Нет уж.
По... Почему?
Сам лучше скажи, на что оно тебе?
Кислый вид Холо обескуражил его, но нужно было узнать, человек ли она. Узнать во что бы то ни стало! Лоуренс расправил плечи, набрал в грудь воздуха чтобы по его властному голосу было ясно, кто хозяин положения, и произнёс:
Если ты одержимая, я отдам тебя Церкви от них одни беды. А вот с Холо богиней урожая и воплощением волчицы другой разговор.
По слухам, человеческие воплощения животных посланцы небес. Привлекать удачу их призвание. Если рассказ девушки правдив, какая уж тут Церковь впору хлеб с вином божеству поднести. А вот если нет...
Однако у Холо от его речи будто зубы разболелись такое у неё было выражение лица.
Я слышал, воплощения зверей могут менять облик по своему желанию. Так что если твой рассказ правда, тогда ты без труда обернёшься волчицей, подытожил торговец.
Она дослушала его молча, с той же гримасой отвращения. Наконец еле слышно вздохнула и медленно приподнялась со своего ложа из шкурок.
Натерпелась я от Церкви. Не хочу к ним в руки. Только вот... Холо запнулась. Она вздохнула ещё раз, а потом заговорила вновь, поглаживая хвост: Просто так не превратишься, нужно уплатить цену. Вы, люди, пользуете краски для лица или толстеете от еды так наружность и меняется.
Тебе для превращения тоже что-то нужно?
Без хлеба не получится, нужно немного зёрен...
«Почему бы и нет? Всё-таки богиня урожая», решил было Лоуренс, но в следующий миг у него ёкнуло в груди.
Или свежей крови, добавила Холо.
Свежей... крови?
Совсем немного.
Казалось, для неё это был пустяк. Лоуренс похолодел: разве такое с ходу придумаешь? Словно спохватившись, уставился на губы Холо живо вспомнилось, как она показала клыки, когда ела мясо.
Неужели струсил? усмехнулась девушка, заметив его смятение.
Вот ещё, вырвалось у Лоуренса.
«Волчицу» его ответ явно позабавил, однако улыбалась она недолго вскоре посерьёзнела, отвела взгляд в сторону и выдала:
Нет уж, теперь точно не хочу.
Да... Да почему?! Лоуренс, не сдержавшись, повысил голос: издевается она, что ли?
Холо же, по-прежнему пряча глаза, с грустью ответила:
До смерти ведь испугаешься. На мой истинный облик все смотрели со страхом и звери, и люди. Уступали мне путь, почитали, будто какого-то небожителя. Не хочу больше такого обращения. Ни от кого не хочу.
Да... Да что я, по-твоему, облика твоего испугаюсь?
Силой духа хвастаешь, так хоть руки спрячь трясутся ведь.
«Ну и ну...» так и слышалось в её словах. Лоуренс покосился на свои руки и чуть не крякнул с досады.
Холо прыснула:
Не умеешь ты притворяться, как я погляжу.
Он на это и сказать ничего не успел: в тот же миг девушка продолжила, уже без улыбки, слова посыпались как градины:
Но раз притворство тебе чуждо, раз человек ты прямой и честный, отчего же не обратиться, почему бы не явить тебе волчий облик. Поручишься за то, что говорил?
Что говорил?
Что если я Холо, то ты не отдашь меня Церкви.
Он слышал, что некоторые одержимые умеют наводить морок, и теперь осмотрительно промолчал только промычал что-то невразумительное, на другой ответ его не хватило. Казалось, этого Холо и ожидала:
Что же, чутьё меня вряд ли подведёт. Едва ли великодушие позволит тебе нарушить слово.
Речь её была преисполнена лукавства, и Лоуренс, как прежде, смог лишь выдавить из себя что-то нечленораздельное после такого от своих слов не откажешься. Что и говорить, ловко она его провела! Оставалось только смириться.
Немногое увидишь, не весь облик: очень уж трудно обернуться целиком. Руки тебе будет достаточно. Холо потянулась к краю повозки.
Лоуренс решил было, что для превращения нужно принять какую-то позу, однако в тот же миг загадка прояснилась: в самом углу телеги лежал сноп хлеба, и Холо выдернула из него пару колосьев.
Это ещё зачем? машинально спросил он, но не успел договорить, как она закинула зёрна в рот, а затем проглотила их словно пилюли с закрытыми глазами.
Нешелушённые зёрна есть можно разве что через силу. Он поморщился, живо вспомнив горький, неприятный вкус, но тут же и позабыл об этом.
У... У-у-у! взвыла вдруг Холо.
Левую руку она прижала к груди. Секунда-другая и уронила её на меха.
Не верилось, что можно так притвориться, а потому Лоуренс встревожился не на шутку и собрался уже окликнуть Холо, но тут раздался странный звук, лишивший его дара речи. Казалось, стая мышей вдруг пронеслась через лес, а чуть погодя гулко ухнуло, словно кто-то с силой ступил на землю.
Лоуренс стоял как громом поражённый, а в следующий миг прямо на его глазах тонкая девичья рука, от плеча до кисти, превратилась в непомерно большую лапу.
Да уж, неудобно, пропыхтела Холо.
Такую громадину, наверное, трудно было удержать на весу девушка устроила лапу на шкурках, прилегла на бок и посмотрела на Лоуренса:
Как, веришь теперь?
Он несколько раз потёр глаза, тряхнул головой, не в силах вымолвить и слова. Картина не менялась: перед ним лежала самая настоящая звериная лапа, покрытая бурой шерстью. Туловище не меньше лошадиного подошло бы такой «руке», а оканчивалась она когтями, каждый из которых был с небольшой серп.
Разве можно смириться с мыслью, что эта громадина и худенькое девичье плечо одно целое? В наваждение поверить проще. Лоуренс не выдержал и плеснул себе в лицо водой из фляги, надеясь очнуться.
Всё подвоха ищешь. Думаешь, морок? В глазах правды нет? Так потрогай.
Холо со смехом шевельнула мохнатой «ладонью», будто подзывая его. Любой бы тут разозлился, однако Лоуренсу всё-таки не хватало решимости: лапа пугала не только размером, казалось, некая сила исходила от неё, отчего поближе было не подойти не пускало.
Но вот Холо вновь шевельнула рукой, и тогда Лоуренс, собравшись с духом, наклонился к девушке с козел и потянулся ладонью к её плечу, уговаривая себя, что волчьей лапой его не удивишь. В конце концов, и с драконьей приходилось возиться, так ничего, продал же.
Однако дотронуться до Холо он не успел.
Ой, вдруг встрепенулась она, будто вспомнив что-то важное.
Лоуренс поспешно отдёрнул руку.
Ох! Ты... Ты чего?
Я? Лучше скажи, с тобой-то что. Ты бы ещё за сердце схватился.
Нарочитое удивление в голосе Холо словно подлило масла в огонь, и внутри всё закипело от стыда и злости. Однако мужская гордость обязывала держать себя в руках. Лоуренс кое-как успокоился и, решив, что больше не позволит сбить себя с толку, вновь потянулся к лапе.
Ты не договорила. Что случилось? напомнил Лоуренс.
Кивнув, Холо вдруг посмотрела на него сквозь ресницы и проговорила вкрадчиво:
Ты уж трогай понежнее, ладно?
Лоуренс застыл на месте, ошарашенный этой просьбой; затем перевёл взгляд на девушку та беззвучно смеялась:
Гляжу я на тебя и умиляюсь!
Он резко протянул руку вперёд, не показывая, что её слова его задели.
Теперь веришь?
Лоуренс лишь молча щупал. Насмешки Холо и вправду разозлили его, но не ответил он скорее по другой причине.
Всё дело было в лапе: под бурой шерстью, длинной и густой, обнаружились сильные мускулы, кость же была мощной и твёрдой, словно дерево. Ладонь тоже была исполинской: её розовые подушечки походили на небольшие круглые булочки и были мягкими на ощупь. Посмотришь на них и сложно поверить в реальность красовавшихся рядом когтей, твёрдых и острых, как серп.
Забыть о собственных ощущениях и назвать лапу видением Лоуренсу было бы трудно, а повторить то же про когти и того труднее. Они не были ни тёплыми, ни холодными совсем как звериные когти на ощупь. Лоуренсу стало не по себе: казалось, он прикоснулся к чему-то запретному.
От волнения у него вырвалось:
Ты всё-таки богиня?
Какая из меня богиня!.. Разве что тело моё выглядит внушительно в этом ты только что убедился. А ещё, пожалуй, едва ли кто-то сможет тягаться со мной в мудрости. Я Холо. Холо, Мудрая Волчица.
Мудрой она себя назвала без тени скромности, гордо глядя на Лоуренса.
Посмотреть на неё обычная девушка, у которой одни шалости на уме. И пусть от лапы будто веяло неведомой силой, но сила эта вовсе не казалась звериной. Разве что лапа была непомерно большой, но величина не подтверждение.