Набираю побольше воздуха в легкие, выгибаю спину. Растягиваю мышцы шеи. Разминаю плечи.
Слышукто-то со свистом проносится по залу. Лили. Она нарочито подмигиваетдостала уже. Мне действительно льстит внимание, я не настолько скромен, чтобы отрицать, что у меня красивое тело, но к Лили я равнодушен. А она каждое утро подтрунивает надо мной за то, что хожу без футболки. Она и Иан. Вместе. Эти двое встречаются втихаря почти два месяца.
Неплохо выглядишь! подкалывает Иан. Это пот или масло для младенцев? Ты так блестишь.
Тоже мне шутник.
Трусы цвета фуксии тебе идут, не отстает от него Лили. Хороший выбор. Они прекрасно сочетаются с цветом твоей кожи.
Бросаю на нее недоверчивый взгляд. Я, может, и без футболки, но уж точносмотрю внизв тренировочных брюках. Мои трусы абсолютно не видны.
Как ты можешь знать, какого они цвета?
А фотографическая память? Она постукивает себя по виску.
Лил, рентгеновского зрения у тебя нет.
Ты носишь фиолетовые трусы? В зал проникают голос Уинстона и слабый запах крепкого кофе. Прикольно.
Да пошли вы все! не выдерживаю я.
Эй! Полегче! Тебе запрещено ругаться! Уинстон грохочет ботинками по бетонному полу, подходит и сквозь смех замечает: Я думал, у вас с Каслом уговор.
Вот и неправда! возражаю. Мы с Каслом договорились, что «дерьмо» не под запретом.
Уинстон приподнимает брови.
Во всяком случае, сейчас Касла здесь нет, бормочу я. Поэтому повторяю: пошли вы все.
Уинстон смеется, Иан качает головой, а Лили прикидывается оскорбленной, как вдруг
А я здесь! И все слышал! доносится голос Касла из его кабинета.
Вот засада.
Раньше, когда я был подростком, я ругался похуже, и Касл жутко расстраивался. Он твердил, что беспокоится за меня, что я не умею выражать эмоции без гнева. Он хотел, чтобы я говорил спокойно, подбирал точные слова для своих чувств, а не чертыхался. Касл так переживал, что я согласился обуздать язык. Обещание я дал четыре года назад, о чем уже сто раз пожалел, хоть и уважаю Касла безмерно.
Кенджи! Снова Касл.
Знаюждет извинений.
Я смотрю через зал и вижу открытую дверь его кабинета. Даже в новых условиях мы живем в тесноте. Уорнер основательно переделал весь этаж, потратил уйму времени и средств, я не жалуюсь, однако
Спокойствия нет.
Вторжение в личное пространство бесит!
Виноват! кричу я в ответ.
Слышу вздох Касла аж из другого конца зала.
Трогательная сцена раскаяния, язвит Уинстон.
Пока! Спектакль окончен, отмахиваюсь. Я в душ.
Тебе не помешает, опять подкалывает меня Иан.
Устало качаю головой.
И как я вас, придурков, терплю?
Иан смеется.
Слушай, может, поборемся? Я не отвечаю. Он продолжает: Серьезно. Ты в отличной форме. Давай как-нибудь разомнемся в спортзале. Мне нужен партнер для спарринга.
Я слегка успокаиваюсь, киваю и бормочу «до свидания». Направляюсь в свою комнату, чтобы захватить принадлежности для душа, Уинстон увязывается за мной, останавливается в дверях. Только сейчас я замечаю у него в руках бумажный стакан с крышкой.
Кофе? догадываюсь я.
Не дам! Уинстон, расстроенный, отодвигается от двери.
Поделись!
Что? Нет!
Я смотрю на него в упор.
Почему ты не можешь сам пойти и взять? Он поправляет на носу очки. Это всего лишь мой второй стакан. А мне, ты знаешь, необходимо три, чтобы проснуться хотя бы наполовину.
Пойми. Мне нужно быть внизу через пять минут, или Уорнер убьет меня, а я еще не завтракал и уже так устал, и я по-настоящему
Хорошо. Лицо Уинстона мрачнеет, когда он протягивает мне кофе. Ты чудовище.
Я беру стакан.
Я чудовищно обаятелен.
Уинстон бормочет сквозь зубы что-то нецензурное.
Эй, кстати. Я делаю глоток кофе. Сказал уже, а?
Уинстон моментально краснеет. Отводит взгляд.
Нет.
Я поднимаю свободную руку.
Эй я не настаиваю, нет. Просто интересуюсь.
Я пока жду подходящего момента, отвечает он.
Круто. Конечно. Просто радуюсь за тебя, вот и все.
Уинстон глядит на меня, легкая улыбка кривит ему губы.
Он давно влюблен в Брендана, и об этом знаю я один. Уинстон и не рассчитывал заинтересовать его, так как всем известно, что Брендан встречается только с девушками. Впрочем, несколько месяцев назад у него была короткая связь с неким типом из «Пойнта», вот тогда Уинстон со мной и поделился. Просил никому не говорить, сказал, что хочет сам признаться Брендану в подходящий момент, и с тех пор собирается с духом, чтобы намекнуть ему. Беда в том, что Уинстон считает себя староватым для Брендана, и боится, что если тот его отвергнет, то их дружбе конец. Потому и ждет. Подходящего момента.
Я хлопаю его по плечу.
Рад за тебя, брат.
Уинстон издает нервный, хриплый смешок.
Было бы чему радоваться. Потом встряхивает головой, будто прочищает мозги. По-любомунаслаждайся кофе. Пойду возьму себе другой.
Я салютую ему стаканом с кофе, одновременно благодаря и прощаясь, а когда отворачиваюсь, чтобы собрать вещи для душа, улыбка соскальзывает с моего лица. Мне в очередной раз напомнили о моем одиночестве.
В два быстрых больших глотка я приговариваю кофе и выбрасываю стакан. Незаметно пробираюсь в душевую, включаю воду. Делаю все машинально. Раздеться. Намылиться. Ополоснуться.
На миг я застываю, смотрю, как набирается в ладони вода. Вздыхаю и прижимаюсь лбом к холодному гладкому кафелю, горячая вода барабанит по спине. Мышцы расслабляются, я испытываю чувство облегчения, тепло и пар уносят напряжение из тела. Я наслаждаюсь душем, волшебство горячей воды окутывает меня, но мысли немилосердно кружатся в голове, клюют разум и сердце, будто стервятники.
Я счастлив, что у меня есть друзья. Люблю их, хотя они и засранцы. Я забочусь о них. Хочу их радовать. Только одно чувство мне не дает покоя: у каждого из них кто-то есть.
У каждого, кроме меня.
От зависти схожу с ума. Хочу забить на все. Мне бы, как Уорнер, стать неприступным как скала, или хотя бы взять пример с Адама, который нашел свое счастье в заботе о младшем брате, но нет. Яогромное кровоточащее сердце. Я теряю дни, заставляя себя не обращать внимания на свои желания. На то, что мне позарез нужно.
Может, звучит дико, но я знаюя мог бы кого-нибудь полюбить. Чувствую это всем сердцем. Способность любить. Быть романтичным и влюбленным. Как будто это моя суперсила. Дар, точно.
А рассказать-то и некому.
Все считают меня шутом.
Я растираю ладонями лицо, крепко зажмуриваюсь и вспоминаю вчерашний разговор с Назирой.
Она сама ко мне подошла. Я вновь и вновь напоминаю себе.
Я к ней не подходил, ни разу. Даже не пытался с ней заговорить после того, как тогда, на пляже, она ясно дала понять, что вот ни капельки мной не интересуется. С другой стороны, у меня, похоже, не было никакой возможности после того поговорить с ней; после того, как весь мир обезумел. Подстрелили Джей, и все пошло наперекосяк, потом это дерьмо, в которое вляпались Уорнер и Джульетта, и вотчто имеем, то имеем.
Кроме того, прошлым вечером я с трудом пытался уложить в голове тот факт, что наша Верховная главнокомандующая приняла на грудь полпинты отменного виски, оставшегося от Андерсона, когда ко мне подошла Назира. Из темноты. Сразу после ужиначерт, ведь ее не было на ужинеи вот она возникла точно привидение, загнала меня в угол, едва я вышел из столовой. Буквально вжала меня в угол и спросила: правда ли, что я умею становиться невидимым.
Выглядела она как сумасшедшая. Я растерялся. Не понимал, откуда она узнала и почему ее это волнует, а она стояла прямо передо мной, требовала ответа, и я решил, что от моего признания хуже не будет.
Поэтому я сказал ей, что это правда. Она вдруг рассердилась.
Почему? спросил я.
Что почему? сверкнула она глазищами.
Кожаный капюшон на голове затенял ее лицо, под нижней губой поблескивал пирсинг-алмазик, отражая свет ближайшей люстры. Я смотрел не отрываясь на ее рот. У нее слегка раскрылись губы. Пухлые. Мягкие.
Я с трудом отвел от них взгляд.
Что?
Назира прищурилась.