Сбоку, точно дворняжка из подворотни, бросилась под ноги полупрозрачная, быстрая тень. От неожиданности Матвей шарахнулся в сторону, едва не кувыркнулся, но тут же понял, что опасности нет. Бесшумно парит над головой воздушный шар; самый настоящий, прямо как на старинных картинках. Правда, нарисованные-то элегантно выглядят, а этот неприглядненький: материал купола грязно-серый, рубчатый; корзина коряво сплетенаруки оторвать за такую работу; какие-то верёвки и тряпьё клочьями болтаются, словно бахрома. Но, тем не менее, прогресс налицо. Не обманул Анридействительно, люди здесь уже летают. Пусть медленно и не шибко высоко, но всё-таки.
Пока на чудо рукотворное пялился, от корзины отделилась маленькая, чёрная точка, быстро долетела до земли и мягко шлёпнулась в седую подушку мха меж деревьев. Матвей не поленился, подошёл, полюбопытствовал. Бутылка. Самая обыкновенная, прозаическая бутылка мутно-белого стекла, с багровыми подтёками на внутренней поверхности. Пустая, понятно, кто ж полную-то выбросит? Мужской голос проорал что-то бесшабашно-пьяное прямо из небесной синевы, к нему немедленно присоединился женский визгливый голос, тоже не трезвый.
Идите вы все в зад со своим мором! У нас в небе мора нет!
Матвей криво усмехнулся. Действительно, у тех, кто на земле не о море должна голова болеть. Если у нетрезвых небожителей даже мусорки нет, то про туалет и думать смешно. С опаской глянул в прозрачное небо, но там, на высоте, какой-никакой ветерок погуливает и потрёпанный шар в сторону тащит. Значит, вряд ли ещё что-то оттуда на Матвееву голову свалится.
Воткнул в мягкую землю острый конец посоха, плечи развернул и одежду старательно поправил. Технический отдел Министерства постарался от души, и Матвей приобрёл вид бродячего монаха. Самое то, чтобы ходить везде, где душа пожелает и не нарываться на каверзные вопросы. А вид у этой консервативной братии не меняется веками, а то и тысячелетиями. Сапоги, штаны, рубаха навыпуск, куртка с капюшономвсё архаичного кроя и серенькое, страшненькое, точно не первого года носки. Чтобы внимания не привлекало. На самом деле очень надёжное, добротно сшитое, а куртка ещё и особо прочная. Холодным оружием точно не пробьёшь, а если сыщется в этих краях огнестрел, так и от пули защитит. Правда, косточкам перепадёт неслабо, но тут уж ничего не поделаешь.
На ремненожны с коротким ножом. Тоже с виду бросовый предмет, даже нищий на такой не польстится, но качество стали отменное, железо можно рубить наверно. Проверять Матвею и в голову не пришло, не для того нож придуман. А для работы по металлу другие инструменты человеком разработаны, можно найти, если прижмёт.
С другой стороны ремнянейробич в грязном, потёртом чехле. Замаскирован под какую-то свиристелку, разные мелодии можно худо-бедно насвистывать. Матвей пробовалвесьма на любителя музыка, где и сыскать такого.
Но самое главное в экипировкепосох. Корявый, плохо обработанный шест тоже вряд ли кого заинтересует, да и нет от него постороннему человеку никакого толку. Матвеева ладонь нужна, чтобы активировать. Или мысленный приказтоже не чужой. В неприглядном, корявом посохе много чего поместилось: блок питания с возможностью подзарядки, осветительный прибор, генератор защитного поля, маячок-опознаватель, медицинский комплекс Всё портативное, лёгкое. Очень нужная вещь в хозяйстве, Матвею ли не знать.
Через плечосумка, почти пустая. Хотя, по монашеским традициям принято называть не сумкойсумой. Побрякивают на донышке фляжка, ложка да кружка; разная мелочь бытовая в отдельном кармашке: иголки, нитки, шило Вот и всё. Не положено бродячему монаху барахлом обрастать, не по чину. Никаких припасов на долгое время с собой не унесёшь, и оттого лучше сразу привыкать на месте едой разживаться. Вообще, на таких заданиях правильнее на свою сноровку да смекалку рассчитывать. И опыт. Богатый опыт, без стеснения можно сказать.
Вскоре Матвей выбрался на широкую, грунтовую, но хорошо утрамбованную дорогу. Просто-таки до состояния камня утоптанную. Как знать, может здесь другого покрытия и не требуется? Вон, звенит аж под каблуками. А скорее всего, цивилизованные дороги в других местах проложены. Сам ведь выбирал место поглуше, побезлюднее.
Эй, монах!
Матвей виду не подал, повернулся на голос степенно, с достоинством, но напрягся, вспотевшей ладошкой посох покрепче сжал.
На обочине устроились два мужика в одинаковых, коричневых плащах с капюшонамив таких городские жители ходят, их цвет. Странно, подивился Матвей, чего это их в лес-то занесло? Лица звероватые, бородатые; жёсткие, чёрные волосы во все стороны клочьями торчат. Братья, что ли? Или просто одинаковая жизнь всех на один манер обстругивает?
Сюда иди.
Один из близнецов рукой с широкой, корявой ладонью приглашающе помахал, улыбнулся, как мог приветливо. Вместо передних зубов обнаружился чёрный провал и от того улыбка вышла зловещая. Но чёрные глаза по-доброму щурятся, а зубы такая штука: раз потерялдругие не вырастут. Не показатель.
Мир вам, добрые люди, проговорил Матвей универсальное приветствие, кивнул как полагается.
Ты иди, иди сюда, просипел второй мужик, то ли простуженным, то ли надорванным голосом. А возможно и от рождения такой, поди знай.
Здесь работа для тебя есть. Очень ты вовремя, как знал прямо, что нужен.
Только сейчас, подойдя поближе, Матвей заметил ещё одного человека. Лежит третий путник на обочине, лицом вверх и не шевелится. Матвей подошёл, собрался было наклониться к нему, но мужик сноровисто ухватил за плечо, дёрнул назад.
Отсюда гляди, божий человек, близко не суйся. Заразный он, помирать собирается.
Так помочь надо, протянул Матвей слегка растерянно и присмотрелся к умирающему. Им оказался худенький пацанёнок лет десяти. Щёки впалые, тёмные волосёнки ко лбу прилипли, а на макушке непокорным пучком торчат. Носик остренький, что у птички-невелички. Худобу даже одежда скрыть не может, выпирают кости во все стороны, как только рубаху не разодрали ещё.
Ничем бедолаге не помочь, низким, глубоким голосом отозвался первый мужик. Видишь, горячка уже взялась? Выходит, к ночи помрёт. Ну, к утру-то уж точно.
Ваш мальчонка? спросил Матвей, чтобы время потянуть.
Нет, вчера к нам прибился. В городе как мор начался, все и побежали, кто куда. Этот с нами увязался, да видно успел уже заразу подхватить.
Что за мор?
А я что, на лекаря похож? удивился мужик. Зараза какая-то.
Ну, а моя-то тут какая работа? решился, наконец, спросить Матвей. Я ведь тоже не лекарь, знаешь. Сам говоришьпомрёт вот-вот.
Да ты в себе ли, монах? с подозрением покосился на него мужик, а сиплый голову наклонил, точно забодать собрался; ощетинился и глянул диковато. Молитву почитай, облегчи болезному страдания, проводи в последний путь. Я тебе объяснять должен, что ли?
Матвей болезненно сморщился. Ну да, монах же. Поскорее надо в образ входить, чай не мальчик на первом задании.
В какого бога малец верил?
Какая разница? пожал худыми плечами сиплый. Ты молись давай, а боги сами разберутся, чей пацан.
Это никогда не поздно, буркнул Матвей примирительно, в последний-то путь с молитвой проводить. Отойдите, а я тут рядышком с ним посижу, помолюсь.
Так зараза же, напомнил сиплый и лицом тревогу изобразил.
Я не боюсь. Белый Дух мне защитой.
Кто? тут уж изумились оба мужика.
Бога моего так зовут, объяснил Матвей терпеливо. Идите уже.
Посмотрел вслед, усмехнулся. Кто, кто? Сам не знаю, только что в голову пришло. Звучит красивоБелый Дух. И вряд ли тут ещё один монах из Ордена Белого Духа сыщется. Не бывает таких совпадений.
Осторожно опустился на колени, посох перед собой положил, вздохнул глубоко, плечи опустил и голову склонил. Мужики почтительно в сторонку отошли, на травку уселись, взялись что-то своё вполголоса обсуждать. Матвей вновь посмотрел на лицо умирающего. Кожа бледная, аж просвечивает. У тонких крыльев носа и под глазами тёмные тени леглисловно специально шутник какой-то спящему подрисовал. Губы сухие, в трещинах, а дыхание сбивчивое, горячечное. Не ошибся мужик, совсем плохо дело. Бездумно протянул руку, положил ладонь на полыхающий лоб, едва не отдёрнулобжечься можно.