Авторназвание
Рождённый вновь...я обречён на память
Холодных звёзд и жалящих ..лучей..
Добро и зло бессонно - в слове - плавить...
Да, это жизнь моя... а я ничей!
Рождённый вновь...я обречён на память
Бесстрашных глаз и трепетных свечей...
Любовь! ... и боль! безгласно в сердце
Славить: да - это смерть моя... а я ничей...
«В напрасных поисках за ней я исследил земные тропы
От Гималайских ступеней до древних пристаней Европы.
Она забытый сон веков, в ней несвершенные надежды.
Я шорох знал ее шагов и шелест чувствовал одежды.
Тревожа древний сон могил, я поднимал киркою плиты...
Ее искал, ее любил в чертах Микенской Афродиты.
Пред нею падал я во прах, целуя пламенные ризы
Царевны СолнцаТаиах и покрывало Монны Лизы.
Под шум молитв и дальний звон склонялся в сладостном бессилье
Пред ликом восковых Мадонн на знойных улицах Севильи.
И я читал ее судьбу в улыбке внутренней зачатья,
В улыбке девушек в гробу, в улыбке женщин в миг объятья.
Порой в чертах случайных лиц ее улыбки пламя тлело,
И кто-то звал со дна темниц из бездны призрачного тела.
Но неизменная не та она скользит за тканью зыбкой,
И тихо светятся уста неотвратимою улыбкой».
Волошин М.
1
М
М
ила никуда не спешила. Ее рабочий день закончился, и она наслаждалась короткими минутами свободы. Полчаса наедине с собой под желто-пепельным светом фонарей в мягких осенних сумерках. Темная аллея, багряные и оранжевые деревья, полусонный, словно угасший, как свеча, город, опустевшие дороги. Хорошо, что она живет не Москве, где после захода солнца жизнь только начинается и среди толпы безликих, равнодушных и суетливых прохожих никому нет до тебя дела. Мила идет через парк, одна. Звенящая тишина ласкает слух, шелестит пожухшая листва, а воздух так свеж и приятен и на душе необычное волнение, от которого хочется плакать. Нет, это не грустьэто полчаса свободы, полчаса наедине со своими мыслями и мечтами. Полчасаэто время, которое молодая женщина ежедневно тратила на дорогу домой. Страшно представить, чего была бы лишена Мила, сядь она в грязный зловонный автобус, где на пассажирских местах восседают равнодушные люди, мечтающие только об одномне видеть друг друга, и поэтому они пялятся в окно или разглядывают содержимое своих сумочек, дремлют, читают дешевые дорожные романы или ругаются с кондуктором, чтобы скинуть накопившийся за день стресс. Причем, стресс снимают обе стороны. И сядь она в этот автобус, у нее не осталось бы места для себя, для глубокого вдоха облегчения и смешанной радости и легкой полупечали, она уподобилась бы имобозленным, грубым, пустым, обиженным на весь белый свет. Для Людмилы вечер был особенным временем суток. Вечером она словно обретала себя настоящую... на полчаса. Чувствовала свою индивидуальность и целостность, отрешенность от всех сует и тревог и..... Она чувствовала себя другой. Всегда, с самого детства. Ее сны, видения, мечтывсе было другим. Сначала ее избегаливсе: и ровесники, одноклассники, соседи, а родители пытались даже лечить, а потом Людмила научилась скрывать истинную себя от других и сама забывала о том, кто она. Жизнь встала на свои ржавые рельсы и понесла ее в будущее, такое же, как у всех тех, с кем с утра она ехала на автобусе в пыльный офис, оставив ей лишь неизменные полчаса для себя настоящей.
Людмила Ларина, в девичестве Корсакова, она не раз уже пожалела, что сменила фамилию. Странно, что ей, вообще, удалось выйти замуж. Точнее, Мила никогда особо и не стремилась связать себя узами Гименея. Институт брака не внушал ей ни доверия, ни особой радости, ни стабильности и уверенности, о которой мечтают многие девушки. Просто так сложилось. Все ее подруги выходили замуж. А Мила еще слишком хорошо помнила колкие шутки и издевки, ей не хотелось выглядеть белой вороной, и двенадцатого сентября ровно десять лет назад в день своего двадцати двухлетия она вышла замуж за Виталия Ларина. Любила ли она его? Способна ли ее странная запутанная в себе, заглушающая собственное я, душа любить кого-то еще, кроме самой себяиспуганной и расстерянной? Родители умерли друг за другом несколько лет назад. Мила тяжело пережила их уход. Да, она любила их, хотя они никогда не понимали ее, они не знали, как банальность, рутина и хваленая стабильность ломали ее личность, ее сатирическую романтично-трагическую и даже поэтическую натуру. После их смерти Люда не стала более одинокой. Она просто трезво оценила этот факт и осознала, что осталась одна. Не стало двух людей, которые были ей дороги, но так по-настоящему и не узнали свою дочь. А, может, и она их не знала. Толик пытался утешить. Но разве он мог знать, что творилось в ее душе. Разве хоть кто-то мог. Иногда Миле казалось, что смертьэто избавление, это покой и уединение, возвращение в себя. Смерть снимает маски, но Мила боялась смерти, боялась, что люди увидят ее без маски и начнут смеяться. Глупо? Наверно, она глупая, несмотря на два высших образования. Людмила могла бы достичь большего, чем должность старшего менеджера в перспективной компании, торгующей компьютерами. Она могла бы... Но зачем? Тогда бы у нее не было этой темной аллеи в безлюдном парке, ветер не раздувал бы ее темные, как смоль волосы, и она не вдыхала бы аромат увядающего лета с примесью надвигающейся грозы. Она не увидела бы, как скользят желто-красные листья по пестрому ковру земли. И у нее не было бы получаса, чтобы признаться, что жизнь ееодно сплошное ничто, а муж, скорее всего, давно завел любовницу, а с ней живет по привычке, просто потому, что ничего не хочется менять. Слишком много лет, слишком много имущества. Не хочется ничего делить. Излишняя суета, напрасно потраченное время. Суды, разборки. Это же целая эпопея. Несмотря на иронию, Мила была уверена, что именно так и думает Толик, собираясь в очередную многонедельную командировку. Она читает это в его взглядесмесь жалости, презрения и холодного равнодушия. А Мила притворяется, что все нормально, как обычно. И она будет ждать его, и приготовит ему ужин, и постирает его рубашки, и даже спросит, как он съездил.... Обидно? Кто-то скажет, что она унижает себя, свое достоинство, но это не так. Ей не больно. Ей все равно. Завтра снова на работу. И она расскажет коллегам, что у нее идеальный брак. А они сделают вид, что поверили ей, насмешливо взглянув на ее вышедший из моды наряд и бледное лицо без намека на косметику. Только ее давно не трогает, что подумают о ее облике другие. В ней есть что-то пострашнее внешней заурядности. Что-то спрятанное, полузабытое
Но сейчас. Сейчас у нее было полчаса, чтобы признаться себе.... Чтобы захотеть жить. Чтобы забыть о снотворном, без которого не начинается ни одна из ее ночей. И вспомнить о мечтах, о мыслях и надеждах, которые наполняли ее когда-то давно. Так давно, что кажется, что это было в прошлой жизни.
Запнувшись за камень, Мила Ларина, чуть не полетела носом на асфальт, но удержала равновесие и громко рассмеялась над собственной неуклюжестью. Ветер кинул листья ей в лицо и женщина снова покачнулась. «А ведь я стою посреди дороги. Как я здесь очутилась! - пронеслось у нее в голове, перед тем, как ее ослепил свет фар. «Неужели машина?!" Черт, а у меня еще оставалось пять минут.»
«Темно. И больно. Как больно. Я не могу открыть глаза. Умерла? Это вряд ли. Иначе не было бы боли. Жива. Тяжелый вздох. «Я не одна? Я чувствую чье-то присутствие. Это одна из способностей, которые я спрятала давно, но сейчас боль выпустила их. Но я не слышу мыслей. Не чувствую жизни, рядом с собой. Неужели все-таки мертва? Нужно попытаться открыть глаза, а не философствовать. А..х. Не могу. Я словно сплю, но ощущаю окружающий мир, и я в теле. Мне больно. Не могу не о чем думать, кроме боли. Нужно понять, где ее источник. Нога, левая нога и ребра. Меня сбила машина. Точно. Блеск фар. Еще я помню музыку. Чертов ублюдок-водитель ехал, балдел, может, даже подпевал и дергал ногой в такт музыке. Разве ему до меня. Значит, это он меня привез сюда. Я не в больницеэто точно. Я открываю глаза. Боже, что это? Все словно в тумане. Какая красивая комната, словно из моих снов. Как просторно. Бледно-голубые стены, высокий потолок, изящная мебель, дорогие побрякушки, изысканная обстановка в венецианском стиле. Здесь, как в музее, а я лежу на кровати, большой и удобной. Я слышу шаги. Сильные властные, уверенные, но почти не слышные. Я вся перехожу во слух. Мне не страшно. Я давно разучилась бояться. Мне больно, да так, что не могу повернуть голову, чтобы увидеть своего обидчика. Но вот его лицо склоняется надо мной. Боже, как он красив! Я хочу плакать, глаза щиплет. Неужели бывают такие красивые люди? Синие непроницаемы холодные глаза смотрят на меня или сквозь меня. Не могу понять. Этот взгляд изучает, засасывает, лишает сил, какие черные у него зрачки, а за ними пустота. Губы чувственные, четко очерченные и сложенные в слабое подобие улыбки. Нос тонкий, брови словно у женщиныизогнутые и высокие, скулы впалые, а ресницы пушистые, шелковые и загнутые кверху, ухоженные светло-русые с золотинкой волосы мягкой волной касаются моего лица. Я никогда не видела подобной идеальной красоты. Он мне снится. Я пытаюсь вернуть себя, но не слышу его мысли. Или мои выстроенные за десятилетия барьеры слишком велики, что мне теперь не снять их.
- Привет. Я Ричард. - Тембр голоса совершенно неописуем, он словно ласкает меня, входит в меня. Я во власти этого голоса и его красоты. Почему же я не слышу его мысли? Впервые за столько лет мне это действительно нужно. Туман снова окутывает меня с головы до ног золотой паутиной. Я словно плыву. Как во сне. Его улыбка, ямочки на щеках. Теплые влажные губы касаются моего лица. Как же я хочу его. Да.... Его руки прохладные и нежные снимают с меня блузку так умело, так быстро. Я не успеваю за ним. Онсильный. Его тело состоит из твердых мышц, я глажу его ладонями и слышу свой собственный стон. Да. Мне именно это нужно. Сейчас.... Я так устала. Боже. Боже. Я .... Что это? Как же хорошо....»
Яркий солнечный свет болью отозвался в мозгу Людмилы Лариной. Распахнув глаза, она удивленно огляделась.
-Где я? - изумленно пробормотала она. Заглянув под одеяло, она обнаружила, что совершенно обнажена. Короткие обрывки воспоминаний промелькнули в больной голове. Она помнила, как шла по парку. Вечер был таким приятным, а воздух таким чистым и свежим, мысли легкими. Потом.... Ее сбила машина. ....
-Господи! - воскликнула Мила и вскочила. Обстановка комнаты, в которой она находилась, была, мягко говоря, роскошной. Здесь явно потрудился опытный дизайнер с превосходным вкусом. Тяжелые парчовые шторы плотно закрыты, но в щель между ними пробился один солнечный луч, и именно он ослепил Люду и заставил проснуться. Оглядевшись, в поисках одежды, она увидела бледно-голубое платье, аккуратно повешенное на спинку кресла возле кровати. Оно не принадлежало ей. Чье оно? А где же ее блузка и джинсы? Кто раздел ее?
Мелькнуло короткое воспоминание.... Красавец-мужчина, его обволакивающий голос, сильное тело, ласкающие грудь руки и наслаждение, дикое, ослепляющее. Не может быть. Ее сбили, а потом еще и соблазнили? «Неужели я изменила мужу?" И где этот ублюдок, как бы хорош он не был. Ну, все он не жилец! «Убью, растопчу, запинаю»
Мила метнулась к креслу. Рядом с платьем лежало нижнее белье и чулки, тоже не принадлежавшие ей. Но, слава богу, явно новые. Откуда у этого извращенца женские вещи? Он что еще и трансвестит? И где он сам? Испугался и убежал, оставив ее в своем шикарном холодном дворце. Одевшись в то, что ей оставили, Мила нашла свою сумку, туфли и давно устаревший и потертый малиновый вельветовый пиджак, смотревшийся поверх модного красивого платья, причем еще и голубого, ну, совсем никак.
-Эй, мистер, где вы? - крикнула она, но никто не отозвался. Удивляясь собственному спокойствию, а, может, это был легкий шок после пережитого, Мила подошла к большому настенному зеркалу в старинной узорной раме, явно сделанной на заказ, или купленной в антикварной лавке. К стеклу было приклеена записка, которая гласила: «Я найду тебя».
-Больно надо.- Скорчила лицо Мила. Она сдернула бумажку и, смяв, бросила на ковер. Боль вернулась к ней и запульсировала в левой ноге и правом виске. Помимо разлохмаченных волос, женщина обнаружила несколько ссадин на своем лице. И она совсем упала духом. Этот ублюдок точно не нормальный, раз покусился на нее.
Вздыхая и охая, Ларина вышла из комнаты и побрела по коридору, который привел ее к лестнице. Она шла анфиладой комнат , и не могла поверить, что в их городке еще есть подобные особняки. Дом был старым, древностью веяло от его стен. И не смотря на реставрацию, хозяин пожелал сохранить первоначальный облик здания. Современные коммуникации, искусственно состаренная мебель, предметы быта средних веков навевали странное ощущение соприкосновения с прошлым. А легкий полумрак добавлял в чувства смесь страха и восхищения. Это было невыразимо. Непостижимо и волшебно. Ей хотелось бы разглядеть дом подробнее и тщательней, но она находилась не в той ситуации и не том расположении духа. Мила спустилась по винтовой лестнице, застеленной толстым мягким ковром, и оказалась в шикарной гостиной, выполненной в языческом стиле. В глаза бросилось огромное массивное кресло из красного дерева, стоявшее возле камина. Оно больше походило на трон. Под ним валялась шкура кого-то животного. Остальная мебель тоже была громоздкой, обитой кожей.
-Мадам, доброе утро. - Испугав ее своим внезапным появлением, произнес невысокий лысый мужчина преклонных лет в строгом черном костюме. У него было не выразительное, но очень приятное лицо.
-Какое оно на хрен доброе! И какая я вам, блин, мадам. - Завопила Мила, обрадовавшись, что есть на кого выплеснуть свое негодование. Ярость только усугубляла головную боль, но Ларину уже было не остановить. - Кто вы, черт возьми, и что я здесь делаю?
-Успокойтесь, прошу вас. - Спокойно и почти ласково проговорил мужчина. - Меня зовут Грэг. Я здесь работаю. Мистер Милз уехал с самого утра. У него неотложные дела. Он бы с удовольствием все вам объяснил, но вы спали, и он не решился вас разбудить.
-Какой еще мистер Милз? Что я делаю в доме какого-то гребаного иносранца?
-Ричард Милз, мэм. Он англичанин. Мы приехали сюда на несколько месяцев. - Все в том же любезном тоне продолжил мужчина.
-А мне плевать, хоть папа Римский. - Яростно прошипела Мила. - Что происходит?
-Успокойтесь, прошу вас.- Выдержка Грэга стоила похвал. Не каждый так спокойно вытерпел бы ее полыхающий взгляд и богатый жаргоном крик.- Я могу предложить вам кофе?