Неслышно было сладкого благоухания, не видно пурпурного света, не доносилось до слуха мягкое шуршание трепещущих на ветру листьев. Долина роз опустела без роз, и стала просто, долиной.
Долина роз умерла. По твоей вине Сван. Констатировал магистр.
Я хотел помогать людям. Пролепетал Сван, но спустя секунду голос его окреп. Он вспомнил, как его выгнали отсюда, он вспомнил поле боя и раненых, он вспомнил свой труд и чудеса, что он творил в покосившейся палатке из мешковины посреди поля брани, последней битвы человечества.
Я исцелил тысячи, я избавил их от страданий и боли, я поднял их на ноги и теперь они живы. Благодаря мне они победили в последней битве человечества, последней битве на земле. Теперь всегда будет мир, покой и процветание, и розы больше не нужны.
В последней битве? Магистр говорил снисходительно, но твёрдо. Ах, Сван, наивное дитя. Кто скажет точно, сколько битв прошло и сколько будет, тот не пророк, а бог, то неизвестно людям. Если бы только какая-нибудь битва могла стать последней. Тогда бы все маги пришли туда, на бранное поле, в надежде положить конец страданиям людей. Одна лишь, правда к сожаленью известна точно мне, только люди и устраивают битвы. Пока есть люди, битвам нет конца.
Я делал добро, я помогал. Сван терял связь с долиной роз, его взору снова предстало поле брани. Трава багрово-красная от крови. Холмы, нет горы небрежно сваленных, чтобы расчистить путь для конного наскока, трупов. На трупах вороньё клюёт глазницы, на трупах что ещё свежи, а те, что третий день лежат, уже зверьём разорваны на части. Куски их плоти, разбросанные по полю, трава лишь чуть скрывает, ужасен взору сей пейзаж, но Сван глаза не закрывает. Он только ствол рябины крепче всё сжимает, чтоб не упасть.
Долина роз погибла Сван, нет магии для мира. И магов нет отныне.
Голос магистра исчез, отзвенели эхом в голове и его последние слова, Сван опустился на колени и зарыдал.
***
Не время для слёз маг. Если только это не слёзы радости. Донёсся до Свана сверху не знакомый, но мелодичный и уверенный, голос.
Мужчина открыл глаза и посмотрел наверх перед собой.
Статно восседая на белом жеребце, покрытом бархатной попоной, граф Масальский блистал доспехом расписанным золотом и серебром. Усталая, но добродушная улыбка не сходила с его прекрасно-симметричного лица. В стремени стояла вполне целая нога, на щеках алел румянец, не покрытые доспехом светло-русые волосы развевал ветер. Первый из воскресших этой ночью выглядел бодро и отважно.
Мы победили. Вам слёзы ни к чему. Я благодарен Вам за воскресенье. Этого добра Вам люди не забудут.
Граф привстал в седле, окинул взором собравшихся вокруг воинов и повысил голос.
Мы славно бились сегодня люди, и мы одержали великую победу. Масальский указал пальцем на Свана. Вот человек достойный всякой похвалы. Благодаря нему мы всегда оставались на ногах и в большинстве. Сван поднимись, пусть люди видят благодетеля победы!
Хвала Сван, хвала Сван. Громко выкрикнул граф.
Хвала Сван, хвала Сван. Хором подхватила толпа, громогласным рокотом имя мага разнеслось по степи.
Граф распростер руки, призывая толпу успокоиться. В дальних рядах всё ещё кричали Сван, но Сван их уже не слышал. «Нет магии для мира. И магов нет отныне». Резал по сердцу жестокой правдой слов, голос магистра в голове лекаря.
Граф продолжал.
Мы изрубили врагов и теперь их головы посажены на пики. Но есть ещё враги у нас, им нет числа. Хотя они и из числа людей, людьми я звать их не намерен. Они отродье зла, трусливые стяжатели чужого горя. Я говорю о тварях, что не пришли на поле боя, хотя и знали цену человеческих страданий. Вперёд за мной воители людские, идём стяжать мы славу и победу в обители тех лордов, что не пришли в столь скорбный час на поле боя, не разделили боль, по чьей вине так много пало нас. Пока они в покоях теплых вкушали снедь и дам своих придворных. Мы воздадим им по заслугам и все свои обиды, утолив, вернём себе, что нам по праву надлежит.
Граф не успел договорить, когда толпа заревела с новой силой. В глазах людей горело пламя, и яростью наполнились сердца. Граф улыбался и махал рукой.
Сван смотрел не видящими глазами на белого как снег коня, на графа в золоте и серебре, на люд, что крови жаждал и осознал, что хаос победил. Благодаря нему теперь он жив в сердцах людей. Помог он разбудить тех демонов, что всем присущи людям, но скрыты до поры, пока их жажда мести и стремленье обладать не вылезет наружу.
Он посмотрел на свиту графа, в надежде увидеть великана, в стремлении спросить того неужто ярость победила, но рыцаря среди спутников графа не было.
Масальский отвернулся от Свана. Развернул коня собираясь вести обезумевшую толпу вслед за собой. Сван оторвался от спасительной рябины, ноги его окрепли, он догнал и поравнялся с графом.
Простите Граф. Не вижу спутника я с вами. Могучего воителя, что был в шатре вчера, сопровождая Вас. Неужели судьба не уберегла такого великана.
О ком кричишь ты маг. Вчерашняя вся свита здесь. Ты имени не знаешь господина?
Простите граф. В ночи я воскресеньем занят был. Воистину огромен был тот воин, он ростом с Вас, когда Вы на коне. Такого не заметить трудно. Не уж то Вы его не знали?
Не помню в свите я таких людей огромных. Хотя со всеми я знаком. Быть может, он из ополчения был, там много сильных телом?
Сван понурил взор.
Удачи граф, желаю Вам победы славной.
Ты не идёшь на справедливый бой? Ты нам бы очень пригодился.
Простите граф. Я ранен был и вымотан, нет мочи. Я догоню Вас позже. Спасибо за доверие и, прошу прощенья.
Масальский пришпорил коня и выкрикнул, уже не глядя назад.
Я не прощаюсь маг. Ты нужен мне, я за тобой пришлю.
Толпа следовала за галопирующим конем графа. Люди славили предводителя воинства, тот махал им рукой в ответ.
Сван развернулся и побрёл прочь.
Он долго шел, не зная куда. Крики толпы стихли у него за спиной. Поле боя, где семь дней и ночей грохотала битва, не кончалось. Изрубленные и обезглавленные трупы вселили ужас и отчаяние в сердце Свана. Он брёл и брёл, а трупам не было числа и к людям примешались кони и вороны кружили мириады чёрных туч над полем славы человечьей.
Все трупы были люди, и те, что на груди с гербом второй династии и те, что хаоса гербы на теле хоронили. Все люди, все мертвы, и не исправить то уже.
Миновав тысячи шагов, Сван подступил к опушке леса.
Молодые дубы, слегка качаясь на ветру, склонили ветви к Свану.
Сван упал на колени и долго плакал с тоской, молил магистра вслух, но ответа не услышал.
Затем он понял то, что ускользало от него. Он смыслы осознал и пустоту, он видел как смыслы которыми, перенося энергию, он наполнял тела, наполнили ту чашу на весах и как, упавши в пустоту, они скользили, пока не растворились в ней совсем, а чаши на весах не уровнялись вновь. Войско хаоса было стёрто с лица земли, но возродилось вновь и, то его рук дело.
Сван встал с колен окинул взором дуб. Решенье пришло на ум само. Жить с камнем на душе, что прибивал к земле, похлеще стрел и копий, он был не в силах больше.
Полдня по трупам шел, искал живых, но не нашёл. Знать здесь, для них нет места. Прошептал Сван себе свой приговор.
***
Старик с дубовым посохом в руке и в некогда пурпурном, выцветшем балахоне, брёл по сельской дороге. Ветер поднимал пыль с дороги и кидал ему в лицо, от чего старик кутался плотнее в балахон, а вид имел сутулый и понурый.
Старик искал место и точно знал, что уже близко. Пройдя деревню в десять покосившихся домов, он вышел к лесу. Пройдя ещё с полсотни старческих шагов, он встретил девочку лет десяти и добродушным голосом он разговор не хитрый с ней затеял.
Девочка, ты слышала о битве, что гремела в этих краях одну луну назад.
Та девочка ни капли, не робея, с улыбкой на лице весёлой отвечала.
Да, отец увёз меня тогда, как раз луну назад, подальше от баталий. К сестре отца его бабе Селене. Мы ехали тааак долго, я успела три раза поспать, и шесть раз отец разворачивал узелок со снедью, что собрала нам в дорогу мать.
Как же далеко возил тебя отец. Ты настоящая путешественница.
Девочка весело захихикала.
Да что Вы дедушка, я раз в год обязательно посещаю бабу Селену. У неё очень весело мы играем в прятки. Она знает тысячу всяких увлекательных историй, и обязательно рассказывает мне одну из них перед сном.