Ах, Маньяна, ты же знаешь, что ей не дают мне писать, ответила Эстель и передёрнула плечами.
Да, верно, согласилась Маньяна и, помолчав немного, добавила: Значит, вы никогда больше не получите от неё весточки? А если приболеет? А если у неё детки будут? А если
Ну, погоди, перебила Эстель, но не продолжила.
Её что же, как будто теперь для нас нет? И нас для неё? Я просто не понимаю
Маньяна смотрела на Эстель и выжидала. Эстель по-прежнему была спокойна, но на лице промелькнуло новое выражение, словно бы она пыталась что-то вспомнить. Промелькнулои исчезло.
Маньяна, не забивай себе голову, нахмурилась Эстель. Когда будут новости, Уильям мне сообщит.
И, вежливо улыбнувшись, она встала из-за стола и удалилась в свою комнату.
За организацию питания в Алилутской тюрьме особого режима отвечала исключительно Маньяна. По большой книге, выписанной для всех государственных учреждений, она каждый четверг выбирала и заказывала продукты на неделю. Рацион был спланирован заранее, машина с доставкой приезжала на следующий день; продукты выгружали в большой кухне, где они передавались в руки поваров. Маньяна лично сверяла по списку, всё ли в порядке. Закончив, она грузила на отдельную тележку продукты, предназначенные для дома на вершине холма, и четверть часа катила её в гору по асфальтированной дорожке. Так было заведено, что для «особо опасных» заключённых и для начальника, когда он был на месте, готовили отдельно.
Но иногда Маньяне всё-таки хотелось разнообразия. Она редко баловала себя: у неё не было нужды в красивой одежде или модных развлечениях, но вкусно покушатьда, вот это она любила. Не все сладости и специи были указаны в книге поставщиков; Маньяна не могла заказать в тюрьму редкие фрукты или орехи, баранину и мягкие сырыда мало ли на что человек хочет потратить честно заработанное государственное жалование? И потому иногда она надевала свою самую приличную куртку, гладко зачёсывала седые волосы, брала плетёную корзинку и выбиралась в город. За исключением этих прогулок, Маньяна едва ли покидала территорию тюрьмы.
Воздух Алилута, где аромат цветов смешивался с запахом дорожной пыли, будил в Маньяне нежелательные воспоминания. Она уже не первую дюжину лет жила на этой земле, помнила королеву Венду в молодости, видела революцию, приход новой власти, реконструкцию Алилута Стоя перед выбором десять лет назад, Маньяна предпочла изоляцию жизни в стране, которая для неё ничего не значила, и нанялась экономкой в тюрьму. Её взяли без проблем, несмотря на «неправильное» происхождение: тихая и неприметная, женщина всегда держала своё мнение при себе и после переворота могла похвастаться самой блестящей репутацией, а именно отсутствием оной. Маньяна и не хотела ни во что вмешиваться, полагая, что её время всё равно уже прошлопрошло вместе с Флориендейлом, как длинный сладкий сон; прошло и для неё, и для Эстель. «Моя маленькая королева», называла её про себя Маньяна и порой готовила для Эстель пирожки и соусы, о которых господин Холланд не догадывался. Это был её последний фронт, и Маньяна защищала его со всей стойкостью и силой духа, которые были ей отведены.
Маньяна! окликнула её на одной из улочек Алилута невысокая женщина с кудрявыми локонами и широкой улыбкой.
Олия! обрадовалась Маньяна. Сто лет не виделись.
Да ты как сядешь на своей гореи с концами, подтвердила Олия.
Служба, моя дорогая, чего тут скажешь И как у вас? Как детки?
Торговка тканями огляделась и коротко махнула рукой, предлагая отойти в сторону, чтобы не заслонять прилавок от покупателей. Узкие проулки Алилута не позволяли стоять столбом посреди дороги, сразу получалась столпотворение. Маньяна с Олией прижались к стене между двумя лотками.
Та, Олия, знаешь у нас в последнее время такое, ты не поверишь, пробормотала Маньяна, когда Олия закончила доклад: дети в порядке, школа, болячки, скоро пойдут в поход. У нас девочку-то забрали, ну которая в тюрьме выросла, помнишь, я тебе говорила, что у нас такой есть особенный случай?
Ой, да как же это? А родители её? Олия всплеснула руками. Ничего она, похоже, не помнила.
Мать у неё только. Она больно убивалась Ей лекарство выписали. И она чудная какая-то стала такая, знаешь яко совсем ничего не чувствует. А девочка, она вроде в школе теперь, но письма-то моим писать не дают и не присылают ничего, так и сидим без новостей
А как зовут-то? спросила Олия, но Маньяна только отмахнулась. Она, конечно, никогда не называла имён. Ей было строжайше запрещено распространяться о том, что происходит за стенами тюрьмы, но в те редкие минуты, когда она встречала старых знакомых, удержаться было трудно. Маньяна не видела в этом большого вредаболее того, даже хотела было попросить Олию написать Веронике письмо. Но не смогла вспомнить название школы.
Та не суть важно, отозвалась Маньяна. Но ты представляешь, какая бедамать-то вся извеласьона помолчала. Я вот даже думаю не давать ей больше лекарства. Не могу иначе смотреть на неё такую, сердце разрывается!
Женщины рассталисьодна затерялась в толпе, другая вернулась к лотку с тканями, а молодой человек, сосредоточенно выбиравший помидоры на соседнем прилавке, продолжал топтаться на месте.
Ну, вы что-нибудь решили? не выдержала продавщица. Он, конечно, уже купил у неё перец, лук, тыкву и баклажаны, так что, можно сказать, заслужил её улыбку, но каждый раз так долго и мучительно выбирал, что она уже потеряла всякое терпение. Они ж у меня все хорошие, все свежие!
Что? паренёк вздрогнул. А двести грамм жёлтых, пожалуйста.
Ну слава Ангелу, выдохнула продавщица. Как вы обстоятельно подходите к делу, вон аж вспотели!
Да? молодой человек вытянул из кармана ярко расшитый платок и промокнул лоб. А я и не заметил Большое вам спасибо!
В воздухе вкусно пахло цветамисовсем как дома. Было тихо, но издалека доносились короткие птичьи трели, голоса и заливистый смех. Чья-то мягкая рука легла ей на лоб.
Мари, прошептала Кассандра.
Просыпаться не хотелось. Она отлично знала, что это рука не Мари и что дом далеко, и ей порядком надоело терять сознание и приходить в себя в незнакомых местах. Но выбора не было, и любопытство победило. Кассандра приоткрыла глаза.
На краю постели сидела худенькая девочка с неестественно бледным лицом и раскосыми глазами. Её тёмные локоны были собраны в тугую причёску на затылке, на головебелая повязка. Девочка казалась такой воздушной и тоненькой, что Кассандра не дала бы ей больше двенадцати лет, если бы не лицооно было совсем взрослым.
Очнулась? Давай я открою окно, сказала незнакомка, встала с постели и отодвинула импровизированную штору, впуская безжалостно яркий свет. Кассандра снова зажмурилась.
Извини, ласково произнесла девочка. Свет режет глаза поначалу, но это быстро проходит. Сейчас привыкнешь.
Где я? спросила Кассандра.
Она лежала на плотном матрасе в узком фанерном домике. Полдюжины кроватей стояли в ряд и так близко друг к другу, словно между ними вовсе не было проходов. За ширмой ютился кабинет. Дом был совсем простой, будто сколочен наспех, вместо настоящего окнадыра, затянутая двумя слоями тканисветлой и тёмной.
Затаив дыхание, Кассандра ждала ответа на свой вопрос. Она надеялась, что угадала. Но девочка замешкалась, словно не хотела говорить.
Погоди я позову командира.
Нет, стой! Тебя как зовут?
Нириаль, сказала девочка, останавливаясь в дверях.
Нириаль, медленно произнесла Кассандра, пробуя имя на вкус. Странное, необычное имя. То ли она слишком расслабилась, то ли просто устала гнаться по лесу за эфемерным решением своих проблем, потому что вдруг выпалила: Вы ведь ливьеры, да?
Пауза. Ощущение было, будто она снова падает в реку с уступа, вот только на этот раз Кассандра сама добровольно бросилась вниз. Нириаль молчала, внимательно глядя на неё, и Кассандра горячо продолжила:
Я так долго искала ливьер! Думала, не дойду Что со мной случилось, как я здесь оказалась? Пожалуйста, скажи мне, что вы ливьеры. Они моя последняя надежда!