То есть, восстановление все-таки возможно.
Это хорошо.
Пустота так и не появилась, как не вернулась и прежняя сила, но пока Демьян был слишком занят другим, чтобы испытывать от сего факта какие бы то ни было неудобства.
Если в отдаленной перспективе с учетом естественного стремления любого организма к самоисцелению
Да или нет?
Скорее всего, да, но понимаете, он вновь принялся тереть круглые свои очочки, явно скрывая волнение. Пока организм не восстановится в полной мере, вам следует себя поберечь.
На этот раз поднялся Демьян сам, хотя Павлуша и сунулся было с помощью, но остановился. Хороший он парень, толковый.
И не просто в том плане, что не пользоваться силой. Боюсь, это в вашем состоянии вовсе не выйдет, но вот исключительно предположение, интуиция, если хотите знать
Интуицию Демьян весьма уважал.
Мне кажется, что вам вовсе следует держаться в стороне от любых мало-мальски серьезных магических возмущений.
Значит, все-таки отставка. Если повезет, то почетная, а если нет пенсию какую-никакую он выслужил. Хватит на скромную жизнь. Только чем в этой жизни заниматься, Демьян совершенно не представлял.
Ничего. Еще придумает.
Чай, времени на придумки теперь с избытком.
Я вас понял, Демьян поклонился и сказал. Спасибо вам.
А Марк Львович отмахнулся.
Это вам как подумаю мои внучки в последнее время совсем голову от танцулек потеряли, и кто бы знал, да кто бы знал я их в Петербург отправить думал, да только говорят, что и там неспокойно, что куда более неспокойно, чем тут. А к тетке в деревню не желают-с что за времена пошли? Я должен думать, чего они там желают, а чего нет безобразие полнейшее.
Он покачал головой и вышел, велев:
Выздоравливайте, Демьян Еремеевич выздоравливайте поскорее, а то этим, пришлым, веры нет
Пришлые появились на третий день, когда Демьян Еремеевич окреп настолько, что вполне себе свободно разгуливал по палате. Повязки с рук сняли, а вот корсет оставили.
А что вы думали? Позвонки ваши, считай, едва в пыль не превратились, проворчал Марк Львович, когда Демьян посетовал, что уж больно корсет жесткий и тесный даже. Чудо, просто чудо
Протестовать перехотелось.
Раз чудо.
Зато больничную одежонку, в которой Демьян чувствовал себя до крайности немощным, удалось сменить на домашнюю. В домашней с визитерами и толковать было легче.
Доброго вам дня, статский советник Никонов, личность в узких кругах весьма известная, выглядел усталым и даже больным. Сероватая его кожа, характерная для коренного петербуржца, на южном солнце не загорела, но пошла красными пятнами. Кончик носа слегка облез, как и левое ухо, которое Никонов время от времени пощипывал. Рад, наконец, знакомству.
И я рад, Демьян хотел было встать, ибо говорить с людьми подобными, лежа в кровати, было никак невозможно, но Никонов махнул рукой и велел:
Лягте.
Но
Целители ваши сделали все, что возможно, сам Никонов облюбовал стульчик, на котором обычно сиживал Марк Львович, однако мы все же взяли на себя труд
Сопровождавший статского советника господин был того характерно неприметного вида, который получается при использовании качественных амулетов. И стоило ему приблизиться, как сердце засбоило, а Демьяна кинуло в пот.
Надо же, Никонов поднял руку. И вправду выключите это.
Господин коснулся галстука.
А после запонки.
Впрочем, лицо его все одно осталось невыразительным. Правда, при приближении его сердце Демьяна больше не норовило из груди выскочить.
Холодные пальцы коснулись висков, сдавили. Серые глаза заглянули в глаза, и палата крутанулась раз, другой, а после вовсе пошла круговоротом, в который сознание Демьяна затянуло. И он тонул, тонул, но никак не мог утонуть. А когда все-таки круговорот стих, Демьяна вырвало в ведро, заботливо подставленное статским советником.
Прошу прощения, однако мы должны были убедиться, сказал он, поймав взгляд Демьяна. Ситуация, уж извините, больно неоднозначная.
Мутило.
И крепко. И только упрямство не позволяло этой мути выплеснуться рвотой. Правда, на затылок легла чья-то рука, и ледяная знакомая сила избавила от горечи во рту, равно как от тошноты.
Вам лучше? поинтересовался статский советник и протянул кому-то ведро.
Да.
Говорить способны?
Да.
Что ж чудесно, просто чудесно иди, Алешенька, дальше мы сами. И скажи, чтоб не беспокоили. Да разговор у нас, Демьян Еремеевич, будет непростой да, весьма непростой. Воды?
Если можно.
Головокружение не прошло, а во рту стоял до крайности неприятный кислый вкус.
Так оно бывает после сканирования. Понимаю ваше возмущение, но мне надобно знать, что вы и вправду действовали по собственному почину. Хотя, конечно, ваши люди вас весьма хвалят, да удивительно.
Что удивительно?
Вода показалась горькой.
Редко кто любит начальство. Да и вас, я бы не сказал, что любят, скорее уж полагают человеком надежным и в высшей степени справедливым. Беспокоятся опять же. Не столько о вас, конечно, сколько о себе, но тоже понятно новое начальство, оно никому не надобно, да как вы?
В порядке.
Отлично. Просто-таки чудесно, неизвестно чему обрадовался Никонов. И легким взмахом руки распахнул купол. Тошнота вновь накатила, но с ней Демьян справился.
Сел даже.
Икнул.
Выдержите?
Неприятно, вынужден был признать Демьян. Но выдержу.
Головокружение если не вовсе прекратилось, то стало терпимым, да и прочее, помимо, пожалуй, слабости. Но и к ней Демьян привыкнет.
А статский советник смотрел с сочувствием, и это никак не вязалось с грозною его фигурой.
Будем надеяться, что целитель ваш прав в своих выводах, и со временем вы, дорогой мой Демьян Еремеевич, восстановитесь полностью, сказал Никонов. Толковые люди нам надобны. Толковых людей, чтоб вы знали, мало а толковых и преданных делу и вовсе единицы, да
Я ошибся.
Не вы, Демьян Еремеевич, не вы вы, сколь понимаю, поступили именно так, как и должно.
Люди погибли.
Погибли, согласился Никонов и повернулся к окну. Посмотрел. День выдался на редкость погожий. Солнце светило ярко, выбеливая светом своим, что стены, что камни мостовой. Зеленели дерева. Цвели петунии в высоких цветочницах.
Прогуливались дамы.
Кавалеры.
Людям случается гибнуть, теперь Никонов говорил тише. И порой смерть эта кажется великой несправедливостью. Но правда в том, что справедливость вовсе понятие преотносительнейшее. А люди мы с вами, да и они, присягу давали. И служить клялись, не щадя живота своего. И раз уж вышло, то да лучше они или вот вы, чем те, кто вовсе к делам подобным непричастный.
Он кивнул в сторону окна.
Наверное, в другой раз Демьян согласился бы. И ныне тянуло согласиться, признать, что малой кровью он откупился от большой, заткнуть совесть ноющую раз и навсегда, но не выходило.
Случись взрыв в ином месте, пострадавших было бы больше, в разы больше вы слышали о крушении яжского поезда? Или, быть может, о взрыве на Каюличском химическом заводике, где погибли семнадцать человек? Конечно, слышали. Кто ж не слышал? Известные дела, хотя и не такие известные, как крушение поезда Его императорского Величества, Никонов от окна отвернулся, встал спиной, будто заслоняя город от Демьяна. Это те, которые на слуху. Но вот вряд ли вы знаете, что за прошедший год было убито и ранено три тысячи шестьсот одиннадцать чиновников[1]. А с начала нынешнего состоялось уже более семи тысяч покушений, часть их удалось предотвратить, однако не все, далеко не все к величайшему сожалению, жертв избежать не удалось.
Он сложил руки за спину, наклонился, будто разглядывая собственные туфли.
И эта зараза множится, несмотря на все наши усилия
Демьян все же справился со слабостью.
Пару месяцев тому мы провели большую чистку, что весьма не по вкусу пришлось некоторым господам, которые известны своей, если позволено будет выразиться, широтой взглядов и тесными связями с заграницей. К сожалению, фигуры вовсе не того толка, которые нам позволено трогать без веских на то причин, а доказательств доказательств причастности оных к делам недобрым нет.