Глава. 8. Там, на двенадцатом этаже!
В себя пришлось приходить долго и муторно. Почему-то, сначала, вернулись физические ощущения, а уж потом слух и зрение. Я лежал на мягкой, где-то даже удобной поверхности полулёжа. Мелькнула легкая надежда того, что мы уже дома, но она быстро разбилась о едва слышимый, женский шёпот, Викин шёпот. В груди будто сжалось само сердце, глаза открывать не хотелось. Головой понимал, это всего лишь слабость после потери сознания и чрезмерной траты сил, надо всего лишь немного подождать и всё придёт в норму. Но, я не хотел, чтобы всё приходило в норму, не хотел возвращаться в этот офис ада под названием «планета Земля». На душе стало настолько тоскливо, что тело вновь замутило, накатила свинцовая усталость и я опять вырубился, так, и не пошевелившись, не издав ни звука и в целом, никак не выдав своё временно присутствие там, где я не хотел находился.
Когда сознание, несмотря на отторжение, всё же нагло выкинуло в реальность, я сразу открыл глаза и попытался осмотреться. Голова повернулась в сторону едва-едва, словно шея превратилась в плохо смазанные петли, проржавевшие и скрипящие от каждого прикосновения. Неплохо меня, так, вымотало ускорение.
Попей. Раздался, почти бархатный шёпот над самым ухом, и, я не стал противиться, приоткрыв рот. К губам прикоснулась прохладная фляжка. Как бы я не старался увидеть хоть что-то, выходило скверно, утро так и не наступило.
Где мы? Прошептал я, после нескольких больших глотков воды, провалившихся комом по горлу в желудок. На мгновение почудилось, что рядом мама, ещё живая, добрая и красивая, как весна. Отец её всегда, и называл, Весна, а она, скромно улыбаясь говорила, чтобы он прекратил, но я всегда видел по её глазам, что ей нравиться отцовское обращение.
В микроавтобусе, возле дома стоял. Пояснила Вика, всё так же оставаясь едва различимой тенью. Помолчала, а потом вдруг добавила с волнением в голосе. Серёжа, утра нет.
Чего? Не понял я, с первого раза.
Утра нет. Солнце не всходит. По голосу было слышно, что ещё чуток, и она заплачет.
Может, мы во времени потерялись? Спросил я с надеждой, но, слабой, не больше той, что была в виде сна о доме.
Нет, Серый. Отозвался Стас, почти нормальным голосом. Сколько мы бродили, плюс ты провалялся часов пять, не меньше.
Здесь даже солнца не видно Говорят
Здесь нехуй ловить, но Но мы
Мы в собственном ритме, мутим то, что помогает жить нам.
Пропитаны бытом и пылью Здесь без мазы
Сказку сделать былью и время шепчет "i'll kill you",
Но мы мутим то, что помогает жить нам.
Едва слышно пропел Макс, потерянный где-то в густоте кресел микрика.
Херню не неси. Огрызнулся Стас на его творчество.
Разговаривать не боитесь? Спросил я, привстав на локтях с опушенной спинки кресла.
Это же не наши колымаги, это «Мерс», тут звукоизоляция получше чем во многих квартирах.
Я подумал, точнее мне почудилось, когда очухался, что мы уже на месте, дома.
Ха, губу раскатал. Искренне развеселился старый мент. А мне по подъезду, двенадцать этажей, самому топать? Ребята, конечно, молодцы, быстро учатся, но я бы предпочёл с тобой туда лезть, да и не бросать же тебя было. Опять же, кто-то нести тебя должен, а это сразу, минус ствол.
Мда, раскатал, согласен. А, что, думаешь там много проблем будет?
Как пить дать. Ты сам подумай, что будут делать люди, когда на их глазах родственники начнут превращаться в монстров, а потом попытаются их сожрать?
Попытаются на лыжи встать? Спросил Макс, всё так же из дальнего угла.
Верно, кровушка, и рванут, естественно в подъезды. Так, что я уверен, там целое скопище этих тварей.
Перед глазами всплыла сцена, которая произошла ещё в самом начале этого ада. Женщина с малышом на руках, летящая с верхних этажей, голова, взрывающаяся кровавой бомбой. Не все убегали через подъезды, кто-то, в желании быстрой смерти своему ребёнку, бросался из окна. Это, должно бы чудовищно страшно, когда любимый человек, минуту назад бывший добрым, красивым, а может самым лучшим, превращается в мерзкую тварь, с таким сильным желанием убить, что прыгает вслед за тобой.
В детстве, мы с другом наливали воду в обычный целлофановый пакет и бросали с балкона вниз, с высоты девяти этажей, а однажды, на пике идиотского веселья, сбросили такой пакет на машину, просто так, ради прикола. Пакет упал прямо на лобовое стекло, покрыв его трещинами по всей ширине, из машины выскочили два мужика и начали бегать по этажам, в попытке узнать, кто же те суки, что сотворили такое, а мы сидели как обосравшиеся мыши. Хватило на всю жизнь, не страха, скорее стыда. Но, было красиво, «бам» и брызги во все стороны.
Меня передёрнуло. Зачем я сказал это в слух, сам до конца не понял.
Ты чего несёшь, Серый? Потрепал меня по плечу Стас. Не оклемался ещё?
Я поняла, о чём он. Сухим, старческим голосом прошептала Виктория Игоревна. Серёжа, не делай так больше, а то я подумаю, что ты сошёл с ума. Не, как Максим, а по-настоящему. Не пугай меня, хорошо?
Простите, я не специально. Голова кругом идёт, последнее ускорение вытянуло всё.
Кста, круто кстати было! Проговорил Макс, наконец-то пересев поближе. Честно, вот без звездежа, я чуть в штаны не нассал ещё в зале, когда увидел сколько их. А, когда этот разбийник влетел, так думал ещё и обоссусь. Но, ты его проткнул так, как я свою бывшую не протыкал.
Встряхнув головой, я попытался сбросить сонливость и легкую слабость, всё ещё чувствуемую в теле.
Что это была за тварь?
Хер её разберёт. Задумчиво произнёс Макс. Но, если мы ещё такую чертовку встретим, то ноги в руки и валить с позиции спринтера, сверкая пятками. Кста, мы долго ещё тут тусить будем? Жрать хочется, аж не в моготу, а тушняк в горло не лезет.
Серый отойдёт, так и двинем. Ты, как, кстати? Наклонилась прямо перед моим лицом тень Стаса.
Минут десять, дрёма слезет. Не соврав ответил я.
Где-то вдалеке, послышались глухие, но раскатистые эхом выстрелы. Я, было, дёрнулся, но Вика удержала меня за плечо.
Всё нормально, постоянно стреляют. Два, три выстрела, а потом затихают на пол часа, а потом, опять, снова.
Может сигнал подают? Моментально произнёс предположение рот, вновь без моего участия. Что-то со мной не так. Интересно, если мысли озвучиваются самостоятельно, не обращая внимания на твоё сознание, это какой диагноз? Шизофрения, или, что покрепче?
Может, но мы об этом не узнаем. Не стал строить догадки Стас и взял командование на себя. Ладно, пока Серый приходит в норму, собираем шмотки, проверяем оружие и магазины, ничего не оставляем, тут.
У меня всё с собой. Бодро ответил Макс, постучав при этом по прикладу Вепря. Опять грохнул выстрел, где-то вдалеке. Я вот, что думаю, кто эти люди, что стреляют фейерверки в новый год, ночью?
В смысле? Все стреляют. Поддержал разговор Стас, не переставая шуршать вещами.
Не-е-е, я не о том. Конечно, блин, все стреляют, но, вот, кто выходит стрелять ночью? Смотри, мы, когда праздновали, всегда чокались шампусиком, быстро одевались и выходили на улицу со всеми, и, это несмотря на то, что бабушка ходила с трудом, из-за больных ног. Выходили все соседи, у нас пять этажей было, все друг друга знали. Потом, когда старше стал, праздновал у бывшей, у друзей, одна фигня, все выходят после курантов и бокальчика на дорожку. Долбили из всех стволов, ржали, мёрзли и назад, к столу. Но, и тут самое интересное, всегда, везде, кто-то начинает пускать салюты, в час ночи, в два, в четыре. Причём не просто так, на отебись, пернул в небо и свалил, а со всей дури, от души, от сердца.
И, зачем тебе это? Непонимающе спросил Стас.
Человечество, того, всё. И, теперь, даже спросить не у кого. Вот ты, когда выходил на улицу?
Я, лет пятнадцать, как не праздную новый год.
Блин, не нуди, а до этого.
Выходили сразу, ребёнку показать, когда все стреляют.
Вот, и я про тоже самое. Вик, а вы когда?
Сразу.
Серёгу можно не спрашивать, по-любому у вас ошивался. Как теперь узнать, кто эти уникумы, почему они выходили позже всех?
Да, млять, тебе-то это зачем? Не выдержал Стас.