У меня за плечами висела холщовая котомка с запасом еды на два дня и отцовской фляжкой с водой. Отец на прощание сумрачно сунул мне в руки плоскую крынку с низким горлышком:
Вот, возьми. Пригодится.
Родители меня не провожали: пришли только сестрёнка с братиком, сосавшим леденец. Пришла и Хелька, а также подружки Ермина и Малька. Так мы и толпились тесным кружком: родители моих друзей и других парней чинно стояли в сторонке и нашим разговорам не мешали. Хелька то и дело всхлипывала:
Мальчики, ах, мальчики, как я вас всех люблю! и вытирала платочком уголки глаз.
Другие подружки охотно смеялись, возбуждённые прощанием.
Мне было неловко из-за хелькиной сентиментальности, я то и дело пытался её приструнить:
Ты чо? Нет, ну ты чо?! Не реви.
Мы все грызли мелкие орешки и в последний раз вспоминали общих знакомых и друзей. Солнышко жарко пригревало, мой маленький братик канючил и просился домой.
Застучали подковы: понурые лошади потащили со двора комендатуры гружёные телеги со спешно собранными припасами.
СТА-НА-ВИСЬ!!! грозно и одновременно радостно заорал красномордый комендант, явно поддатый.
Несколько городских стражников, которых направляли нас сопровождать, стали спешно подталкивать мужичков древками копий поближе к скрипучим телегам, формируя из них нечто похожее на походную колонну.
Громко взвыли женщины; девчонки спешно кинулись целовать нас на прощанье. Я, подгоняемый толпой, уносил на своих губах знакомый вкус вишенок моей лесной феи. Позади грустно плакала чья-то дудочка.
Мальчишки увязались за нашим отрядом, проводив его за ворота и потом ещё с поллиги. Некоторые положили на плечи палки, подражая новобранцам и топали, со всей серьёзностью изображая заправских вояк. Стая крикливых ворон сделала над нами круг, но, не видя поживы, убралась назад в город.
Эк, ты, вороньё-то кружит Плохая примета.
Мал-чать! гаркнул стражник, потрясая копьём. Поговори мне тут философ.
Теперь можно и оглядеться. Я невольно присвистнул: сброд какой-то. Как будто разбойники, вооружённые, чем попало, охраняют подводы с добычей. Я, Ермин и Малёк имели мечи, причём у моих друзей игрушки оказались не хуже моего: у Ерминаотцовский, а Мальку купили небедные его родители, иностранный. В целом же мечей в отряде оказалось совсем мало.
Зато многие мужики, действительно, как комендант и предрекал, шли на войну с палками: они тащили на плечах шесты, на концы которых насадили крупные ножи и даже лезвия крестьянских кос (с нами вместе пылили и два десятка деревенских парней). Кто-то взял топор, у кого-то имелся щит, в недавнем прошлом служивший крышкой для кадки. Многие из наших вообще шли с пустыми руками, твёрдо уверенные, что в армии всем дадут настоящее оружие, и нет смысла тащить всякий хлам через всю страну. Несколько «молодых» ветеранов из армии, повторно шедшие на службу, всё-таки имели доспехи, а вот остальных от вражеской стали защищали только рубашки
Как раз именно бывалые ветераны и сомневались, что армия ждёт всех с горами железяк: «Скажуторужия после боя будет всякого навалом, выбирай любое, и погонят толпой на врагов.» Мы пытались разузнать, кого же из них вооружали подобным образом, но они только отмахивались: «Ой, да знаем мы, какое в армии снабжение»
Очень скоро «щиты», топоры и прочий «садовый инвентарь» подуставшие мужики начали складывать на телеги. Снимали и торбы, заплечные мешки. Мы, закалённые нашим Учителем, топали со своим грузом, не понимая чужих проблем, а вот Ермин запыхался и тоже разгрузился.
Дорога на войну оказалась не подарок. Солнце припекалокое-кто из горожан с непривычки брякался в обморок. У нагруженных телег вечно что-то ломалось, а мы останавливались и ждали. На весь отряд не взяли ни одного походного котла, и мы оказались в дурацком положении: крупаесть, а варить еёне в чем. Командир отряда ругался в каждой встречной деревне, но селяне не могли нас обеспечить большими котлами, а их чугунки без подвесок нам и даром были не нужны. Или попрятали ихсамим сгодится, кто ж его знает Немногие счастливчики, взявшие в дальний поход котелки, блаженствовали: им-то каши хватало. Я ругал себя распоследними словами: тоже мнесын жестянщика, паршивого котелка взять не догадался. Расскажи комуне поверит.
Как говорится в старой сказке: на сотой лиге солдату даже иголка стала в тягость. Мы, ученики школы боевых искусств, в конце-концов тоже захотели пристроить свои немудрёные пожитки на телеги, но для нас места уже не оказалось. Начальник ругался: телеги и так ломаются чуть ли не каждый день каждая, и без вашего лишнего скарба!
Кстати сказать, командир отряда нам попался такой, какой надо. Из бывших ветеранов, служивший в городской страже и не пропивший ещё там мозги окончательно, седой, патлатый и широкомордый. Вот, скажем, начался летний дождичек, а у нас все мешки непокрытые. Так он мигом скомандовал скидывать рубахи и прикрывать все телеги. Мы в тот день топали весело, голые по пояс.
Телеги, оказывается, очень выручают в походах, особенно при ночёвках: не так донимают кровососущие насекомые, и от дождя укрытие хорошее. Снял несколько мешков, обложил с боков, выкурил дымом надоедливых комарови почти что уютный дом.
Командиру очень не хотелось устраивать нас на ночь в деревнях, и мы ночевали, как правило, за сельским частоколом. Теперь-то я понимаю, что он не хотел ссориться с местными крестьянами, так как полторы сотни молодых мужичков без бабэто для любой деревни тяжёлое испытание. Всем хочется выпить и заночевать с бабёнкой помоложе, а где ж на такую ораву всего напасёшься: и выпивки, и закуски, и девок? Однако, такие меры предосторожности помогали лишь отчасти: все страждущие всё равно втихаря сбегали из лагеря. Наш Малёк сделал это первый, а на другой день прямо с утра стал донимать нас своими восторженными рассказами, какая ему ладная девица попалась. Я с недоумением спросил:
Но ведь у тебя же подружка в городе осталась?
Он засмеялся, довольный жизнью:
Ну, и что? Мы ж теперь вернёмся не скоро И она, думаешь, меня будет у окошка дожидаться? Ага, щас, вот так и расселась! И твоя Хелька тебя дожидаться не будет
Я ему врезал в челюсть. Он сумел увернуться, хотя ему всё-таки немного перепало, и его отбросило наземь. Идущие рядом изумлённо уставились на нас, а кто-то спешно отошёл подальше: ну их, этих «школьников».
Ладно, ладно, пошутил я! он прикрылся руками. Как хочешьдело твоё. Что я тебе сделал?
Бить Малькаэто недостойное занятие для воина. Это я прекрасно понимал, и только рыкнул. Он не умел обижаться, вскочил и, как ни в чём не бывало, вновь зашагал рядом.
Я обозлился на себя: ведь сколько раз Учитель говорил, что ни в коем случае нельзя вскипать из-за каждого слова, а я опять поддался необузданным чувствам. Интересно: а если бы мой меч был на поясея что, рубанул бы приятеля???
По счастью, наше оружие ехало на телеге: командир всё-таки выбил несколько «лишних» в тех деревнях, через которые мы проходили. Бесплатно, конечно. Под бабский вой и причитания, неприятно резанувшие меня по сердцу: как же так, мы делали неприятности своим же, которых шли защищать. И они тоже хороши: никакой готовности к жертвам. Ведь мы на смерть шли, вообще-то, а не на сенокоснеужели для нас несколько телег жалко?
«Обид» от местного населения получили мы немало. Вот, например, тот же Малёк однажды принёс нам украденную курицу, со свёрнутой шеей и вручил, весь такой сияющий.
Это ж воровство! возмутился я, а Ермин меня поддержал сомнительным хмыком.
Ещё чего! обиделся Малёк. Солдат должен хорошо питаться, а мы жрём, что попало
Он отчасти был прав: взятые припасы быстро закончились из-за непредвиденных остановок, а кормиться нам без котлов оказалось невмоготу. Мы обедали в деревнях: командир останавливал отряд и с помощью местных старост распределял нас на кормление. Но крестьяне кормили нас тем, что и сами ели, а питались они нежирно По крайней мере, курами и утками нас нечасто баловали. Так что я махнул рукой на просыпающуюся совесть, и мы радостно зажарили ту ворованную Мальком птичку на углях, да потом ещё и причмокивали.
Эх, эти непредвиденные остановки Телеги ломаютсяладно, это ещё полбеды. А вот люди ломаютсяэто совсем беда. Наш командир придерживался железного принципа: «никого не бросать!» Городские мужики с непривычки натирали ноги до кровиих укладывали на новые, реквизированные специально для них повозки. Очень многие стали поноситьмы их все терпеливо ждали, пока они опорожнят свои бедовые животы. Если понос не заканчивался, то их всё-таки оставляли, но не на дороге, а в попутных деревнях. Как они потом обратно в город возвращались, без денегпро то уже мне неведомо