Моим учителем в гончарном ремесле был человек из южных краёв, я ещё раз поклонился. Он научил меня особенностям ведения мудрых речейпусть его годы будут долгими.
А скажи мне, гончар, снова вкрадчиво прищурился Хан, зачем вы потащились в наши края? Неужели вам не нашлось места в ваших деревнях?
Уважаемый, моя сестра с мужем хотели непременно жить в тех местах, где нет нихельцев. Мы пытались дойти до тех мест в обход, где нет их армии.
Нихельцы Дети шныргов, нахмурился владыка и, злобно выхватив и вонзив нож в строганину, снял с острия наколотый кусочек и начал неспешно его жевать.
Он умолк надолго, жуя вяленое мясо, запивая его из кувшина и задумчиво глядя вверхнаверное, в то самое отверстие в потолке. Захвативший нас командир тоже почтительно молчал; тем более помалкивали те, кто держал меня за плечи. Я стоял коленями не на голой земле, а на ковре. Хоть и пыльный, грязный, затоптанный, но всё-же ковёр. У нас такой купить не каждому под силу, а у Хана таких валяется по всему пространству шатра чуть ли не в два слоя
Хорошо, твоя сестра будет лечить, наконец заговорил он, глянув на меня в упор. Но учти: если она не сможет вылечить нужного человека, то тогда вы все будете казнены как презренные лжецы.
Он сказал это безо всякого скоморошьего пафоса или позёрства, просто перед фактом меня поставил. И я сразу понял, что спорить тут бесполезно, даже если нам попадётся изначально безнадёжный больной. Вот такие в здешних местах действуют деловые договоры: извольте принимать, как есть.
А если вылечит? быстро спросил я, нутром поняв, что надо обязательно получить некую гарантию на случай успешного завершения лечения, иначе сделка будет неравноправной.
Хану как будто на больную мозоль наступили: он сморщился. Ага, попался, голубчик: рядом с ним стоял не последний человек из его племени, и любое слово из-за этого получало дополнительный вес.
Если вылечит, ответил он так, как будто я из него слова клещами вытягиваю, то тогда я отпущу вас с достойной наградой, как и полагается по законам нашего гостеприимства.
Хан отмахнул в мою сторону кистью руки, отвернувшись, меня мигом подхватили и потащили к выходу. Высокая аудиенция была закончена.
Нас с Мальком поселили как раз в простеньком таком конусообразном шалашике, а Солнышке выпала великая честь жить в самом ханском шатре. Мой друг аж зубами скрипел от злобы и лютой ревности, но ничего не мог поделать. Свидания нам запрещали; мы могли видеть девушку лишь случайно, издалека. Кого она там лечила?! мы изнывали от замысловатых догадок. Я попытался разыскать и расспросить того командира отряда, который нас сюда затащил, но он мне никак на глаза не попадался, сколько я ни кружил по становищу. Наверное, опять ушёл в дальний дозор: никто мне ничего не сказал. То ли дикие степняки вообще наш язык не знали, то ли им говорить с нами было запрещено, но на мои расспросы все лишь мотали головами, улыбаясь или хмурясь.
Нам учинили допрос раньше, чем поселили в шалаш. Пытали Малька отдельно от меня, но мы-то легенду придумали заранее, до отъезда из последнего села: ехали к своим, в обход нихельцев, никого не трогали, а нас сюда насильно притащили. Разумеется, получившие по зубам степняки пытались выяснить: а не пришлось ли нам застать некое великое чудо явления потусторонних сил в сами-знаете-каком месте, на что мы с самым честным видом отвечали: да, мы там ночевали, слышали предрассветную битву и видели ужасный дым. Кажется, кто-то там разбудил дьяволаи мы исступленно осеняли себя знаком Пресветлого, выкатывая круглые глаза, наполненные бездумным ужасом. Малёк-лицедей при этом ещё и плевал себе под ноги, старательно растирая плевки подошвой, чуть ли не рубаху на себе рвал от ворота, доказывая, какие там творились кошмарные ужасы.
Так как допрашивать нас с применением зверских пыток приказа не поступало (Хан ведь при авторитетном свидетеле пообещал поступить с нами по законам их гостеприимства), то нас оставили в покое, и мы зажили в полном неведении о том, кого ж там наша Солнышко лечит и с кем спит. Нам приносили мясо, белый горох (ну, это я сам придумал такое название этим крупным зёрнам, а как они на самом деле называютсяне знаю), лепёшки, кислое молокожить, в общем-то, было можно. Только безделье тяготило, а тренироваться нам было нельзя: мы же прикидывались обычными беженцами
За время нашего пребывания случилось одно яркое событие, взбудоражившее стойбище: возвращение охотников. Галдящая толпа сбежалась их встречать; мы тоже затесались в общий поток, благо от скуки совсем изныли, а других развлечений не предвиделось.
Кавалькада довольных охотников подъехала к лагерю. Они излучали торжествующую радость за много миль, издали приветствуя встречавших их соплеменников взмахами рук и копий. Степняки восхищённо вопили в ответ на каждый такой жест, особенно полуголые детишки: те аж подпрыгивали и приплясывали. Старики возносили хвалу известным им богам, благовейно проводя иссохшими ладонями по морщинистым лицам и задирая седые бороды к выцветшему от жары небу.
Через крупы коней были переброшены тела убитых животных. Таких навьюченных коней вели на поводу, без седоков и сёдел. Среди охотников я, удивлённый, узнал и Хана, хотя он и был выряжен в такой же бесцветный серый халат, как и другие воины, отличаясь от них лишь нагрудником с медными защитными пластинами. Хан безо всякого высокомерия приветственно махал рукой своим подданным, широко улыбаясь, обнажая крупные желтоватые зубы.
Убитую дичь стаскивали наземь и волочили на разделку. Туши оказались уже выпотрошенными и обработанные огнём: иначе на изнуряющей жаре быстро стухли бы. Голые по пояс работники умело их рубили тяжёлыми секирами с широкими лезвиями, торопливо разводили костры. Детишки крутились возле них, норовя умыкнуть кусочек мяса, отлетевший после удара секиры или же ловко срезанный своим ножичкомесли только работник не успел врезать оплеуху, под злорадный хохот товарищей. Впрочем, эта забава быстро завершилась: пришёл злобный дядька с плёткой, гаркнули все пацаны мигом разбежались.
Через пару недель со дня нашего прибытия, когда мы совсем опухли от праздности, меня вызвали в шатёр Хана. Он восседал на тех же замызганных подушках, только вид его был явно благодушныйне то, что в день встречи. Никто меня сзади на этот раз не давил, но по бокам правителя стояли два грозных молчаливых воина, державшие руку на мечах у пояса и сверлившие меня зорким взглядом. Как нетрудно было догадаться по выражению их плоских лиц, наш язык они не знали ни бельмеса.
Как и в первый день, в шатре я не увидел ни смазливых танцовщиц, ни музыкантов, ни иных лицедеев. Имелось некоторое отличие, кроме расстановки охраны: вместо мяса рядом с Ханом стояло блюдо с оранжевыми сушёными фруктами.
Я поклонился:
Вы желали видеть меня, повелитель?
А-а-а-а-а, вот и гость дорогой пожаловал Что ж, ты не врал мне: ваша женщинадействительно искусная целительница, да пусть продлит небо срок её жизни на земле.
Если это так, повелитель, я уважительно поклонился, то тогда мы можем продолжить дальше свой путь? Наша свободаэто и будет Ваша достойная награда. Вы давали мне такое слово в день нашей встречи.
Я действительно давал такое слово, не стал спорить Хан. И я не собираюсь его нарушать. Только скажи мне напоследок, чужеземец: а какой такой награды достойны наглые лжецы?
Мне словно под дых врезали. Что творится? Почему«лжецы»?
Я не понимаю Вас, светлейший, я снова поклонился. Почему Вы обвиняете нас во лжи?
Хан взял с блюда сушёную ягоду, отправил её в рот, пожевал.
Неужели ты думаешь, глупый мальчишка, что я не отличу воина от гончара или другого ремесленника? Поверь мне: я пожил достаточно, чтобы понимать такие вещи. Тывоин, и никто не убедит меня в обратном, даже если нарядить тебя голодранцем.
Я промолчал, не пряча взгляда.
Я не понимаю только, зачем вы пошли в наши края, продолжил владыка. Вас вооружили плохими мечами кустарной работы, вы ехали на телеге с женщиной-целительницей. Видит небо: я никогда не думал, что могут появиться ТАКИЕ лазутчики
Мы не лазутчики, повелитель, гордо ответил я.