Астра. Я врать не буду, и тебе меня не заставить, ячестный кинокефал!
Честный ты, честный, кто же что говорит! сказал, нервно рассмеявшись, Репрев. Но тебе врать не придётсяэто возьму на себя я, тебе останется только поддакивать. Ну что, согласен?
Почему бы не сказать правду? не понимал Астра.
А что такое правда? сказал Репрев. Правдаона твоя и моя. У менясвоя, у тебясвоя. Ничего не будет, если немного приукрасить: мир не остановится, не схлопнется. Маленькая ложь никому ещё не повредила, она, наоборот, полезна бывает. Вот как сейчас! Пойми меня, у Агнии характер тяжёлый, несносный, кровь у неё горячая, она как лесной пожарвспыхнет, так гибнет всё живое! В этом мы с ней похожи, наверное, поэтому вместе и уживаемся, только я куда как отходчивее. Воображение у тебя, вижу, богатое, вот и представь, что будет, когда она твою хвалёную правду узнает! Ой, что будет, что будет! Не поздоровится нам. Да-да, ты не ослышалсянам! Если ты, конечно, не передумал и всё ещё хочешь горло просушить. Но теперь я, наверное, даже попросил бы тебя остатьсявыдавил из себя Репрев, водя глазами по стоптанному придверному коврику.
А что так? прочувствовав собственное достоинство, спросил Астра вроде и свысока, но не всерьёз, смеющимся голосом. То ты меня гонишь, то в гости зазываешь?
Если ты сейчас уйдёшь, она из меня всю душу вытрясет своими вопросами: кто такой был этот кинокефал? Почему я о нём никогда ничего не слышала? Чего ему нужно было? И всё в таком духе. А если учуета чуйка у неё, друг, ого-го, всем бы такую чуйку! если учует, что отвечаю уклончиво, юлить начинаю, она, кроме того, что душу вытрясет, вдобавок с меня три шкуры спустит и хвост оторвёт!
Ну что мне с тобой делать? Не бросать же в беде, улыбнулся Астра, и Репрев улыбнулся ему в ответмол, уважил.
Астру теперь мучила жажда совсем иного толкажажда во что бы то ни стало поближе узнать прекрасную кинокефалку. Но и жажду познания Астре не дали утолить: позади открылась дверь, и в подъезд, шаркая большими тапками, из которых всё равно выпадали пятки, вышла высокая серая волчица-кинокефалка с серым же лицом. Халат, похожий на простыню, висел на ней, как на вешалке. Выпрашивающими воловьими глазами, застиранными от горя, она взглянула сначала на Астру, а когда её взгляд упал на Репрева, несмело улыбнулась и сказала пришибленным слабым голосом:
Что-то давно мальчика вашего не виднои поздоровалась со всеми кивком головы и тихим: «Здравствуйте». Астра с Репревом годились ей в сыновья.
Нет, мы каждый день гуляем. Это вы куда-то пропали, Ариадна, Репрев говорил очень вежливо, кланяясь мордой; таким Астра его ещё не видел.
Пусть в гости заходит, с надеждой сказала волчица-кинокефалка, кивнула на прощание и зашла обратно в квартиру.
Какая приятная кинокефалка, уважительно сказал Астра.
Да-а, приятная, ответил Репрев, тяжело вздохнув. Только беда у неё: дочь пропала без вестикак в воду канула. Ничего нового.
Как пропадали дети и взрослые, так и пропадают, с прискорбием согласился Астра.
И ничего этот хвалёный отряд не может с этим поделать. Тоже мне, защитнички! плюнул Репрев. Был бы я в отряде, у меня бы ни один ребятёнок не ушёл! Ладно, пошли, а то на нашу возню все соседи сбегутся.
Агния не заперла дверь на замок. В маленькой квартирке было тесно, но уютно, и курился тонкий, как кружево, погружающий в сон дым. В коридоре жался к стене излизанный лаком дебелый платяной шкаф с не до конца закрывающейся дверцей. Чуть поодаль и правее располагалась кухонька. В середине угловатой комнаты с ненужными выступами и выемками в стенах, коих для маленькой квартирки насчитывалось немало, стоял похожий на катушку ниток стол, за которым на кресле с высокой спинкой сидел маленький дракон, держась за бока сиденья упрятанными в красные варежки ручонками, и качал ножками. Большущими аметистовыми глазёнками он с неудержимым интересом, грозящим вылиться в бурный восторг, смотрел на гостя. На столеодин пустой стакан-градусник на деревянной треножке, золотистый плетёный хлеб, разломанный гранат, вазочка с конфетами и венец всегошоколадный торт с апельсиновой цедрой. У стола, в выемке стены, пристроилась расстеленная большая трёхспальная кровать, к ней прислонилась треснутая гитара. Над кроватьюполка с книгами и испустившим дух кактусом. В квартирке творился упорядоченный беспорядок.