Почему я здесь? с чего-то надо было начинать.
Большинство людей, если им позволить сделать осознанный выбор, остановится на стабильности. Для многих это, прежде всего, уверенность в завтрашнем дне, отсутствие страха перед будущимда много чего. Ради стабильности можно пожертвовать мечтами о лучшей жизни, карьерой, отношениями. Не зря придумали поговорку про синицу в руке.
В моем случае тоже все оставалось весьма стабильно. Моя судьба продолжала швырять меня из огня да в полымя, как и несколько месяцев назад, когда я только здесь очутился. В той, прошлой жизни, без планирования нельзя было ступить и шагу, потому что только так оставалась уверенность, что не пропустишь ничего важного. Шестнадцатого, Александр Никифорович, к семи на презентации, а в восемь встреча с деловыми партнёрами. На следующий день завтрак, посвященный переговорам по новому проекту, а в обед нужно успеть на другой конец города, там его тоже с нетерпением ждут. И так каждый день из месяца в месяц. Если тебя нет в списке, значит, вряд ли ты можешь помочь, получить, добиться или обеспечить. Ничего личного. Если ты в бизнесе и ловишь кайф от этого ощущения, значит, у тебя и не будет личного.
Последние три месяца все обстояло с точностью до наоборот. Судьба умеет и любит шутить. Какие планы? Какой график? Тут на завтра загадывать страшно.
С судьбой можно бороться, скажете вы? И будете абсолютно правы. Можно и нужно. Но пока что у меня не получалось. Попытка спланировать побег и внедриться в общество, которое только и ждало, когда я это сделаю, провалилась с грандиозным треском. Всему виной нехватка информации и, как выяснилось, полное отсутствие навыков существования в текущих условиях. А откуда им взяться, этим навыкам? Другими словами, с планированием следовало обождать до лучших времён.
А стало быть, мне оставалось только заниматься тем, чему я научился здесь лучше всего: плыть по течению. Течение и есть моя стабильность на текущий момент. Быть готовым к любым неожиданностям. Накапливать информацию, собирать сведения и учиться. Бог или кто бы то ни было дал мне самое главное оружие: голову, а остальное я возьму сам.
Глава 5
Как я уже знал, городок, в который я все-таки попал, был тот самый Рогон. Именно на него я строил планы с соседнего холма. Он принадлежал Темирской торговой автономии и располагался в ее средней части. Она так и называлась: Срединная автономия. Из названия понятно, кто здесь заправляет и чем в свободное от отдыха время занимается местный люд.
Рогон, совсем небольшой город, тем не менее стоял на пересечении трёх дорог, поэтому по праву мог считаться административным и логистическим центром. Население города составляли в основном приезжие со всех концов света, которые стягивались в автономию в поисках лёгких денег. Местные жители, конечно, были, но их количество едва дотягивало до двухсот. Они практически не работали, занимаясь тем, что сдавали своё жилье приезжим. Так как основная масса обитала в черте города под защитой стен, количество домов под сдачу было невелико. Соответственно, чем меньше в городе недвижимости, которую можно снимать, тем больше себе положат в карман их владельцы.
После того, как я познакомился с представителем местной ползучей фауны, меня доставили в самое мрачное здание в городе: монастырь ордена Святого Круга. Мрачная громада монастыря, как я и предполагал, не просматривалась с того места, откуда я все утро наблюдал за городом. Поэтому мне удалось сравнить его архитектуру с другими зданиями только после того, как покинул гостеприимно распахнутые монастырские двери. По совместительству он оказался ещё и самым крупным строением в городе, превышая размерами даже городскую Ратушуименно она издали напоминала мне подтаявшее эскимо.
Время шло к обеду, когда мне принесли заказ, и теперь руку приятно холодила большая глиняная кружка с пивом, а взор мозолили три круглые башни Ордена, выстроенные на равном удалении друг от друга. Символично, не правда ли: три кольца и три здоровенные каменные махины? На душе было спокойно, ибо с сего дня я смотрел на монастырь снаружи, а не томился внутри.
Внутри Снаружи Для абсолютного большинства людей эти слова не значат ничего, кроме месторасположения. Для большинства, но, вот беда, к большинству я теперь отношусь едва ли. За перевоспитание стоило бы поблагодарить моего персонального палача, жаль только он словно бы испарился, и мне не достает подходящего подарка для этой гадины. Думаю, нет, надеюсь, что когда-нибудь судьба сведет нас поближе, и я получу свой шанс на расплату.
Понимал я также и то, что эта тварь, каким бы извращенным человеком он ни был, всего лишь инструмент для людей, с которыми мне придётся сотрудничать, и не просто сотрудничать, а проявлять учтивость, благодарить за подачки, преданно замирать по их знаку. И вот тут во весь рост поднимался вопрос, на который у меня не имелось ответа: насколько меня, собственно, хватит? Слишком велик соблазн плюнуть в лицо и хлопнуть дверью, только ценой неимоверных усилий я сдержался, чтобы не совершить непоправимой ошибки. Кто бы знал, хватит ли моих сил продолжить эту игру?
Я замер перед полуоткрытой дверью, ее тень лежала на земле, как намалеванная неумелым художником пародия на саму себя. За порогом пылал светом день, а я стоял во мраке коридора и боялся сделать следующий шаг, потому что только сейчас почувствовал, что все это наяву. Свобода не пустое слово в воспаленном воображении и не далекая и лживая картинка на языке, она вот она, не далее, чем в полуметре от моих ног, стоит распахнуть дверь пошире, и она захватит меня с головой. Я рвался туда и одновременно меня била дрожь, страх быть обманутым, преданным своим сознанием, парализовывал и лишал воли. Но все-таки я сделал свой шаг.
Таверна, трактир или паблюбое из этих названий меня вполне устраивало, гостеприимно распахивала свои двери для всех, кто только что вышел из монастырских ворот. Веранда, на которой я занял место сразу после открытия, выходила с таким умыслом, чтобы солнце не мешало насладиться вкусом еды, закрывая гостей от его навязчивых лучей. Главное, тут были пиво и гренки. Первое, как и должно быть, только из холодильника, второе не слишком хрустящее, очень мягкое внутри и не пересоленноевсе, как я люблю.
Оказывается, несмотря на три с половиной месяца жизни, весьма отличной от той, к которой привык, с моими вкусами не произошло никаких изменений. Я по-прежнему не прочь хорошо одеваться, вкусно поесть и выпить холодного пива. И сейчас я с удовольствием отмечал все вышеперечисленное и заодно думал о жизни.
Как бы невероятно это ни звучало, Харальд отдал мне мои пять золотых, с которыми я давно успел распрощаться и выкинуть из головы. Ан нет, все-таки утро началось сегодня с нужной ноги, и пять маленьких кругляшков вновь обрели своего хозяина. Вам сказать, что я потерял дар речи? Не буду. Потому что дар речи потерял Харальд, когда я схватился за его ладонь и долго тряс ему рукуне смог удержаться, что поделаешь. Он потом провожал меня удивленным взглядом, а я решил, что счастье, возможно, все-таки есть.
В трактир я отправился, прихватив с собой всю наличность, и чувствовал себя богачом. Я так и не решился оставить чудом вернувшееся богатство в крошечной комнатке одной из башен, куда меня проводил дородный монах, чьего имени я так и не узнал, потому что не смог вытянуть из него ни слова.
Половина кружки исчезла быстрее, чем мой отец успел бы сказать «ой». Усики холодной пены на губах явились лучшим подтверждением того, что я все-таки жив-здоров. Надо же, не прошло и полгода, как меня выбросило в чужой мир, а уже столько всего перепробовал. Иному жизни не хватит, а у меня одно за другим, только успевай карман подставлять. В моем случае, конечно, не карман, а шею.
Думаете, у меня появилась стабильность? Как бы ни так! Все, что мне досталось, это отсрочка в пять дней, которую выплюнул из себя отец Тук, когда понял, что любая попытка заговорить о деле вызывает у меня ступор и напрочь лишает дара речи. А как ему объяснить, что мой экспериментальный лингвистический аппарат намертво заклинивает, стоит собеседнику завести разговор о делах? Опытным путём удалось определить, что основная сложность заключается в употреблении терминов. Следом идут названия. При этом система вырубается полностью, включая и обычную речь. Я превращаюсь в рыбу, выброшенную на берег. Ну или становлюсь дедушкой без кислородной подушки.