Я почувствовал и другое прикосновениечья-то маленькая узкая ладонь крепко держала меня за плечо. Я догадался, что кто-то меня будил. Но «птица» не желала отпускать. Я взмолился, чтобы неведомая рука не сдавалась, чтобы разбудила меня уже наконец. Я почувствовал себя безвольной игрушкой, которую тянут в разные стороны два упрямых ребёнка. А потом один из них упустил меня, а второй выкинул на свою сторону по инерции
Я резко сел на кровати, раскрыв глаза настолько сильно, что боль пронзила уголки век. Неясный свет за окном был самым великолепным зрелищем в моей жизни. Я смотрел на него, не моргая, боясь, что если закрою глаза хоть на миг, то вновь провалюсь в пустоту. Я медленно осознавал, что вернулсявновь, в очередной раз. Я всегда возвращаюсь. А «птица» осталась там. Её некому было разбудить.
Кто-то вновь тронул меня за плечо. Я повернул голову и различил в сумраке девушку. Нет, это девочка, угловатая, по-мальчишески нескладная. Тёмные короткие волосы растрёпаны, а медицинский халат велик на несколько размеров. Я попытался вспомнить, говорил ли мне Кейн о новой медсестре, но сейчас это оказалось слишком сложной задачей. Сердце стучало так громко, что заглушало все остальные мысли.
Девочка внимательно на меня посмотрела, убедившись, что я больше не кричу. А потом отошла назад и уселась на стол, свесив худые ноги и принявшись читать что-то, что было в её руке. На меня она больше не обращала никакого внимания. Я понял, что она вообще отвлеклась от чтения только потому, что я начал кричать во сне.
Я пытался привести дыхание и пульс в норму. Взгляд блуждал по комнате без всякой мысли. Я хотел было спросить девочку, как она читает в полной темноте, но в этот момент увидел, что моя прикроватная тумбочка пуста. Я вновь взглянул на незнакомку и понял, что в руке у неё мои рукописи.
Какого чёрта! не выдержал я и заорал севшим голосом. Я не позволял никому их трогать! Положи их немедленно на место!
Девчонка подняла на меня укоризненный взгляд, но мой крик её совершенно не смутил. Даже в темноте я отчётливо видел её глаза. Она задумчиво отвела их, свернула в узких ладонях мои рукописи.
Ты калека, произнесла она. В этой короткой фразе не было издёвки или даже укора. Девочка была разочарована. Она ожидала чего-то или кого-то другого. В растерянности я проглотил все бранные слова, какие хотел ей высказать.
Раздались торопливые шаги по коридору. Кто-то бежал, услышав мои крики. Девчонка спрыгнула со стола, подошла к окну и с дикой грацией выпрыгнула на улицу, унося с собою мои рукописи. Она даже не взглянула на меня ни разу. И в этот самый момент в комнату ворвалась миссис Роуз, щёлкнула выключателем, и яркий электрический свет ослепил меня. В следующий момент я услышал её испуганный крик. Я никогда и представить не мог, что эту женщину можно чем-то испугать. И сейчас я мог только гадать, что вызвало у неё такую реакцию. Только через долгих несколько секунд я смог вновь открыть глаза, уже привыкшие к свету. Я увидел медсестру, по-прежнему стоящую на пороге. Обеими руками она прикрывала свой рот, чтобы вновь не закричать. Я проследил её взгляд: он был направлен мне за спину. Как смог, я постарался обернуться и увидел простыни, на которых лежал, пропитанные насквозь кровью. С трудом я понял, что это моя собственная кровь. Красный цвет казался таким нарочито вызывающим в этой абсолютно белой комнате
Миссис Коултер была воплощением спокойствия. Она была белой посреди своего белого кабинета. Здесь больше не было ни красного, ни других цветов. Её светлые глаза буквально держали меня, а я не знал, куда от них деться. Я даже уйти не мог, сидя в своей чёртовой коляске.
Я всё рассказал. Мне нечего больше добавить, произнёс я и вскинул единственную здоровую руку в знаке капитуляции. Торс мой был плотно перебинтован так, что мои движения стали ещё скованнее, чем обычно.
Вы поступили весьма опрометчиво, мистер Аррен, скрыв от нас ваши психические расстройства, проговорила Коултер в свойственной ей манере, чеканя каждое слово, будто гвозди в крышку гроба забивая. В вашем нынешнем состоянии вы опасны прежде всего для себя самого. Что и доказывает минувшая ночь.
Вы вообще видите меня? с нажимом проговорил я, заглядывая в её бесцветные глаза. У меня руки сломаны!
Я нелепо изогнулся в кресле, пытаясь завести руки за спину так, чтобы коснуться ногтями спины. Но они не слушались меня совершенно. У меня не получилось даже повернуть руки вверх. Я пробовал это сделать уже раз десять за последние полчаса, что сидел перед невозмутимой миссис Коултер: изгибался в самых нелепых позах, пытаясь завести руки назад. Я не мог этого сделать даже нарочно. А она смотрела на меня, как на несмешного клоуна. Или как на глупого ребёнка, который решил подурачиться в неподходящий момент.
В бессознательном состоянии люди могут совершать то, что не в силах сделать по своему желанию, возразила белая женщина, словно не замечая моих бестолковых потуг и кривляний.
Привяжите меня на ночь к кровати, выпалил я, последнее, что мог придумать. Чтобы я точно не мог ничего сделать. Если это повториться, вы убедитесь, что это сделал не я сам.
Мистер Аррен, впервые по её тону пробежала лёгкая интонация усталости: ей тоже начинал надоедать этот разговор, который никоим образом не мог изменить её мнения. Мы не психиатрическая лечебница. У нас нет права привязывать наших пациентов. У нас нет компетенций и для того, чтобы делать какие-либо выводы на основе того, что вы нам рассказываете. Всё, что я могла сделать для вас в данной ситуациия сделала ещё утром. Утром я позвонила своему хорошему знакомому. Он занимался психическими расстройствами в течение трёх десятилетий. Сейчас он отошёл от работы в силу возраста, но поверьте, свои знания он нисколько не растерял. Уже сегодня вы сможете поговорить со специалистом, который вам сейчас действительно необходим.
Чёрт бы вас всех побрал, беззлобно, обессилено пробормотал я. Знаю, что он мне скажет: всё до последнего слова.
Неужели? ехидно переспросил Кейн.
Этот мозгоправ сказал, что я пытаюсь стереть свои болезненные воспоминания. Поэтому мной самим создаётся эта пустота, в которую я попадаю в кошмарах, ответил я, сидя на кровати. За окном уже стемнело. Кейн терпеливо меня выслушивал, хотя издевательская ухмылка не сползала с его губ. Его весьма забавляла моя эмоциональность, а я мог не стесняться в выражениях, вспоминая прошедший день. Ещё он долго рассказывал мне гнусавым голосом о том, что людей, вернувшихся с войны, зачастую мучают угрызения совести о том, что многие их товарищи не вернулись домой. Это мои воспоминания кричат в моих кошмарах в последние дни и цепляются за меня, не желая отпускать.
Всё это я рассказывал ему, пародируя голос престарелого доктора. Поэтому Кейн изо всех сил старался сохранить серьёзность, подобающую подобным разговорам, и не расхохотаться в полную грудь. Его отношение ко мне нисколько не изменилось за минувшую ночь, и это меня радовало больше всего. Для меня это было важно. Мне казалось, что Кейн оставался единственной соломинкой, за которую я держался и не замыкался в себе полностью. С ним я мог оставаться нормальным. Он, конечно, отдавал себе отчёт в том, что у меня серьёзные проблемы, но, в подтверждение нашего вчерашнего разговора, он видел и понимал, что я всё ещё чётко разграничиваю явь и кошмар, в этом отношении минувшая ночь ничего не поменяла.
Да из него разве что песок не сыплется! А он делает вид, что всё понимает и может мне помочь своими россказнями о психологическом замещении! Тьфу! взорвался я в очередной раз за этот вечер. Я хотел было вскочить на ноги, но получилось слишком медленно и слишком жалко. А ещё к тому моменту, как я оказался в вертикальном положении, я устал, словно шахтёр после целой смены, и вся моя спесь мигом улетучилась. Я не хочу ничего замещать никакими образами. Я не хочу ничего стирать из своей памяти. Это мои воспоминания, и я хочу, чтобы они остались со мною! А он мне рассказывает про пустоту
Я доковылял до окна. Кейн сидел на табуретке и всё это время приглядывал за мною.
Вы сами-то что думаете про произошедшее? спросил он, несколько примирительным тоном, чтобы я перестал браниться на всех подряд.
Понятия не имею, что я думаю, фыркнул я. Я ещё не выжил из ума, как тот старый кретин, если ты об этом, Кейн. Я в состоянии понимать, что сны не могут расцарапать человека до крови. Впрочем, не может этого сделать и сам человек, если у него руки сломаны.