Я отцу ее слово давал за дочерью приглядеть, пока он служит в другом остроге,
спокойно пояснил князь. А уж от таких, как ты, надо девиц подальше держать. И в сторону ее смотреть не думай.
Какая тебе печаль, князь? Сегодня я в твоем детинце на пиру сидеть буду, а завтра меня тут уж и не увидишь. Ничего не стрясется с Грозой.
Повернулся и вышел из общины, сжимая кулаки, не желая об этом больше и слова говорить.
Ватажники встретили его вопросительными взглядами, да заметили, что старшой больно уж не в духеспрашивать ничего не стали. И после все расскажет. Но то, что жив пока и никто его в застенках детинца держать не собирается, успокаивало и самых неуемных, тех, кто сюда и идти не хотел, готовый силой от стражи отбиваться.
Струги не бросишь просто так. Пришлось на пристань идти, мастеров искать в посаде, которые могли бы скорее с починкой лодьи помочь, перетряхнуть кошели, еще почти пустыепо весне-то. Зима, как водится, нелегкая была: кто по домам разбрелся, кому было куда идти, кто охотой по лесам перебивался. Можно было с бортом этим окаянным и самим справиться, но тогда скоро никак не успеть.
Благо в городе торговом таких мастеров оказалось достаточнои многие не заняты, потому как купцы только-только начали свой путь по протаявшей реке, и до Волоцка добрались не все. И повезло, что были среди них те, кто не ушел на первые севы зерна во славу Даждьбога: остались в посаде. Хоть и было вокруг теперь гораздо свободнее, чем обычно. Люди нынче славят Богов и требы приносят в святилищах, и просят милости не только у Даждьбога, но и у Матери Сырой Земли, чтобы приняла семя, а уж Сварожич обласкает.
Другие в Овсень Большой уж скот на луга выводили, на подросшую траву, полную силы светила, принявшую ее из земли.
Да только находникам полей не сеять, скот не пасти. Весь день Рарог и Волох провели в посаде да на берегу. Другие ватажники наводили порядок на лодьях, убирали воду со дна пострадавшего струга. Нехорошо вышло: и бок внизу, у самого днища, ему помяли, и ларь богатый, тяжелый, который на лодье русинов заприметили себе в добычу, утопили. Вместе со сгоревшим кораблем. Да такая схватка случилась жаркая, что не всяк понимал, где свой, где чужой воин. Теперь уж не узнаешь, что в том ларе было: глубоко на дно лег, не достать. Не сыщется даже в ватаге Рарога такого пловца, чтобы сумел бы. И если достанешь до днасундук все равно не вытащишь. Потому ватажники повздыхали, конечно, как остатки русьей шайки прибились к берегу на почти разбитом в щепки на порогах струге и скрылась в лесу. Но случается и такое. Да только непонятно, где они по весне уже успели таким богатым добром разжиться.
К вечеру дождь почти стих, и работать стало легче. Скользкие блестящие мостки под ногами уже не казались такими неверными, и запах мокрого дерева стал привычным. Зато бок струга был починен, просмолен хорошенькои выглядел теперь лучше, чем новый. Все разметанные во время бури вещи снова уложили в порядке под лавками, поставили мачты: придется против течения идти, и, если случится попутный ветер, то и скорее доведется покинуть Волоцк. Нежеланная вышла встреча.
Завтра будет ведро, взглянув будто в самую глубину чертога Богов, проговорил Волох.
А раз сказалзначит, так и случится. Если Боги благоволят пути, сам Сварог перестанет лить на головы нескончаемый дождьи правда пора уходить.
Закончили работу вовремя и даже почти успели расплатиться с мастером Кержом и его бойким сыном, который во многом помогал не хуже взрослых мужей, как прибежал отрок из детинцасказать, что пора бы возвращаться, потому как пир во славу Даждьбога уже разгорается.
Рарог едва успел рубаху в дружинной избе переодеть, как прибежал другой мальчишкапоторапливать. Ватажники бранились тихо, да деваться некуда.
Собрались все в гриднице: и насколько просторной она казалась поутру, настолько теперьтесной. И не сказал бы никогда Рарог, что в детинце столько люда живет, а как расселись за столамипочитать Даждьбога Сварожичавсе сразу видно стало. И любопытно, признаться.
Бревенчатые стены гридницы дышали теплом доброго дерева, разогретые уже огнем очагов, что вырыты были в полу да обложены ровными камнями. Жарко было от людей вокруг, от горячих яств, расставленных на длинных столах в больших горшках. Огоньки и тени, смешавшись, дрожали на стенах, и гомон нескончаемый, плясал между столами, прокатывался под чуть закопченным сводом вытянутой хоромины. Пахло мясом и медом, дымом и потоми уже от этой смеси можно было опьянеть.
А больше всегоот взглядов чернавок, что сновали вокруг вместе с юркими отроками. То подливали они пиво и мед в большие братины, то убирали уже опустошенные мисы и кувшины. Пока Рарог озирался в гриднице, натолкнулся не на одно пригожее девичье личико. Но привлекали вовсе не они: были тут и другие женщины, которые выделялись среди всех. Потому как сидели рядом с князем. Одна старше, но еще в годах не слишком больших. Красивое и строгое ее лицо было будто из березы вырезано в обрамлении ослепительно белого в полумраке хоромины убруса и тускло поблескивающих рясн. Ее взгляд, безразличный, словно погруженный в себя, медленно скользил по головам собравшихся вокруг людей, ни на ком не останавливаясь. Даже необычные гости, коим не каждый здесь был рад, не заставили ее приглядеться к ним. Княгиня ВедараРарог знал ее еще с тех пор, как в детинце первый раз появился. Вторая женщина, совсем молодая, пожалуй, немногим старше княжны, что сидела чуть поодаль от отца, отличалась от старшей жены князя живостью взгляда и легкостью. Она с интересом рассматривала всех, кто входил в гридницу. А уж когда Рарог остановился в небольшой заминке у стола неподалеку, и вовсе вперилась в него неподвижно. Тогда только он узнал ее: та Сения, что накануне во дворе ему повстречалась. Что же получается: княжеская меньшица? А Владивой зря жизнь не проживал, стремился больше наследников после себя оставить. Да пока только был у него старший сын, что на востоке в другом большом городе сиделКоломниче. И дочь помладше. И никто из них на детей Сении не походил, уж больно велики.
Рарог улыбнулся меньшице, чуть наклонив голову после того, как князя с княгиней поприветствовали та улыбкой в ответ одарила. Он обвел большую хоромину взглядом в поисках еще одного лица, которое здесь увидеть хотел, но не нашел. Не было среди женщин Грозыи оттого стало казаться, что она и вовсе привиделась.
Садись подле меня, Рарог! через всю гридницу донесся громкий голос князя.
Гостям, что спасли мою дочь, особый почет.
Он указал на лавку неподалеку от своего местаи его ближники: старшие дружинных да воевода Вихрат, который только к вечеру, видно, и приехал, чтобы вместе с правителем почтить Даждьбога, сдвинули плечи, чтобы пустить Рарога.
А пока он усаживался, дверь снова открылась, и в хоромину вошла та, кто заставила кметей на миг смолкнуть. И не хотела, видно, привлекать к себе столько взглядов, а все равно как будто огоньком пронеслась по гриднице между чернавок и отроков, которые ходили за спинами мужчин. Взгляда она ни на кого ни разу не опустиласмотрела все перед собой и молча села подле Беляны, а та что-то тихо сказала ей на ухо. Рарог и старался не слишком долго разглядывать ее, а взор было сложно отвести. Десятник Твердята, что сидел рядом, случайно толкнул его в плечои он отвлекся, а напоследок самым краем глаза заметил, как смотрит князь на подругу своей дочери. Мимолетный это был проблескодин миг, и князь уже уставился в свой кубок. Но по спине как будто горячими прутьями продрало. И все слова Владивоя о Грозе, сказанные напоследок, вдруг обрели совсем иную подоплеку.
Обжигающий взор князя заметил, видно, не только Рарог. И уж сколько бы ни была бледна его меньшица, а побледнела еще больше. Задышала часто, покручивая в пальцах резную ложку. И, кажется, хотела бы сказать что-то мужу, да не решалась как будто.
Всем ватажникам нашлось место за столами. И хоть все еще посматривали кмети на них с понятной подозрительностью, а теснились, придвигали миски ближе. Скоро и разговоры на всех стали общие. И чарки сталкивались в братинах до треска, до хохота. И, верно, глядя на разгорающееся веселье, Боги радовались вместе с детьми своими и внуками.