Я провожу рукой по одной из афиш, за слоем пыли показывается симпатичное лицо темноволосой актрисы. Не то чтобы я её узнал. Актриса из другой эпохи, из другого времени.
Кинотеатр, отвечаю я после паузы.
Правда? её лицо озаряется. Я всегда мечтала увидеть хоть один.
Это твой шанс.
Я возвращаюсь к машине и кладу руку на багажник. Он реагирует на тепло моей ладони и, считав отпечаток, открывается. Из него я достаю лом и спортивную сумку.
Мы вломимся внутрь? спрашивает она. Чем дальше, тем сильнее она взволнована.
Я бы не назвал это взломом, закинув сумку на плечо, я вставляю лом в щель между рамой и самой дверью. Мой отец владеет этим местом. То есть его семья владела, а он просто унаследовал. Как и половину разваливающихся зданий Гейтвея.
Нахожу хорошую точку опоры. Напрягая мышцы, я использую лом, пока дверь не поддаётся. Внутри нас встречает кромешная тьма и запах плесени, ударяющий в нос.
Почему твой папа просто не снесёт их? Или те старые казино, например? Он мог бы построить что-нибудь получше. Что-то полезное, говорит она, когда мы заходим внутрь.
Я задавался этим же самым вопросом, даже умолял отца сделать что-нибудь с этой частью города. Но, как он сам выразился, у него связаны руки.
Он не может, я достаю линк, чтобы осветить тёмные углы. Правительство категорически это запрещает.
Но это же его собственность! Они не могут указывать ему, что с ней делать, с пылом отвечает она.
Увы, могут. Они ежемесячно выплачивают ему субсидии, чтобы он их не трогал, и грозят штрафом, если он всё же снесёт их.
Но почему? С чего вдруг их так волнует Легас или эта часть города? Зачем они хотят, чтобы она оставалась в таком ужасном состоянии?
Я пытаюсь скрыть горечь в своём голосе, но это не так-то просто:
Они хотят, чтобы это место служило напоминанием. Чтобы все помнили, кто здесь главный. И что мы все потеряли.
Переворот был не так уж давно, хотя всё же до рождения моего отца. Говорят, здесь однажды стояло великое государство, с военной мощью и богатством. Но его же могущество и привело его к гражданской войне и падению.
Я их ненавижу, свирепо произносит Сиенна. Ненавижу их всех.
Уверен, в её глазах сейчас полыхает огоньдаже не видя их в темноте, я легко могу это представить.
Хмыкнув, свечу фонариком на покрывшееся пылью окошко билетного кассира. Стекло, некогда прозрачное, помутнело от грязи и времени.
Здесь они продавали билеты, мы проходим немного дальше, и я остро чувствую, как рука Сиенны задевает мою. А это, говорю я, указывая на длинную стойку, место, где продавали попкорн.
Мы разворачиваемся и идём дальше по коридору с множеством дверей, каждая из которых ведёт в отдельный зал с экраном. Если посчитать, их получается двенадцать в общей сложности. Я выбираю один наугад, открываю дверь и придерживаю, пропуская Сиенну внутрь, а сам следую за ней в кромешную тьму. Мы поднимаемся вверх по наклонному полу, где нас ждут десятки рядов сидений, все расположенные под углом к экрану размером с трёхэтажный дом.
У Сиенны перехватывает дыхание.
Ого. Он даже больше, чем я себе представляла.
Нащупываю в темноте её локоть и осторожно тяну вверх по ступенькам к местам в середине. Сиденья покрыты слоем пыли, но Сиенну это, похоже, ни капли не смущаетона падает в одно из них.
Я буду просто сидеть здесь и делать вид, что смотрю кино. Ты же не против?
Могу предложить кое-что получше, говорю я. У тебя есть фонарик на линке?
Она кивает, достаёт свой линк из заднего кармана и включает фонарик. Его свет освещает грязное сидение перед ней.
Подожди здесь. Я быстро.
Со спортивной сумкой на плече и линком в руке я выхожу из зала, в поисках киноаппаратной. Это маленькая комнатка, полная старых компьютеров и оборудования. Я закидываю сумку на стол и расстёгиваю её, чтобы достать портативный генератор. Я нащупываю холодный металл и вынимаю его из сумки и при помощи фонарика ищу розетку. Как только нахожу, я подключаю генератор и жду несколько секунд, пока он прогреется. Лампы загораются с лёгким гудением и потрескиванием, будто ворчат, что их заставили работать.
Оглянувшись вокруг, я осматриваю, с чем мне придётся иметь дело. Само собой, я никогда раньше не пользовался цифровым проектором, но давайте прямо: разве это может быть сложно?
Помню, отец как-то раз сказал, что все экраны управляются из этой комнаты. Если я взломаю систему, то получу доступ к нужному.
Я достаю из сумки свой планшет и кладу на стол, вводя несколько кодов доступадовольно примитивных по сравнению с теми, что существуют в наши дни. И вхожу в систему. Я ищу фильм, который может показаться знакомым, но ничего подходящего не нахожу. Все они слишком старые. Так что я решаю просто листать названия, пока какое-нибудь не зацепит внимание.
«Несовместимые микросхемы».
Я кликаю по нему и жду, когда он прогрузится, затем выбираю экран и нажимаю «воспроизвести». Выходя из комнаты и закрывая за собой дверь, я всё ещё не уверен, сработало ли. Однако когда я захожу в зал, в котором оставил Сиенну, там звучит музыка с несколько потрескивающим звучанием и трёхэтажный экран загорается.
Сиенна улыбается, заметив меня.
Не знаю, как ты это сделал, но это нечто невероятное.
Я падаю в сиденье рядом с ней и открываю панель рядом с подлокотником.
Как ты?..
Потянувшись через неё, я нажимаю на кнопку с её стороны. Спинка её сиденья тут же откидывается, её ноги взлетают в воздух. Она так громко и безостановочно смеётся, что начинает задыхаться.
Спасибо, говорит она, поворачиваясь лицом к экрану, и у меня открывается отличный вид на её профиль. Даже темнота не может скрыть её красоту.
Видимо, она чувствует на себе мой пристальный взгляд, потому как поворачивается и спрашивает:
Что-то не так?
Я отвожу глаза.
Нет, ничего.
Её взгляд задерживается на мне на несколько секунд, но потом она возвращается к экрану. Фильм трещит и иногда мерцает, но хотя бы показывается. Сюжет крутится вокруг девушки-робота, которая начинает испытывать чувства к живому парню. Мне трудно сосредоточиться на фильме, когда Сиенна сидит так близко. Когда она смотрит на экран, я улавливаю ягодно-ванильный аромат её волос. Когда она кладёт руку на подлокотник между нами, мне требуется вся моя сила воли, чтобы не переплести наши пальцы.
Как, по-твоему, это было? шепчет Сиенна во время одной из самых нудных сцен фильма.
Я смотрю на неё, сомневаясь, про что именно она спрашивает.
Ну, в те времена. Как, тебе кажется, выглядело это место? До всех этих казино, кинотеатров и прочих радостей.
То есть как это было до Пасифики и остальных провинций?
Она кивает, слегка постукивая подушечкой пальцев по своим губам.
Ну как бы Я думаю, что здесь было неплохо. Но мне интересно, мыслили ли те люди так же, как мы. Поступали ли как мы. Надеялись ли на лучшее, как мы.
Да наверняка. Люди всегда хотят большего. Так было с начала времён. Это то, что помогает нашему обществу расти и меняться, развиваться и совершенствоваться, двигаться дальше.
Слова истинного выходца «Хромо 120», говорит она с кривой улыбкой.
Я полагаю, что она видит себя иначе, потому что не была генетически модифицирована, но надеюсь, что она не придаёт этому слишком много значения. Я никогда не встречал такую, как она, ни среди генетически модифицированных, ни среди других.
В конце концов, я устаю бороться с самим собойискушение слишком великои беру её ладонь в свою, тепло её кожи распространяется по всему моему телу.
Послушай, генетическая модификацияэто просто бонус, а не суть. Это не то, кто я есть, я разворачиваю её руку, изучая светло-коричневые пятнышки на её коже, похожие на те, что рассыпаны по её носу и щекам. Взять, к примеру, эти коричневые точки.
Она морщит нос.
Мои родинки?
Да, родинки, я слышал о них, разумеется, но мало у кого в моём окружении они были. Ещё одна черта, которую я обожаю в Сиеннето, что делает её непохожей на других. Я глажу большим пальцем по её руке, свет от экрана создаёт причудливые танцующие тени. Ты родилась с ними, но они тебя не определяют.
Она пытается забрать руку, но я не отпускаю.