Но мое божество было неумолимо. Оно плавно проходило мимо внезапно похорошевших девиц с величием неприрученного зверя, оно проплывало между ними, как проплывает ветерок между колосьями пшеницы, и оно склонилось перед жалким жрецом, похожим на моего друга-поэта:
- Ты звал меня? с почтением спросил мой милый, но его глаза странно заблестели. Может от солнца, как раз в это время выглянувшего из-за облаков?
- Не спешишь ты на мой зов, язвительно прошептал жрец. Опять старухе воду носил? Боги не любят таких, как ты. Ты портишь наше мироздание своими потугами на помощь. Если старуха дошла до нищетызначит, она ее заслужила! Зачем вмешиваешься?
- Тебе виднее, не спорил незнакомец. Тыжрец. Свободный. Язахр.
Что такое "захр"? Имя? Статус?
- Хорошо, что ты это помнишь! На алтаре резьба сошла. Поправь!
Захр поднял голову и странно посмотрел на жреца. Его прямой взгляд встретился с серыми глазами служителя неведомого божества, и между ними пробежала искра ненависти. Впрочем, это было мне понятно. Слишком хорош мой красавец, чтобы вызвать любовь такого хлыща, как жрец, слишком горд, чтобы поклоняться. Но как их боги такое допустили? Как я сама такое допустила в своем сне? Чтобы раб командовал над господином, глупец над умным! Впрочем, и это мне не в новинку Не в новинку несправедливость Но никогда раньше мне не было от этого так больно
Я проснулась. Перед глазами стояло лицо моего Захра, слезы лились из глаз. Ну и как меня угораздило влюбиться в свой сон? В этот день я вновь пошла в церковь. И долго-долго стояла перед иконой, пока медленно сгорала моя свеча. Я не удержалась. Рядом горела другая. Но я так и не осмелилась перед Господом произнести свою просьбу вслух. Даже образ того, за кого молилась, вызвать не осмелилась. Впервые за всю жизнь мне стало страшно и тошно. Расхотелось жить. Захотелось заснуть навечно, видеть во сне его лицо и не чувствовать этой тоски. И в то же время знала, не смогу больше без него жить, никак.
Впервые посещение церкви, запах свечей, не вызвали у меня облегчения. Будто Господь не принимал меня. Или я его. В первый и единственный раз "
Я умолкла, и так и застыла с закрытыми глазами. Александр молчал. Я не осмеливаясь произнести не слова. Но глаза открыла. И изумилась бледности лица психолога.
Я с удивлением почувствовала характерную сухость щектак бывает, когда долго плачешь, и слезы высыхают сами собой, когда никто их не отирает. Но теперь мне было легче. Потому что образ любимого стал немного более расплывчатым, потому что рядом был человек, который знал
- Странные у вас сны, Рита, сказал, наконец, Александр. С каждым словом, вернее, с каждой буквой, он все более приходил в себя. У вас действительно удивительное воображение. Это даже больше, чем я ожидал Но вы слишком вживаетесь в образ. Давайте поговорим о вас, о вашей жизни. О том, что гнетет вас настолько, что вы выдумали новый мир. Разберемся с вашей настоящей жизнью, и, будьте уверены, наладится и та. Может, во сне ваш милый вас увидит, у вас состоится бурная свадьба, вы нарожаете ему детей, он потолстеет, отрастит пузико, станет похожим на того старосту, и окажется вам неинтересен, надоест. И не надо говорить, что вам надоело жить! Это ведь неправда, не так ли, Рита? Вы так защищали вашего друга!
- Я не знала что делать, призналась я, и как к вам попасть Через Мишкин заслон.
- Мишкин погранпост в туалете! засмеялся Александр и я вместе с ним. Смех психиатра был заразителен, но мойнемного натянут. Я понимаю.
Потом состоялся утомильный допрос. Александр был жестокон цеплялся к каждой мелочи и понемногу выудил большую часть моих секретов, даже тех, что я сама не очень-то хотела рассказывать. Вышла я от него уже поздним вечером. Вахтерша проводила меня удивленным взглядом, и я смело вошла под ночной дождь, чувствуя, как холодные струи стекают по щекам. Вновь захотелось жить. Боль стала терпимой. Но осталась.
6
Наверное, мой характер людей шокирует. Особенно, что рассказываю о депрессии я с долей юмора, но что тут поделаешь Бывает. Если бы не это чувство юмора, я сошла бы с ума от боли. Да, я способна была посмеяться над выходками Мишки, язвительностью Димы, над приключениями Кати, которая вечно куда-то влипала, но это не значит, что мне не было больно Просто под влиянием рутины боль куда-то уходила Увы, на время.
Именно ирония помогла мне выжить в те дни. Именно она удерживает меня теперь от рассказов о бессонных ночах, о мокром от слез плюшевом мишкеединственным свидетелем моего горя, о брошенной о стенку книге, где так красиво была описана любовь. В моей любви не было ничего красивого. Была лишь боль. Она сжигала меня изнутри, и лишь легкомысленная компания друзей помогала мне тогда выжить. Как я не сошла с ума или не спилась, я не знаю! Сама не знаю! Может, спас крепкий юношеский организм, может, приближающаяся сессия, может, Александр и приключения Мишкине знаю!
После того вечера с Александром я нашла новый способ преодолеть мою боль. Старым было днем забыться в общении и лекциях, вечеромв телевизоре и домашней работе, а ночьюв объятиях подушки и слезах. После Александра я все же начала писать. Для начала я переписала с диктофона все то, что я наговорила в тот вечер. Все, до определенной степени. Что мне говорил Александр позднее, после моего рассказа, в памяти диктофона не запечатлелось, а сама я помнила смутно, как через сон. Впрочем, смутно я помнила весь тот вечер.
Однако мне действительно стало легче. Я нашла отдушину. Метод Шекспираописать все то, что мучает, оказался на удивление действенным. Сны стали частью бумажного листа (памяти компьютера). Даже моя любовь. Та часть, что осталась во мне, уже не давила на плечи мертвым грузом. Теперь я могла жить с этой странной любовью.
Но был и побочный эффект. Оказывалось, это заедает Место любви в моем измученном уме заняло мое сомнительного качества творчества. Я сидела на лекции и думала о нем, слушала на перемене новое описание выходок Мишки и думала о нем, не о том странном захре, а о своем новом увлечении. Целый день во мне витали образы, сцены, картины, которые никак не желали складываться в полновесную цепочку событий. Но это уже было нормально. Это называлось творческим процессом, и к этому люди испытывали уважение. Что нельзя сказать о безумной любви к синеглазому юноше из сна.
В тот день, в пятницу, через день после встречи в Александром, я пришла домой, поела, медленно помыла посуду, убрала комнату (впервые за последние несколько недель), замочила кофточку и со вздохом включила компьютер. Я перечитала свою исповедь и строки показались глупыми, скучными. Опять подняло голову сомнениену и зачем я влезла в это дело? Какой из меня писатель?
Перед глазами встало лицо Александра, и я принялась за староея взялась писать дневник. Только на этот раз не для себя, а для него, человека, который стал мне самым большим другом.
"В тот день я легла спать рано, но заснула далеко не сразу. В голову лезли странные мысли, перед глазами стояло его лицо, в душе жила любовь вперемежку с ненавистью. Любовь к рабу и ненависть к господину. Мне стало страшноэто нелепо любить и ненавидеть тех, кто не существует. Перед тем, как заснуть, я поклялась завтра пойти к священнику и сумела, наконец, заснуть.
Он пришел ко мне не сразу. Над деревней поднимался рассвет, погода была ясной, приторно пахло цветущей у дороги лозой, по полю раскинулись на прорезающейся через залу траве цветы мать-и-мачехи. Солнышко было чистым и свежим, небо и воздух прозрачными, а доски моста скользкими и ненадежными.
Раздался топот копыт, столь громкий в тишине деревенского утра. Я даже не шевельнуласьв этом мире меня все равно не существовало, я была лишь наблюдателем, который видел все, но ничего не мог сделать. И никто мне ничего не мог сделать.
Всадников было много. В одном из передней пары я безошибочно узнала брата жреца-поэта. Но то, что в моем знакомом было смешным, в этом человеке почему-то казалось величественным. Такой за стихами сидеть не будет! Такие вообще книги в глаза не видятони действуют. Если поэты наблюдают за миром, то такие люди этот мир строят.
Человек, в отличие от брата, был широкоплеч и даже несколько грузен, его плечи прикрывал длинный темно-красный плащ, а выглядывающие из-под плаща коротковатые ноги были облачены в мягкие обтягивающие коричневые штаны и того же цвета сапожки с длинными носами из плотной ткани на деревянной подошве. Одежда в общем мне нравилась, она была приятна взгляду, и, наверняка, приятна на ощупь. Оружия я не видела. Этому человеку оно и не было нужноза его спиной ехала вооруженная охрана.
Его спутник был маленьким, толстеньким, грузным и облаченным в длинный белоснежный плащ жреца. (Откуда, скажите на милость, я решила, что жреца!?) Но если ненавистный поэт носил все это в некоторым изяществом, то на незнакомце плащ висел, сбившись уродливыми складками, подол был весь в грязевых брызгах, а маленькое лицо выделялось краснотой на фоне обитого белоснежным мехом капюшона.
Ему было жарко. Очень. На лбу его проступили капельки пота, поза его была напряженной. Судя по виду, незнакомец не испытывал особой любви к путешествиям подобного рода, но подчинялся необходимости.
Сзади, как и подобает, ехала свита. Одетые в одинаковые темные плащи слуги были гораздо более счастливы, чем их хозяева. Они весело переговаривались, пересмеивались, и занимались тем, чем занимаются мужчины в мужской компаниихвастовством. На их лицах было написано истинное веселье простого народа, тогда как пара впереди явно старалась вести себя, как на светском приеме. Только вот у воина это получалось хорошо, а у жрецагораздо хуже.
- Моего брата давно уже следовало перевести в деревню получше! ага! Пристраиваем бедных родственников! Только вот на бедного тот жрец не похож. Роза наша среди навоза Цветет и благоухает. Я не для этого отдавал мальчишку в храм, чтобы тот парился в этой глуши!
- Старший жрец другого мнения, мягко ответил краснолицый.
- Старший жрец получает неплохие подачки от моего отряда! парировал Красный.
- Это ваша обязанность, мягко ответил Белый.
- Это моя воля! оборвал его Красный. Нет, я ошиблась, в нем тоже было что-то от непризнанного гения. Наверное, уверенность в своей неповторимости. Кровь все жене вода! Я ведь могу и снять защиту с вашего храма, не так ли? Бранеоны выше вас по рангу, не забывайте, мы не обязаны вам служить.
- А я могу проигнорировать нужды вашего отряда, когда придет черед выбирать людей, так же мягко ответил жрец. Или перевести туда таких же как и ваш брат.
- Я не терплю оскорблений! сузил глаза воин.
- Боги тоже, улыбнулся жрец, продолжая ровным тоном. Не ссорьтесь со мной, это бесполезно. Вы же знаете, что не я придумывал законы. От моей воли мало что зависит. Вы зря растрачиваете свое красноречие.
- А вы не зря столько лет провели в храмах, съязвил воин. Ваш язык так и сочит лестью и хитростью.
- Это мое призвание, невозмутимо заметил жрец.
- Призвание лгать? воин дернулся в седле, теряя терпение. А тон жреца так и не повысился. Казалось, терпеливый учитель говорит с нетерпеливым ребенком.
- Призвание уметь говорить со всеми слоями, невозмутимо заметил Белый, отирая пот со лба. Чего вы хотите? Верховный не доволенза время служения вашего брата отсюда не прибыло ни одного воина. Ни одного свободного! Жрецы недовольны. Ваш брат подрывает наш авторитет. Свободные недовольны. Ваш брат попирает их права. Бранеоны недовольны. Ваш брат не поставляет им новых воинов. А вы требуете повышения?
- Мой брат говорил, что здесь все бездари, с презрением ответил воин.
- Ваш брат, помнится, напомнил жрец, хотел недавно освободить захров, дать им свободу.
Это меня удивило. Неужели наш поэт был еще и политиком? Бедная политика!
- Мальчишеская блажь, отрезал воин. Меня покоробилопосле таких вот блажей наделенных властью народ и чахнет! Она прошла. Мой брат, пожив среди захров, образумился. Они глупы и невежественны. От них воняет. Они ходят босяком и не следят за своей одеждой. Он жалеет, что пострадал по их вине.
- По их вине? переспросил жрец.
Я вспомнила голодающего мальчика и разозлилась еще больше.
- Не надо вовлекать меня в словесную баталию, жрец. Я говорю то, что думаю. Моему брату здесь не место и это знаете и вы, и я.
- Ему вообще не место среди жрецов, впервые в голосе жреца послышалась нотка насмешки. Пусть идет в комедианты.
Молодец, Белый! Тебя бы в наш комитет по образованию! Или на биржу труда!
- Не было шутов в моем роду! взвился бранеон и тотчас, уже тише, добавил. Перебесится. Это всего лишь очередная блажь. Переведите его поближе ко мне, и я за ним присмотрю. Или вы и мне не доверяете?
- Вам? удивился жрец, и поспешно добавил:
- Вам, пожалуй, доверяю. Но упрямству вашего брата
- Это я беру на себя! глаза воина вновь зло сощурились. В нашей столице есть маленький храм В Южном квартале Я говорил с Верховнымон согласился.
- Вы хоть сами понимаете, чего просите? усмехнулся жрец. Там вашему братцу в зубы смотреть не будут. Прошлого жреца убили, не боитесь?
- Чего?
М-д-а-а, моя вера в братскую любовь немного пошатнулась после этого вопроса. Наверное, и во мне есть червоточинка, если выдумала себе такого подлеца.
- Вы циничны, заметил после некоторой паузы Белый.
- Скорее, смотрю на жизнь реально. Не велика потеря для рода. Но не в деревне!
Впрочем, решила я, жрецу так и надо. Каков один братик, таков и другой.
- Как знаете. В дела вашего рода вмешиваться не буду, засомневался "добренький" жрец. Я бы предпочел деревню.
- Вы вообще существо уникальное, усмехнулся воин. Мой брат не такой.
- Ваш братне жрец.
- Для Южного квартала сойдет, резонно заметил Красный, а во мне заиграло любопытство, это они, под Южным кварталом, случаем не имеют ввиду спецместо для столичного преступного элемента? Тогда я поэту сочувствую Такому там и в самом деле не выжить
- Хотите сделать очередного героя? спросил жрец.
- Скорее, гордость рода.
Белый промолчал. Они как раз достигли моего любимого моста, и пока Красный с сомнением смотрел на шаткое сооружение, готовое вот-вот рухнуть, Белый украдкой сплюнул и, спустившись, осторожненько, проверяя каждый свой шаг, повел испуганного коня по мосту. Умный мужик, мне он нравился все больше и больше. Тем более что симпатии к поэту явно не испытывал.
Его спутник был несколько уверенней, и, после некоторой заминки, повел свое животное по мосту не спешиваясь. За что чуть не поплатился. Лишь быстрое движение коротенькой руки жреца, придержавшего коня, когда тот споткнулся, спасло Красного от вынужденного весеннего купания вместе с несчастным, ни в чем не повинным животным. Воин урок усвоил, хотя и залился гневной краской. Осторожно спешившись, далее он повел коня на поводу.