Врёшь ты всё! кричит подруга. Вчера он рано ушёл.
А потом, он позвонил и пригласил к себе.
И вот тут, я не выдерживаю и начинаю смеяться, громко и звонко.
Что ржёшь, Крися? кривится Лера.
Я просто знаю, где он живёт, усмехаюсь я, накидывая свой рабочий халат и закрывая ящичек. И тебя там не было.
Вот же пиздаболка, возмущается Наташка, которой Лера на почве борьбы за мужика уже не подруга.
Сегодня у меня рабочее настроение. Литейщики притащили моей пробы ёлочек*. Я сразу взяла пять, оставлю до понедельника шлифовку и полировку, обработаю как можно больше изделий сейчас. Литьё отличное, работы с каждой печаткой мало. Кольца-болты. Предназначены для гравировки и брильянтов, такие вещи редко появляются у нас, обычно попсовенькое что-то заказывают, а тут каждое изделие на пятьдесят грамм не меньше и размер на сардельку.
Крис.
Я снимаю наушники и смотрю на Сонечку. Она, оглядываясь по сторонам, спрашивает:
А где он живёт?
Я заплачу за инфу, вдруг влезает в разговор Наташа.
Да, отвалите от неё, возмущённо откидывает всех по сторонам Катя и вытаскивает меня на прогулку.
У нас, как уроки в школе, поработали и на перемену. Саныч обещал как-то кардиотренажёры в коридоре установить, да так и осталось это невоплощённой мечтой.
А ты почему не спрашиваешь, где Иван Иванович живёт? интересуюсь я у Кати, украдкой рассматривая её синяки под водолазкой. Мне бы хотелось во всём ей признаться, и не делать наши с Ваней отношения тайной.
Зачем? тихо отвечает она. Только подставлю парня. У Руслана целая банда, не надо мне защитников. Ошибкой будет.
Неприятный осадок остаётся до конца дня. Я заканчиваю работу самой первой, сдаю Егору металл, и он выдаёт мне недостачу в двести пятьдесят грамм почти чистого золота.
Двести пятьдесят грамм это пять печаток, как минимум. Как так я могла потерять их? Несусь к своему рабочему месту, думаю, что смахнула халатом. На четвереньках ползаю под столами, а в голове калькулятор выдаёт сумму недостачи, и я умираю от леденящего ужаса. Мне не расплатиться!
Меня начинает колотить мелкая дрожь, я смотрю на собравшихся девчонок и женщин, что собрались вместе, покинув свои столы.
Пошли к мастеру, строго говорит Егор.
Да, мне нужно к мастеру, иначе я умру от горя. В кабинет захожу уже зарёванная, Ванечку почти не вижу от пелены слёз. С разбега кидаюсь ему в объятия и пытаюсь спрятаться под его чёрный рабочий халат.
Я никогда! кричу, захлёбываясь рыданиями. Никогда не брала чужое!
Иван прижимает меня к себе и успокаивает, гладит по голове. Его голос грозный, наполнен холодом:
Позвони охране, пусть пришлют человека, а на мою почту скинут сьёмку видеокамер за весь день.
Участкового вызывать? спрашивает Егор.
А ты, как думаешь? Иван злиться, и я глубже зарываюсь в его одежду. Если два месяца такие недостачи, вызывай немедленно. И запрети покидать мастерскую.
Егор выходит, а Ванюша с трудом меня отцепляет от себя. Заглядывает в глаза и утирает слёзы.
Малыш. Иди, посиди в раздевалке. Я всё решу.
Мне становится легче. Я немного успокаиваюсь и киваю в знак согласия.
А в раздевалке собрались все работницы. Лера курит в запрещённом месте, с ней Наташа и ещё две женщины в возрасте.
Ну, что? обеспокоенно спрашивает Катя.
Сейчас камеры просмотрят и скажут, куда делось, отвечаю я, и подкусывая губы скромно стою в уголке.
У присутствующих вытягиваются лица. Девушки переглядываются и начинают шептаться.
Вот ведь, раздосадовано начинает Лера, это всё время мы под камерами были? Представляю, что там Саныч насмотрелся, особенно в душевой.
Наверняка ещё и в туалете стоят, добавляет масла в огонь Наташа.
Все стоят бледные и напряжённые. В раздевалку входят мужчины. Три наших из охраны, Иван с Егором и мужчина в полицейской форме.
Софья Евгеньевна, отойдите от своего ящика, строго говорит Иван.
Я не верю. Не верю, когда достают мои печатки, когда извлекают из сменных трусиков девушки остатки серебра и золота. Лера шипит с ненавистью, осуждает Соню. А мне стыдно, как будто я это украла. Понимаю, что не виновна, но хочется сквозь землю провалиться.
Соня сильно краснеети стоит, опустив глаза в пол, на вопросы не отвечает. Её уволят, уволят её тётку, которая, может и не знает, что племянница творила всё это время.
Подкапливала и выносила. Надо смотреть с камер, каким образом, говорил Егор. Исчезало понемногу, только сегодня хапанула разом.
Я ничего не слышу. Руки дрожат, когда подписываю протокол. Горю от стыда за Соню, не знаю, почему я такая, но мне её жалко.
Мужчины уходят, мы с девочками переодеваемся и вместе выходим в ледяной вечер. Дохнула Арктика, и на улице неожиданный минус, пошёл снег. В темноте стало плохо видно. Мы пробегаем двор, через проходную проходим, и Катя меня останавливает.
Давай, я выйду, а ты только тогда, когда его друзья уедут.
Я не сразу понимаю, о чём речь. Стою у кабинки охранников, провожаю Катюшу взглядом. Она выскакивает к своему Руслану, тот очень галантен при людях, усаживает её на передние сидение. Уезжают. Вторая машина с двумя друзьями Русла продолжает стоять у нашего завода. Мужики страшные, бритоголовые курят и посматривают в мою сторону. Кивают мне, подмигивают и приглашают жестами подойти.
Я отворачиваюсь и остаюсь ждать. Много времени проходит, а они не уезжают, меня ждут.
Вас подвести? спрашивает Егор, но не у меня, а у Ванечки, который прямо на ходу, сгребает меня к себе в объятия.
Подвези, погода не очень, малыш замёрзнет.
Егор смеётся надо мной.
Бандиты провожают нас взглядами, не решаются подойти. В машине Егора мы сидим на заднем сидении, и губы Ивана прикасаются к моему лбу.
У тебя температура, он говорит это с таким удивлением, что, кажется, со мной происходит что-то феноменальное из ряда вон выходящее.
Ничего не отвечаю, кутаюсь в куртку. А уже в комнате, Ваня спаивает мне таблетку и чай с малиновым вареньем, выпросил у соседей немного. И лечит меня, пока я не засыпаю.
Просыпаюсь, лёжа на его груди.
За окном продолжает мести снег. Его хорошо видно в моё окно. На чёрном небе хлопья мокрые отражают свет фонарей. К утру всё растает, это последние дыхание зимы, но весна неотвратима.
Я отвлекаюсь от лицезрения стихии и смотрю в горячие глаза любимого. С ним под одеялом тепло, хорошо. Целую его губы, желая в этот момент отдать ему всё, что есть у меня и даже больше.
Сегодня ты совершил два подвига. Два раза спас меня.
А второй когда? немного нагло, совсем невозмутимо, спрашивает Ванюша.
Там стояли бандиты и ждали, когда я выйду.
Почему ты мне не сказала? хмурится он.
Сейчас говорю, проникаю языком в его рот и чувствую, как напрягается его орган под одеялом.
*Ёлочканекоторое количество отлитых ювелирных изделий на стержне.
День четвёртый. Пятый подвиг Ивана
Я люблю секс. Второй раз жизни мужчина входит в меня, а я заявляю с полной ответственностью, что это мне нравится, и я останавливаться, не намерена. Большой орган. Кажется, что опять рвётся внутри всё, но это только кажется, боли нет никакой, только ощущение глубокого проникновения, удовлетворённости и наполненности. Я закрываю глаза, и сосредотачиваюсь на члене внутри себя. Мир словно перестаёт существовать и сводится только к половому акту, к концу мужчины, который меня имеет. Чтобы рассеять внимание, я решаюсь открыть глаза и смотреть прямо в лицо Ивана. Оно мне нравится, красивые черты, глаза почти чёрные с блеском полны желания. Его губы приоткрыты, и дыхание прерывистое.
Я сажусь сверху, обвиваю его шею руками, наблюдаю, за его реакцией, а сама начинаю стонать от удовольствия. Нет искромётного оргазма, как в тот, мой первый раз, я просто в восторге от того, что мой любимый внутри меня. Хочется ему всё отдать, пусть бы взял, как ему надо. Мне так стыдно за это, я начинаю гореть от смущения.
Перед глазами воспоминание, как дурочка Лерка стоит на коленях у стола мастера. Расстёгнута ширинка у Саныча, и его маленький кривой член входит по полным губам в женский рот. Саныч с улыбкой в усах, наклоняет голову набок и поступательными движениями таранит любовницу в горло.