Совсем стемнело, предместья засыпали, гасли окна. Ноги привели Обадайю к большой таверне; двери были гостеприимно распахнуты, несколько пьяных шатались поблизости, вывеска гласила: «Ломми Зелёные Руки».
Мальчик осторожно сунулся внутрь, но кто-то, спешивший в тепло, втолкнул и его тоже.
Общий зал был велик и полон народу, имел второй ярус по кругу; люди, гномы, гоблины и даже невысоклики сидели за столами, вдоль стойки. Посередине находилась большая каменная чаша, в которой горел костёр, а по кругу на железных подставках были распяты освежёванные свиные и бараньи туши.
Оби присел на краю длинного стола.
Чего желаешь, милый? спросила высокая женщина, появившаяся рядом.
Её руки от кончиков пальцев по локоть отдавали зеленью, светлая прядь выбилась из-под чепца, а пропотевшая сорочка липла к груди, притягивая взгляды со многих столов. Но сама женщина смотрела только на Оби, причём весьма благосклонно, её ноздри заметно трепетали.
Подкрепить силы, добрая госпожа. Мне-бы чего-нибудь без мяса.
Болеешь, милый?
Нет, просто я дал обет.
Светлые брови приподнялись, интереса во взгляде женщины стало больше.
Пилигрим?
Да. Он не любил лгать, но в этот раз и не пришлось, в некотором роде Обадайя был настоящим пилигримом.
У нас есть ещё рагу на постном масле, овощное. Ты продрог поди, на улице слякоть, принесу тебе грога.
Не стоит
Сиди, милый, сиди, она ушла, по дороге давая указания другим разносчицам, передала кому-то поднос, зашла за барную стойку.
Оби ждал, а заодно и замечал, что у многих посетителей были разноцветные руки. Вероятно, блуждая, он вернулся во владения цеха красильщиков. Доносились обрывки разговоров: купцов заботило подорожание хлеба; охранники вспоминали, сколько раз им пришлось отбиваться от тварей ночи, пока вели торговый поезд; моряки описывали кровавую размолвку и войну, что началась промеж королей Стигги и Эриге за Седым морем. И совершенно всех заботила весть о вспышке катормарского мора на востоке Вестеррайха.
Вот, милый пилигрим, ешь, набирайся сил.
Перед ним появилась миска, источавшая аппетитный аромат, пара ломтей хлеба и кружка с чем-то горячим. Женщина улыбнулась ласково, облизнула губы и ушла.
К еде он приступил, только помолясь, а когда очистил миску, ещё долго сидел с кружкой в руках, слушал.
Дверь распахнулась и в таверну вошёл человек при мече, сопровождаемый холодным ветром. Поверх стальной кирасы было надето гербовое сюрко с голубой рыбой-мечом рода Орли. Солдат стал в полной тишине, сурово огляделся, прочистил горло.
Вы знаете указ лорда: в ночи по улицам не шататься, чудовища забредают в предместья! Через полчаса патрули вернутся в караулки и лучше бы вам всем к тому времени сидеть по домам! Допивайте и проваливайте!
Послышалось недовольное ворчание, но клиенты, тем не менее, засобирались. Высокая женщина оказалась рядом и положила руку Оби на плечо.
У тебя есть, где переночевать, милый пилигрим?
Нет, госпожа. Я хотел бы заплатить за пищу и за лавку.
О, все лавки заняты, но есть одна комнатка, где сможешь отдохнуть, милый.
Оби взглянул на её ауру, мерно вздымавшуюся грудь, трепещущие ноздри, заметил маслянистый блеск в глазах и принял решение.
Ваша добротаБожий дар. Пожалуйста, позаботьтесь обо мне.
Позабочусь, милый, позабочусь, волнительно проворковала она.
Посетители быстро расходились, другие расстилали поверх лавок тонкие одеяла и готовились ко сну; закрывались ставни, гремели засовы на дверях.
Иди вон через тот коридор до конца, милый, в комнате есть кровать, умывальные принадлежности, всё что нужно для усталого путника.
Так он и поступил. В большой, уютной комнате нашлось всё обещанное. Обадайя обмылся как следует и натёр зубы целебным порошком, убрал ношеное в сумку. Когда дверь отворилась, он как раз собирался надеть свежую сорочку.
Она приблизилась без слов, прижалась, кожа и волосы женщины были влажными и пахли мылом, ладони двигались по его торсу, ощупывая каждую мышцу, глаза блестели.
Какой же ты красивый какой же, она попыталась поцеловать, однако, он чуть отвернул голову и горячие губы ткнулись в щёку, гладкий Личико ангела, тело воина боже, боже мой, я теряю голову
Обадайя положил руку ей на темя и властно надавил, женщина охотно опустилась на колени, её сладострастное дыхание грело пупок, пальцы плохо слушались от вожделения и разобраться с поясом она не успела.
Ломмелия, нам следует помолиться о твоей душе и о страстях, терзающих её.
Лучезарное касание опустилось на его макушку, строки молитв зазвучали будто сами собой, наполняя спальню светом. Юноша вёл священный речитатив и следил, как из тела женщины выбиралось маленькое уродливое существо, бесплотное, незримое для глаз смертных. Мерзость беззвучно корчилась, а когда прозвучало заветное «аминь», растаяло без следа. Малое воплощение похоти, демон ишкегаль, был изгнан в Пекло.
Хозяйка таверны стояла на коленях, пряча лицо в ладонях, а плечи её тряслись от плача. Оби тоже опустился, обнял её.
Уйми слёзы, дитя.
Не трогай меня, я грязная, грязная!
Грязь, не кровь, её можно смыть. Хоть бы и слезами. Покаяние обережёт тебя впредь.
Он исповедовал её, потом уложил в кровать.
Когда супруг вернётся из плавания, ты расскажешь ему обо всех своих прелюбодеяниях, велел Оби голосом, не подразумевавшим ослушание. И, если Господь-Кузнец будет милостив, получишь прощение. Он любящий и понимающий, у него большое сердце.
Да, ответила хозяйка таверны, крепко сжимая руку юноши, он очень хороший.
А теперь спи.
Укрыв её, Оби отправился в общий зал. Лучезарное касание оставило его, усталость навалилась, и юноша улёгся спать прямо на стойке бара.
* * *
Он покинул таверну до рассвета, совсем не выспавшийся и опять голодный. В сумке было достаточно припасов, но волшебник решил позавтракать, когда доберётся до торгаста. Впредь следовало избегать людных мест, пожалуй. Страждущие души слишком сильно притягивали его внимание, требовали заботы и сил, но людей было много, а он один, и всем помочь никак От этой мысли юноша горько в себе разочаровался. Он поспешил к церкви, надеясь, что двери будут открыты.
Солнце ещё не взошло, предместья тонули в промозглом тумане, поглощавшем звуки и свет. Он шагал, ведя пальцами по стенам домов, не спешил, чтобы не споткнуться, а потому ступал тихо и не привлёк внимания, когда оказался близ церкви. Там, под закрытыми дверьми собрались люди с застеклёнными лампами. Их голоса звучали приглушённо, Оби навострил уши.
ломать?
Да, ломайте!
Ломать двери храма?
Сыне, Господь не наделил меня благодетелью терпеливости особо щедро и повторять одно и то же по кругу я не могу! Вот документ с печатью и подписью Преосвященнейшего Владыки епископа Далона, который велит разобраться в делах прихода сего! Ты читать умеешь, дурень?
Да, святой отец
Вот и читай. Не дело, когда церковь заперта, а священник исчез, кто будет окормлять паству? Может быть, ты, сержант?
Н-нет, святой отец!
Тогда ломайте двери!
Обадайя приблизился, оставаясь незамеченным пока что. Стало легче разглядеть пятерых в доспехах и фигуру в монашеском плаще. Один из солдат размахнулся топором, обрушил удар на створки, размахнулся ещё раз. Он рубил с огромной силой, так что очень скоро искалеченные двери распахнулись и служилый ввалился внутрь церкви.
Господи! прозвучал крик.
Епископский гонец поспешил внутрь и криков стало больше, остальные солдаты вошли следом, двое тут же вернулись растерянные. Оби замер, прислушиваясь, крики не смолкали, но вот среди голосов прорезался ужасный нечеловеческий вопль, перешедший в вой. Под сводами храма зазвучала брань, визги, и наружу выскочило нечто. Оно заревело, отшвырнуло одного из солдат, повалило другого, и бросилось наутёк. Обадайя бросился в погоню, не столько зная, сколько чувствуя, что так надо.
Он гнался за существом по тёмным улицам предместий, ориентируясь на вопли и зажигавшийся в окнах свет, тихо молился о направлении с Небес. Пожалуй, именно благодаря молитве юноша таки догнал существо на судоверфи. Оно бегало во мраке среди туш кораблей, щетинившихся рёбрами шпангоутов, пока не забралось в один недостроенный фрегат.