Анастасия ПавликБольшой Белый Мир
Глава 1
Что бы ни происходило, а любовь, как талисман, как хвост кометы, всегда следует за тобой. Помните об этом.
Думая о Викторе, я продиралась через толчею возле эскалаторов, когда кто-то сжал мою руку выше локтя.
Белая куколка впервые в Пороге?
По телу пробежал холодок страха, но голос был мне незнаком. У моего дяди прокуренный низкий голос, когда он говорит, кажется, будто голос звучит из-под земли, терзаемый злым духом. И если его пальцы после того, что я наворотила, сомкнутся на моей руке, я услышу такой же сухой, как хруст чешуек старой краски, хруст моей кости. Если мой дядя рычит: «Эй, ты, немочь! Принеси мне еще пива!», я должна немедленно сделать это, иначе мне дороже будет. Его глаза-шестеренки никогда не принимают участия в мимикеон ухмыляется, а глаза остаются пустыми. Он может сломать мне не только руку. А самое паршивое заключается в том, что вряд ли я могу как-то противостоять ему. Я пытаюсь упорствовать в своем неповиновении, но даже здесь, в столице, Бог весть как далеко от него и его пропахших сигаретами и дешевым одеколоном маек, у меня холодеет кровь всякий раз, когда кто-то в толпе задевает меня плечом.
Но это был не Валентин.
Тот, кто схватил мою руку упрямыми, как металлические заусеницы, пальцами, являлся третьим по счету остряком, называющим меня подобной «белой куколке» ласкательной чушью. Все из-за моих волос, решила я. Потому что они у меня действительно что называется белые. Даже большебелейшие, платиновые. Наденьте на меня кружева и платье-кокетку с бантиком на заднице, и я вылитая кукла. Только эта кукла может кусаться. Если ваш цвет волос близок к моему, с вами наверняка происходят те же гнусности. Околачиваясь на центральном вокзале столицы, на вас обязательно обратят внимание, мозоля слух. До сих пор страдая юношеским максимализмом, у меня был припасен ответ на такую болтовню.
Резко развернувшись, я надвинулась на схватившего меня здоровяка и ткнула «дерринджером» в чувствительное место. Кажется, именно этот ответ.
Парень, ты, конечно, настоящий принц и все такое,я почувствовала, как губы растягиваются в гнусной улыбочке,но я сегодня не в настроении шутить, понимаешь?
Глаза тролля сделались красными как зерна граната. Разжав мохнатые пальцы, он мгновенно растворился в толпе. Оказывается, я задерживала дыхание. Шумно выдохнув, спрятала пистолет.
Должна вам сказать, это был чертовски высокий, крупный, пышущий здоровьем тролль, причем неравнодушный к несовершеннолетним девочкам. Тролли гаже Человека-Цыпленка. Дети бояться Человека-Цыпленка, но еще больше они боятся троллей. Этими совратителями, похоже, кишат все вокзалы: они шатаются себе, высматривают, ужимают в толпе, начинают лапать. Это не входило в мои планы.
Меня начало мутитьто ли от страха, то ли от облегчения. Черт, одно неосторожное движение, и мохнатый принц мог сыграть в ящик! До сих пор мне не доводилось стрелять, «дерринджер» принадлежал дяде. Да, во дворах Аскании я ввязывалась в самые разнообразные потасовки, но с оружием не дружу. Говорят, все, что делается руками, делается с любовью. Это так. Однако против тролля с голыми руками что против дракона в доспехах а-ля мобильный крематорий,смерть. В лучшем случаестепень инвалидности. Дерзайте, юные дарования.
Орудуя локтями, я натянула на голову капюшон. На мне была длинная черная юбка, черная куртка на молнии, кеды, за спинойранец. В образ не вписывался лишь цвет волос. Я переодевалась в поезде и уж постаралась скрыть то, что может вызывать у особо любвеобильных бурную реакцию. Порог, как и любой солидный гадючник, имеет свои законы и полон всякого жулья. Словом, не имеет значения, кого и за что ты покалечишь, или даже пришьешьчеловека или зверолюда. Меры наказание одинаково жесткие.
Я протиснулась к эскалатору, и обтоптанными остались только мои кеды. Не сомневаюсь, своими двумя я поднялась бы куда быстрее, но поднимись тут, когда вокруг столько людей.
В толпе всегда возникает ощущение уязвимости. Какой-то кретин заехал мне локтем в висок, и я чуть не свалилась. Потом меня притиснули к бортику так, что на миг перехватило дыхание, думалавсе, к чертям сломали пару ребер. В ухо кто-то хрипло задышал. Меня могли запросто раздавить и не заметить! Сосредоточившись на дыхании, я приковала внимание к параллельным лентам эскалаторов, натужно карабкающихся в столичные сумерки. Подо мной прорастала высота. Поднимаясь все выше, огромный холл с покатым потолком и уснувшим, как сытый иссиня-черный василиск, поездом, более не казался таким уж габаритным.
Обладателем пробирающего хрипа оказался парень под два с половиной метрас примесью то ли медведя, то ли быка. Изменяющая его тело программа буквально гладила меня по животу. Объемное ощущение. Каждому времени соответствует свое веяние. Сейчас вот модно подсаживать себе гены разного зверья. По-моему, генные манипуляциикрайность. Помните: то, что вы родились человеком, уже, пускай и незначительный, но плюс. Значит, Белый Босс в небе указал в вас пальцем. Дети у зверолюдов рождаются с «патологией»генами родителей. Кто наполовину лис, кто на треть пума. Но поговаривают, что среди таких «модников», как этот двухметровый шкаф, попадаются и страдальцы; что еще до изобретения модифицирующих программ и раскрытия масштабов генной инженерии люди делили свое тело с животным. Оборотни и тому подобные сказочки.
Зверолюд проплыл мимо меня, будто та гора. И, хотя я тоже отнюдь не низкая девочка, на миг все же показалось, будто мое тело ссохлось до размеров яблока. Или это на меня так влияет столичная атмосферасосредоточение гигантизма и бессмысленности форм?
Поняв, что наконец могу вдохнуть полной грудью, я стянула со лба капюшон.
Знаете что? Аскания по сравнению со столицей,индустриальное мини-зло. Однако возвращаться в Асканию, на эту технологическую свалку, где на каждом углу ржавеет выброшенная бытовая техника, я не собираюсь даже под угрозой смерти.
Итак, город Порог.
Здесь, наверное, даже на окурках есть надпись: «Осторожно, большая задница!». В этот момент, глядя на открывшуюся передо мной панораму, я была готова проклясть брата самым забойным проклятием, какое только смогла бы приобрести.
С северо-запада полз красноватый смог. Город был полновесным монолитом, освежеванной раной. Он прочно сросся с землей. Ветер, будто воспоминание, нес в себе запах нагретого асфальта. Сквозь решетки канализаций сочился пар. Сиял неон вывесок, предлагая различного рода развлечения. Кажущиеся живыми голограммы мальчиков и девочек непрерывно тарахтели, тарахтели, тарахтели, нависая над улицами, словно джинны. От их болтовни у меня разболелась голова.
Толпа продолжала вытекать из вокзала, оттесняя меня прочь. Я позволила потоку нести меня. Какой-то извращенец то и дело собственнически оглаживал мой зад, но толпа зажималазажимала по-настоящему сильнои я не могла врезать ему. Я игнорировала извращенца. Когда натиск схлынул, потянувшись в разных направлениях, я зашла в первый попавшийся на пути бар.
Исповедуйтесь! Возмездие близко!вопила у дверей бара сморщенная старуха с хитрыми глазами.
Попридержи язык, ведьма старая,проходя мимо, рявкнул какой-то мажор с начищенными до блеска рогами, в щегольском клетчатом костюме.За такие речи не долог час оказаться в петле.
Старуха продолжала завывать не хуже сирены:
ОНИ поднялись из глубин! Поднялись из черных глубин и смели наш рассудок, как крошку со стола! Мы проиграли!
Костлявые пальцы вцепились в мою куртку. Впечатляющая хватка как для скрюченных артритом пальцев. Я обернулась и сверху вниз уставилась в морщинистое лицо. Жалкое, полумертвое нечистоплотное существо, с хитрыми, давно затронутыми болезнью глазами. Когда-то они были синими. Теперь стали мутными и пустыми.
Я достала кое-какие деньги и сунула их в ее грязную руку.
На эту мелочь не разгонишься, но купить поесть можно,сказала я.
Ты умрешь вместе с этими дураками,эхом отозвалась старуха и, запихав деньги в рот, начала жевать.
Кто-то громко заржал, хотя на самом деле в этом не было ничего смешного.
Я просто вошла в бар.
Официантка с «ежиком» рыжих волос и великолепной формой черепушки молча приволокла мой заказстакан холодной воды и кусок пирога. Овощи с привитым витаминным комплексом. Министерство сельского хозяйства давно одобрило генетически модифицированные культуры. Вещь, конечно, хорошая, если не задумываться над тем, что кладешь в рот. Считается, что промышленная революция улучшила жизнь. Верно, мы продолжаем начатые черт знает когда традиции «быстрого питания».
Я все таращилась на прическу официантки. Когда-то я носила нечто похожее, но более короткое, ядовито-красного цвета. Вообще, любая краска здорово ложится на белые волосы, и у меня было все школьное время, чтобы вновь и вновь убеждаться в этом. Учителя в школе давно перестали реагировать на подобные выходки. Бедные храбрые учителя. Серьезно, в школе я была настоящей занозой в заднице. А, начиная с четырнадцати, на вопросы о том, кем хочу стать, отвечала: патологоанатомом или организатором похорон. Люди начинают нервничать и переходить на другую сторону дороги, слыша подобное. Пожалуй, считают меня ненормальной. Треплом буду, если скажу, будто меня это волнует. С четырнадцати я только и слышала самодовольные заявления учителей и школьных психологов, мол, со временем это пройдет, к двадцати я стану нормальной. А я думаю вот что: «Вам должно быть стыдно за свои слова. Вы же не стали нормальными».
Стоило мне закрыть глаза, как под веками завертелись электрические лица
Я думала о смене обстановки с тех самых пор, как наш дядя организовал мне первое сотрясение мозга, то есть сразу после трагедии, произошедшей с родителями. Для меня в тринадцать приют казался идеальным местом. Когда я нуждалась в помощи, никого не было рядом. Так заведено: никого никогда нет рядом, когда ты в этом нуждаешься. Нельзя привязываться к людям, потому что тогда они уйдут. Они узнают, что вы их любите, и уйдут.
Вчера выдался сложный денек: одна из девчонок вздумала рожать, и я за мизерную надбавку отпахала ее смену. Буквально валилась с ног от усталости в конце дня. А работаю явернее, теперь уже работалав ресторанчике быстрого питания, подавала медленно, но уверенно убивающий вашу печень холестериновый яд. Жизнеутверждающая работенка, но я исправно выполняла ее в течение двух долбанных лет. Моя одежда и волосы пропитались тяжелыми запахами еды (наверно, люди никогда не откажутся от жарки на растительном масле), но сил не осталось даже на то, чтобы принять душ. На доносившийся из соседней комнаты гогот мне было плевать. Как показало дальнейшеезря. Проснулась я от вопля, как потом сообразилаот собственного. Один из пьяных уродов, разумеется, шутки ради решил потушить об меня окурок. Вечерние посиделки зашли слишком далеко. Если бы я заперла дверь в свою комнату, сейчас на моем запястье не красовался бы ожог. Не случилось бы того, что случилось.
С помощью подручных средств я разбила несколько морд и умудрилась сломать одному настырному козлу локтевую кость, который все ржалникак не мог сообразить, что шутка с ожогом меня не зацепила. К слову, сколько помню его перекошенную физиономию, до него не доходило, что некрасиво делать «пи-пи» с открытой дверью в туалет. В общем, я отыгралась, хотя и с потерями. Мой дядя очень крупный и вспыльчивый, а посему когда выпьетопасный человек, и можно считать, что мне крупно повезло: прежде чем он опустил на мою голову свои тяжелые кулаки, я успела побросать в ранец кое-какие вещички, в том числе его «дерринджер», и хлопнуть дверью. Спустилась с семнадцатого этажа бегом, не веря своему счастью, более того, не доверяя его лифту. У меня были некоторые сбережения, и я купила билет на ближайший поезд в Порог. Сидела на вокзале и грызла ногти, ожидая скрежещущего женского голоса, сообщающего о прибытии поезда с точностью до секунды. Я все боялась, что расписание изменится, но, будучи в том состоянии, я с таким же успехом могла переживать за протуберанцы на солнце. Когда подкатил чернильный 65-й, я давно под корень сгрызла свои паршивые ногти. Меня трясло еще долго после того, как здание вокзала осталось позади
В Пороге Нелли была единственной, к кому я могла обратиться. В школе мы были не разлей вода. С тех пор, как подруга перебралась в столицу, прошло четыре года. Я сделала запрос, и мне удалось связаться с ней на пути в Порог. Судя по тому, как она завизжала, услышав мой голос, смею надеяться, ночевать я буду не на улице.
Я хочу найти Виктора. Нет, не так: мне надо найти Виктора. Я уверена в этом парне, хотя звонки прекратились. Виктор не из тех, кто неуважительно относится к смерти. Он не верит в рок, и от него не просто избавиться. Поэтому он здесь, в Порогеживой, помнящий, любящий. Обязан быть потому, что у него есть младшая сестра. Сестра, ради которой он и уехал в столицуискать для них обоих лучшей жизни.
Придется костьми лечь, но найти брата. Конечно, вряд ли мой дражайший дядюшка будет пытаться достать меня за триста километров от его дыры, но всегда остаются сотые процента. Достанети я костьми лягу не по собственной воле. У меня будет отсутствовать выбор еще и в том случае, если база данных Порога не соврала: Виктор не числится среди двадцати двух миллионов жителей столицы. Ладно, без паники, двадцать два миллионаэто зарегистрированные граждане Порога. Черт знает сколько осели в столице нелегально: бездомные, эмигранты, духи.
Бросив на стол пару банкнот, с тяжестью как в голове, так и в желудке, я окунулась в отливающие бардовым сумерки.
Шум, выхлопы, грохот транспорта, рекламы сеют лихорадочный свет. Что-то таяло на моих щеках. В воздухе плыла дымка с предприятий. Вокруг луны были кольца, предвещающие плохую погоду. С тихим шипением над головой стремительно пронесся поезд, воздушный поток всколыхнул мои волосы, а яркий свет на мгновение превратил мир в сердце снежной бури. Монорельсы кроили воздух, под землей же все было прорезано швами метро. К этому быстро привыкаешь.
Первые порывы ветра, поднятого наползающей ночью, заставили тело покрыться мурашками. Ветер выдавливал из глаз слезы, забирался под куртку. От усилий раствориться в одежде, спрятаться от обжигающего дыхания заныло тело.
«Ох блин,думала я, накидывая на голову капюшон,как же это глупо, глупо и плохо».
Глава 2
На материал моей перчатки нанесено напыление из светодиодов. Дешевка, но служит пока что без сбоев. Я запросила карту Порога вместе с Обозревателемплывущей информационной строкойи два часа отслеживала свой маршрут к отмеченной точке. К «Саду Любви»адресу, данному мне Нелли.