Верю, он кивнул. Ваша армия разбита. Её или вообще нет, или она за сотню лиг отсюда. Никто не посылает лазутчиков в такую даль, будучи в здравом уме. И вы не нихельцы: я это точно вижу, и не будете служить им, так как презираете их. Быть может, только за деньги? А?..
При слове «деньги» я невольно внутренне дрогнул. Наверное, Хан это почувствовал:
Так что ты скажешь в своё оправдание, воин? и зажевал ещё одну ягоду.
Нам не в чем оправдываться, гордо ответил я. Мыне лазутчики, ехали своей дорогой и никого не трогали. Мы не хотели сдаваться нихельцам в плен, и пытались дойти до своих по тем землям, где нихельской армии нет. А девушку взяли с собой потому, что она тоже не хотела жить у нихельцев в подчинении. Спроси у неё сам, повелитель: неужели ей хотелось бы остаться в Гренплесе?
Хан, конечно же, допрашивал нашу Солнышку не один раз. И очень умело. Но, когда мы ещё ехали в плен все вместе, я строго-настрого предупредил всех, чтобы все говорили одно и то же. Нашей подруге предлагалось не скрывать, что лечила раненых, и что боялась оставаться в городе. В конце-концов, Хан мог выбить из неё и то, что её отецне простой мужик, а центурион. Лишь бы она не призналась, что мы золото везём. Но, если бы она про это сказала, то нас бы уже давным-давно выпотрошили
Так как моё предложение кинуться допрашивать девушку Хан откровенно проигнорировал, то я догадался, что он её уже расспросил обо всём, что сам считал нужным. Конечно же, наша Солнышко никак не могла сознаться, что мылазутчики: она прекрасно знала, что это такое, и знала, что мы совсем не такие
Что ж, Хан оказался в тупиковой ситуации: он никак не мог доказать, что мывражеские лазутчики, так как мы сюда не сами шли, а нас привезли насильно его же воины. Но и отпускать просто так солдат Его Величества ему не хотелось по какой-то неведомой мне причине.
Повелитель, я продолжил разговор, так как молчание затянулось. Наши народы жили в одной стране без войн многие годы. Почему же Вы вскормили в себе ненависть к нам?
Мой Учитель как будто бы сам задавал вместо меня все вопросы, сидя у меня в голове, а я лишь рот разевал, исторгая слова.
Почему?! вспыхнул Хан и даже вскочил. Да потому, что ваш народ наслал проклятие на наш род! Он принёс нам болезни, которых раньше не было, и теперь у меня люди умирают чаще, чем рождаются! Ваша женщина как раз лечила такую болезнь. Она её победилазначит, вы умеете обуздывать её демонов, а нам вы подсунули эту хворь, так как мы не знаем секрета спасения от неё! Вы желаете уморить нас всех и очистить наши земли, чтобы взять их под свою руку!
Да кто ж Вам сказал такое, повелитель?! невольно изумился я, никогда не думавший, что болезни, оказывается, можно «насылать», «подсовывать», как будто это амулет какой, заряженный дрянью. Нет, я, конечно, слышал, что есть такие злобные бабки-ведуньи, которые могут довести любого человека до тяжёлой болезни своими наговорами, но чтобы вот так, целый род вогнать в болезньэто было что-то новенькое
Кто?! ещё больше вспылил Хан, но тут же осёкся, так как явно не хотел выдавать свой источник информации. Мне открыл глаза мой давний друг, житель вашей страны. И даже рассказал подробно, КАК такое можно сделать
Что ж, в таких материях я был не силён, и никак не мог спорить заочно с неким другом, специалистом по лекарской (или чёрно-магической?) части.
Повелитель, смиренно сказал я. Но ведь мы-то к вашим бедам не имеем никакого отношения. Нас сюда привезли насильно, а до этого мы ничего про вас и не знали. Наша женщина вылечила вашего больного: неужели мы не заслужили того, чтобы нас отпустили домой?
Этот дикий степняк, надо признать, всё же имел некоторые понятия о совести. Исцеление больного, который, очевидно, был ему очень дорог, настроило его на благодушное настроение, не развалившееся даже от вспышки внезапного гнева. Он сунул руку в карман, вытащил несколько монет и швырнул их мне под ноги:
Только из уважения к искусству вашей женщины я отпускаю вас. Она очень за вас просила. Сгиньте с глаз моих, и не дай вам боги снова встретиться со мной!
Что ж, мылюди не гордые: я наклонился и поднял монеты. Золотые. Это неплохо.
Что-то меня загрызло изнутри, предчувствие чего-то знакомого. Я внимательно присмотрелся: так и естьодна монета отличалась от других. Я наложил её на другую: края монет немножко не совпали, и совершенно не оставалось сомнений, которая из них отчеканена не в нашей стране
Мои манипуляции не остались незамеченными. Хан недовольно прикрикнул:
Ты что же, сын шнырги, сомневаешься в том, что получил из моих рук?!
Никак нет, повелитель, я поклонился. У меня, наоборот, нет никаких сомнений: я тоже встречался с вашим хорошим другом и тоже брал из его рук вот такое золото.
Я показал Хану монету излишне правильной формы.
Того, кто носит с собой такие монеты, наша Служба безопасности державы сажает в тюрьму: они слишком уж круглые. Я сам еле-еле от её стражников выкрутился. Так что, если ваш друг снова принесёт такое золотоможете смело сажать его на кол; или как тут у вас такое делается? И не верьте больше ни единому его слову: это очень опасный человек.
Я швырнул ненужную монету обратно Хану, остальные зажал в кулак, прижав к груди, и очень глубоко поклонился:
С Вашего милостивого соизволения, мы отправляемся в путь завтра. Все трое.
Ханские телохранители невольно скосили алчные взгляды на жёлтый кругляш, валявшийся на ковре.
«Ты всё сказал и сделал правильно, Воин», похвалил меня Учитель.
Скоро будем дома
Нам повезло, очень сильно повезло: мы возвращались все трое, под охраной группы всадников. Груженые золотом под завязку.
Врать не буду: проводили нас честь по чести. Даже Милягу помогли запрячь по уму: пришёл какой-то затырканный мужичок в рваном халате и очень ловко и умело затянул упряжь. (Кажется, это был тот же самый, который увёл нашу лошадку под конвоем в день нашего приезда.) Подошла женщина, молча низко поклонилась и вручила нам мешок с провизией в дорогу.
Мы аккуратно уложили все горшки обратно в телегу, запрягли Милягу, взяли подаренные нам съестные припасы и тронулись в путь. За время проживания в гостях мы хранили горшки в своём шатре, ни на минуту не оставляя их без присмотра: за ними обязательно наблюдал кто-то из нас двоих.
За время нашего вынужденного гостевания Солнышко несколько раз приходила к нам, отливала жидкость из того или иного горшка и снова уходила. Малёк жадно её расспрашивал, но девушка приходила под охраной, и сопровождавшие её решительно прерывали все разговоры. Наверное, ей наши горшки и не нужны были: ей хотелось убедиться, что мы живы-здоровы.
И вот, наконец, мы разговариваем без помех. Малёк, как всегда, затянул ту же самую песню: а хан к тебе приставал? А другие? И сколько раз? Солнышко весело смеялась и отвечала, что Хан не обращал на неё особого внимания, не возбуждаясь от предвкушения любви женщины-лекаря: вдруг ещё болезнь какую подошлёт? Мало ли
Наша подруга рассказала, что ночевала она в одном закутке с тремя жёнами владыки. Дети Хана были уже почти взрослые и спали в другом отгороженном углу. Лечила она старшего сына правителяни много, ни мало! Парень оказался очень плох, ворочался и бредил. У него был сильный жар; он покрывался потом от слабости.
Чем же он заболел-то? спросил я.
Гнойное воспаление горла, махнула рукой девушка. У кого-то легче проходит, а у этого ребёнкатяжело: пурпурная мелкая сыпь на коже, лихорадка, язык покраснел. Нужно было давать обильное тёплое питье с кислым чем-нибудь, фруктовые соки, жидкую или полужидкую пищу. Молока пить побольше, горло полоскать настойкой шалфеяглядишь, Пресветлый и помилует, если не будет осложнения на сердце или в голову. Нам повезло: мальчишка стал выздоравливать, и, кажется, убогим не станет.
А, это спросил я, подыскивая слова. Эту болезнь можно подсунуть как-нибудь? Ну, то есть, взять там что-нибудь и принести с собой? А? Хан думает, что её кто-то нарочно ему принёс: у него много людей заболело.
Ну, наверное неуверенно ответила Солнышко. Ведь были же в истории случаи массовых моров. Как-то же эти болезни тогда внезапно появлялись как будто из ниоткудаи сразу почти у всех Кто-то говорит, что смертный мор крысы могут принести, другой уверяет, что блохастые собаки. Фельдшер наш говорил, что чистота в домах должна быть, а у этих степняков такая грязь, что любая зараза приживётся. Я спрашивала женщин: такую болезнь никто из них не знает и раньше не встречал. Многие дети заболели; кое-кто даже умер. Все, конечно, жалуются на гнев своих богов.