Это ж попутчики мои, охнул мальчонка, ладошку ко рту прижал. Неужели тоже?
Тоже, хмуро подтвердил Матвей, подошёл к замершим в траве вчерашним знакомцам. Сначала одного осторожно лицом вверх повернул, затем другого. Никаких сомненийне удалось мужикам от болезни убежать. Выпрямился, махнул настороженно притихшей толпе, подальше от опасных покойников отогнал.
Не подходите! У горожан мор! Заразитесь!
Люди шарахнулись в сторону, словно от Матвея волна пошла, в толпу ударила. Он хорошо разглядел испуганные, круглые глаза и разинутые, словно в крике, рты. Минуты не прошло, все разбежались. На месте один мужчина остался: представительный, солидный, с окладистой, роскошной бородой и короткими, пегими волосами на круглой, большой голове. Одет красиво, точно на праздник вырядился. К нему Матвей и подошёл. Вблизи стало заметно, что и этому тоже страшно, ничуть не меньше, чем другим: кровь от лица отлила, кожа побледнела едва ли не до белизны, глаза стеклянные и не двигаются, в одну точку глядят. Понятно, живой человек, помирать нисколько не хочется.
Чего стоишь? неласково спросил Матвей. Сказаноподальше держитесь.
Я староста деревни, несолидно пискнул мужчина и тут же смущённо откашлялся. Неловко вышло.
А, начальство, усмехнулся Матвей. Положение обязывает? Понятно.
Что делать-то, божий человек? мужчина кивнул в сторону мёртвых путников. Подходить к ним нельзя, так ведь и тут оставить тоже не дело.
Матвей кивнул. Оставлять, конечно, не следует, это и ребёнку ясно. Глянул на деревню, по крышам внимательным взглядом скользнул. Трубы над каждой торчат, понятно, каким образом в этих краях греются. Ну и леса кругомопять же, понятно, чем топят.
Ты вот что, уважаемый, буркнул прищурясь. Распорядись вон там, на поляне, дрова сложить, на манер костра. Да не жмись. Такие нужны, чтобы горели ярко, жарко. Трупы заразные, сжечь надо, а они неохотно горят, знаешь Однако надо, самое верное дело. Ну, а что от них останется закопаете потом. Не страшно уже, выгорит зараза.
А как же ихжалобно затянул староста, но Матвей пресёк жалобные стоны резким взмахом руки.
Вы дрова сложите, а я уж покойников туда и без вас пристрою. И молитву прочту, всё как полагается.
Староста облегчённо выдохнул, бодрой трусцой засеменил к притихшей вдалеке толпе. Мальчонка привычно дёрнул Матвея за куртку, уставился непонимающе.
Ты зачем с этим делом связался? Была нужда с мертвяками возиться! А вдруг сам заразишься? Ведь недавно говорил, что второй раз может и не повезти.
Если не поможемвся деревня вымрет, спокойно пояснил Матвей, паренька по острому носику пальцем легонько щёлкнул. Людям помогать надо, если возможность есть. У насесть.
А зараза? пискнул малец.
Белый Дух своего служителя не оставит, напыщенно воскликнул Матвей и едва не расхохотался от собственной, показной важности.
Ты бы хоть об оплате сначала договорился, недовольно надул губы пацан.
Кто ж за помощь плату требует? уже всерьёз удивился Матвей. За помощь благодарность полагается! Вот и посмотрим, какие они благодарные.
Какой-то тысмущённо пробормотал мальчишка, глянул укоризненно. Как будто в первый раз из лесу вышел!
Я монах, спокойно объяснил Матвей, чуть не сплюнул про себя. Угораздило с этаким имиджем! И ведь не поспоришь, не переделаешь.
Я должен жить, как положено, а не как удобнее. И других научить.
Нужна им твоя наука, обидно фыркнул малец.
Опять жепосмотрим.
Деревенские мужики сноровисто натаскали дров, сложили грамотно, не плотно, чтобы тяга была. Матвей старосте махнулхватит, цапнул одного из мёртвых путников за воротник и без труда оттащил к будущему костру; со вторым тоже недолго провозился. Силушкой природа не обделила, тренировками себя тоже мучил регулярно. Да и, похоже, нелёгкая у мужиков жизнь была, редко досыта ели: тощие, сохлые, кожа да кости.
Между прочим, язвительно скривил губы пацан, они меня в лесу помирать бросили! А ты тут с ними возишься, молитву читать собираешься.
Матвей на парнишку глянул так, что у того улыбочку словно наждаком стесало.
Не бросили, а мне оставили, поправил строго. Вылечить они тебя не могли, а в последний путь проводитьмоя работа. Так что, давай-ка не будем людей без вины виноватить. Что могли, то и сделали. Не от каждого ещё дождёшься.
Странный ты какой-то монах, вздохнул мальчонка и глянул на Матвея с опаской. Странных опасаться надо, это всякий скажет.
А ты что, много монахов видел? усмехнулся Матвей.
Ты первый. Да и то странный какой-то.
Ладно, отойди подальше.
Старосте кивнул, тот подхватился торопливо, запалил чадный смолистый факел. Матвею в руки отдавать не стал, в землю воткнул, отошёл предусмотрительно. Правильно, молодец. Этак, глядишь, и поживёт ещё. И не трус, свою работу делает, хоть и страшно. А это и есть смелый человек. Кому не страшнотех дураками кличут. Те как раз долго не живут.
Обошёл вокруг скорбного сооружения, старательно потыкал факелом со всех сторон. Гореть взялось сразу: жарко, весело, без дыма. Взметнулся в небо столб горячего воздуха, уволок с собой перепуганную мошкару, кусочки вспыхнувшей коры, трескучие искры. Матвею жаром в лицо пыхнуло так, что пришлось рукавом прикрыться, а потом и вовсе отступить. Остановился, руки перед грудью сложил и затянул плавно, громко, нараспев.
Вот и всё, конец пути, больше некуда идти.
Дальше незачем нести, тяжких дум ярмо.
Здесь, в конце твоих дорог, нет ни боли, ни тревог,
Здесь, куда дойти ты смог, тихо и светло.
Больше незачем страдать, понимания искать,
Звёзды взглядом приласкать, и в траву прилечь.
Всё забыть и всех простить, ничего не говорить,
Руку к сердцу приложить, снять печали с плеч.
Больше некуда бежать, что-то ждать иль догонять,
Больше нечего искать, всё уже с тобой.
Крылья за спиной сложить, тихо голову склонить,
Наконец глаза закрыть, и принять покой.
Выдохнул, глянул на парнишку, что к Матвееву боку всем телом прижался, вихрастую макушку ласково потрепал. А у того глазёнки на мокром месте. Губы старательно кривит, силится не плакать, да выходит плохо.
Ты чего, малой? удивился Матвей.
Сам не знаю, отозвался тот, всхлипнул осторожно. Ведь ни слова не понял, а так отчего-то жалостливо стало.
Так люди же умерли, рассудил Матвей. Чего тут весёлого? Конечно жалко.
Сам подумал: неудивительно, что Миха ничего не понял. Не на местном языке стихи писаны.
Люди каждый день умирают, шмыгнул носом парнишка, рукавом ветхой рубахи слезинки по лицу размазал. А плакать почему-то после твоей молитвы захотелось.
Значит, хорошая молитва, правильная, заключил Матвей и глаза в сторону отвёл. В отставку собирался, специально стихи выучил. На прощальном вечере прочитать хотел: с выражением, как полагается. Кто бы знал, где пригодятся.
Теперь мужики в лучший мир попадут? окончательно пришёл в себя пацан, глянул на Матвея заинтересованно. Точно и не ревел только что в три ручья.
Да откуда нам знать, куда они попадут? удивился тот. Наше дело отсюда их по-человечески проводить, а там Кто что заслужил, тот то и получит. А ты что думал, малец: прочитал монах молитву, тут тебе и пропуск в лучший мир?
А зачем она тогда? растерялся паренёк.
Я ж говорюпопрощаться, степенно изрёк Матвей, совсем с монашеской ролью сжился. А грехи замолить не получится. Грехи добрыми делами надо исправлять, а не красивыми словами. Да поторапливаться, чтобы при жизни успеть, с собой не тащить.
Мальчонка помолчал пару минут, подумал, брови насупивши. Решил что-то для себя, отошёл в сторонку и на травку уселся. Из сумы добыл мятые листочки бумаги, огрызок карандаша и принялся старательно выводить одному ему понятные закорючки. Аж язык от усердия высунул. Матвей улыбнулся. Пускай малой своими делами занимается, а ему не грех уже у старосты о благодарности поинтересоваться.
Ну что, мил человек? обронил солидно, с достоинством. Справились с бедой?
Вот уж спасибо так спасибо! горячо выпалил староста, руки к выпуклой груди прижал. Без тебя, божий человек, и не знали бы, как быть.
Вы возле дороги пост круглосуточный организуйте, взялся инструктировать Матвей и тут же голос затвердел, уверенностью налился. Преподавательский голос, поставленный.