Спустя час я почувствовала прохладу. Шум, раньше напоминавший слабый шелест листьев под ногами, усилился. Мы медленно подбирались к водопаду, о котором сказал Герант. Лес значительно поредел, деревья расступились в стороны, открыв нам вид на темное озеро.
Оно было не меньше трех миль в диаметре, в отдалении видна дорога, вполне себе современная широкая стеклопластовая серая лента, ведущая от леса к озеру. Она густо поросла травой и мелким кустарником. Превратилась в воспоминание о первых годах колонизации.
Когда взгляд скользнул вверх по дороге, я ухватила Геранта за руку и потянула назад, под защиту древесных стволов.
Мы не одни, говорю тихо и достаю револьвер.
Герант пригнул меня к земле, заставив встать на колени и чуть ли не прижаться к лиственному ковру.
Слишком далеко, шепчу и поворачиваю голову к мужчине, не могу точно сказать, что там происходит. Выпусти ворона.
Выпусти ворона, передразнивает он, я беззащитен, пока смотрю его глазами, улавливаешь? Если кто-то нападет, то я буду бесполезен! И вообще у нас нет времени для таких развлечений!
Я тебя прикрою, если что! Мы должны узнать, кто тут есть, сколько их, вооружены ли они. Не горю желание шастать по лесу, пока неизвестный враг дышит в затылок!
Так возвращайся на корабль, я тебя не держу.
Чего ты ломаешься, я же для дела прошу?!
Я тебе не доверяю.
Ты лапал меня час назад, и после этого ты мне не доверяешь?
От возмущения у меня волосы на загривке зашевелились: в этот момент он своим тупым упрямством так напомнил мне Бурю, что в горле запершило от накатившего гнева.
Герант поймал мой взгляд и улыбнулся.
Улыбнулся, самодовольная сука!
Ладно, так и быть, протянул он.
Зеленый комок отделился от его тела и взмыл в небо, а Герант будто ушел в себяего глаза затуманились, и мужчина совершенно не реагировал на прикосновения. Его связь с вороном казалась мне удивительной, настоящим чудом. Разве это не прекрасноиметь возможность взлететь и смотреть на мир с головокружительной высоты?
Север никогда не относился к двоедушникам плохо. Он не казнил их, не отлавливал, как диких животных, не держал в клетках.
Он знал, что двоедушники могут сходить с ума, когда зверь вступает в конфликт с человеком. Знал, во что они превращаются, потерявши рассудок, но всегда относился к ним, как к равным, а не как к игрушкам для боев или цирковых представлений.
Некоторые его слуги были двоедушниками. Разумеется, ни другие Дома, ни собственный сын не поддерживали такую политику. Севера осуждали, а он упрямо гнул свою линию. Мне иногда казалось, что он всегда шел против устоявшихся правил. Япрямое тому доказательство. Воин и правая рука Главы, но при этомполукровка. Немыслимо. Запрещено!
Если бы Герант знал его лично, то он бы понял, почему Север меня купил.
Мужчина задрожал и рухнул в листья, скрутился тугим клубком. Зеленоватое облако врезалось в его грудь и растеклось под кожей, ввинтилось в мускулы.
Я коснулась пальцами влажного лба и сдавленно охнула: Герант горел огнем и бился в лихорадке!
Проклятье, толкаю его в бок, переворачиваю на спину без особого сопротивления. Мужчина похож на податливый воск и дышит рвано и хрипло, Герант, ты меня слышишь?
Осматриваюсь по сторонам и замираю, напрягаю слух, но вокругни единого движения. Даже листья на деревьях не колышутся.
Пить, хрипит мужчина.
Достаю из набедренной сумки небольшую фляжку и придвигаюсь к неподвижному телу. Герант походил на марионетку, у которой подрезали нитки: даже не пытается сдвинуться с места и руку не поднимает, чтобы взять воду. Отвинчиваю крышку и замираю в нерешительности, будто это меня прибили к месту гвоздями.
Стоит только прикоснуться горлышком ко рту мужчины, как тонкая струйка воды рвется в горло, моя рука дергается и Герант заходится кашлем. Он стискивает зубы, чтобы заглушить звук и вздрагивает всем телом.
Вот же мать твою
Только без глупостей, шиплю ему в ухо и набираю воду в рот. Наклоняюсь и заставляю его разжать челюсть, наши губы соприкасаются, а я позволяю влаге медленно течьчуть-чуть, по полглотка, по капельке, чтобы двоедушник не подавился.
Его жар врезается в меня на полном ходу, бьет в голову, скручивает живот. Что-то врывается в мое сознаниераздвигает смешавшиеся мысли, перемешивает чувстваа я не способна сопротивляться вторжению. Зеленоватая дымка обвивает мое горло, поглаживает скулы, а над головой гремит хриплое карканье.
Когда отстраняюсь, то ловлю затуманенный взгляд и глотаю судорожный вздох. Чувствую железную хватку пальцев на бедре, впившихся в плотную ткань штанов.
Прости, я не могу его удержать, шепчет одними губами, у тебя разум слишком открыт.
Поднимаю руку, чтобы оборвать поток слов.
Хочешь еще?
Он кивает, а я снова пью и наклоняюсь.
Герант
С этой планетой определенно что-то не в порядке. В первый раз я не заметил этого, не увидел, что вокруг клубится непроницаемый мрак, но стоило мне задержаться в теле ворона подольше, как я почувствовал.
О, да! Я все почувствовал на собственной шкуре. Успел только рассмотреть существ на дороге, а потом мир накрыл зеленоватый тошнотворный купол, разрезанный алыми лентами, пронизанный черными вспышками. Будто вся планета восстала против одного единственного двоедушника, вывернула его наизнанку и выпотрошила, пробралась под кожу нестерпимым жаром. Ворон бился в агонии, и я вместе с ним. Солнце над головой превратилось в воспаленный пульсирующий комок, от которого в разные стороны расходилась багряная сосудистая сетка.
Этот мирживой, и он охотится.
Он сожрет меня с потрохами.
Падаю. Бесконечно падаю вниз, врезаюсь в землю на полном ходу и не в силах открыть глаза. Дрожу всем телом, плавлюсь изнутри, рассыпаюсь на части тлеющим пеплом. Прошу воды, а перед глазами расплываются чернильные кляксы и красные пятна, похожие на кровь.
Что-то льется в горло, но я не успеваю глотать и содрогаюсь от кашля.
Секунда, вторая
Тихий шепот Ши прорезает бесконечный сумрак белоснежной вспышкой, вырывает меня из беспамятства, помогает открыть глаза. Я будто поднимаюсь с глубины, чтобы вдохнуть полной грудью. Даже не понимаю вначале, что она делает, а когда мысли сбиваются в плотную кучу и вижу ее лицо в опасной близости от моегокак осознание катится по телу горячей волной, но я и пальцем пошевелить не могу. Ворон крошит мне ребра, бесится и вырывается, льнет к девочке, бросается под руки, оплетает собой, гладит угольными перьями смуглую кожу.
Прости
Она только поднимает руку и спрашивает, хочу ли я еще.
Что «еще»? О чем она? О себе?
Да! Я хочу ее еще.
Что ты творишь? Ты же собирался ее отпустить!
Я? Собирался? И правда, я же хотел Сопротивляйся! Ты сам себе хозяин, ты можешь контролировать своего ворона. Ты им повелеваешь, а не он тобой! Вспомни Анну! Ши закончит так же, как она. Ты не стоишь того, чтобы погибнуть за тебя! Хочешь еще одну жизнь загубить? Мало тебе было?
Вольный стрелок должен
А потом снова ее губы накрывают мои, и мне отчего-то кажется, что есть в этом прикосновении какая-то щемящая нежность.
Совсем свихнулся, двоедушник?! Это все дурман и лихорадка. Планета мысли путает, играет с моим разумом.
Совершенно себя не контролирую, чувствую, как вода медленно течет в горло, а сам толкаюсь языком ей в ротосторожно, почти робко: спрашиваю разрешения и хочу проверить, как она отреагирует.
Ши резко отстраняется, на губах застывает несколько прозрачных капель, а во взгляде стынут серебристые грозовые тучи.
Пошло оно все нахрен!
Хватаю ее рукой за затылок и тяну на себя, прикусываю острый подборок и слизываю воду, скольжу вниз по влажной дорожке на шее. Путаюсь пальцами в тяжелых медных прядях, и меня колотит от каждого прикосновения. Тону, захлебываюсь собственным стоном, когда в нос врывается запах шалфея.
Упираюсь лбом в ее. Горячая, почти раскаленная кожа, будто она приняла часть моего жара, а из груди вылетает судорожный всхлип.
И он точно не имеет ничего общего с возбуждением.
Отпусти, говорит она холодно, а я не смею воспротивиться.
Взгляд у девчонки мрачный и злой, он дырявит мне внутренности не хуже пули.