- Откуда мне знать, сколько погибло? Всё, не до тебя мне, некогда, - попрощалась нелюбезно.
- Обращайся, если что, помогу, пособлю, - выдала вдруг Оламка.
- Ты?изумилась Эммалиэ.Нет уж, спасибо.
А через три дня поинтересовалась вечером у Мариаль:
- Оламка тоже уехала?
- Да, после гибели господина У'Крама высказала пожелание отправиться в столицу. Многие уезжают, и из нашего подъезда тоже, - ответила та.
- И ты?
- И я.Смутилась девушка.На днях. Мы уезжаем с мамой.
А Эммалиэ заметила некстати под расстегнутым пальто гостьи блузку навыпуск и в натяг на животе.
- С завтрашнего дня перестанут ходить патрули и освещаться улицы. Запаситесь водой, если понадобится, возьмите у нас ведра и тазы. Скоро её отключат. На днях даганны уйдут из города. Загляните с Люней к нам и выбирайте все, что может пригодиться в хозяйстве. Все равно мы многое оставим здесь, - сказала Мариаль напоследок.
Об этом Эммалиэ и поведала коротко. Айями слушала, стоя возле окна. Перебирала складки у занавески, пропуская ткань между пальцев, и смотрела на улицу.
- Значит, Мариаль уехала?
- Позавчера. Приходила попрощаться, передавала тебе привет.
- И куда же уехала?
- В Даганнию.
- Вот как. Выходит, и господин В'Аррас уехал? И Имар?
- Да. Много даганнов уехало, почти никого не осталось в городе.
- И Риарили?
- О ней не знаю, - растерялась Эммалиэ.Наверное, и она тоже.
Айями потрогала батарею, та была горячей.
- В подвале остался котел и запас аффаита, - пояснила Эммалиэ.Я хожу вниз утром и вечером, подбрасываю в топку.
Ну конечно, он сделал все, что в его силах, возможное и невозможное. Благодаря ему Айями жива и рядом со своей семьей. Правда, даганны сняли водяные насосы в подвале и увезли в известном направлении, но они итак тянули до последнего по указанию сверху. Хотя бытовые неудобствасущая мелочь по сравнению с участью, которой Айями удалось избежать.
- Айя, скажешь, что случилось в тот день? Зачем ты пошла к Айрамиру?
- Да, конечно.Айями потерла лоб, вспоминая, и от напряжения на лбу выступили бисеринки пота, а перед глазами поплыло. Рухнув на табурет, она прижала руки к вискам, потому как память о событиях того дня обрушилась с невиданной силою, ослепляя пульсирующей болью в затылке.
Перед глазами возник стакан с дурно пахнущей жидкостью.
- Вот, держи. Не отворачивайся, нужно обязательно выпить лекарство. И не истязай себя, расскажешь, когда захочется.
Эммалиэ не стала говорить о заключении даганского доктора, регулярно приходившего для осмотров. И о том, как она замиранием сердца ожидала царственного вердикта от хваленого эскулапа.
- Не помрет. Выдюжит. Жить хочет, а это немаловажно, - сказал тот в пустоту. И не поймешь, то ли сам с собой общается, то ли утешает Эммалиэ.Как выспится и проснется, проверьте хватательный рефлекс. Тогда уж точно пойдет на поправку. Пусть напьется вволю, организм обезвожен. Из-за контузии и сотрясения мозга возможны головокружения, задержка в осмыслении, заикание. Могут вознинуть дезориентация, заторможенность, головные боли. Готовьтесь к повышенной нервной возбудимости и перепадам настроения: к немотивированной агрессии, к апатии, к истерикам. Со временем симптомы пройдут. Рекомендую тяжести не поднимать, физические нагрузки организовать по минимуму, пока не зарастут трещины в ребрах. Препараты кальция и витамины пусть принимает регулярно.
Эммалиэ в присутствии даганского доктора держалась скованно, но внимала инструктажу с благодарным уважением, признав в бесстрастном флегматичном великане сведущий медицинский авторитет. Заметив Люню, он поманил девочку, и та доверчиво подошла, отлепившись от Эммалиэ. Доктор приподнял пальцем её подбородок, отвел головенку с куцыми косичками влево, вправо, нажал на ушные козелки, оттянул веки. Хмыкнул и, не сказав ни слова, ушел, чтобы больше не вернуться. Потому как тоже уехал в Даганнию.
В пределах квартиры Айями передвигалась черепахой, избегая резких движений. И с осторожностью поднималась с кровати или с табуретки, уравновешивая тяжесть тела рукой. Он и рада была бы бегать, но боль в грудине не отпускала, напоминая о себе при каждом удобном случае. Эммалиэ строго следила за тем, чтобы лечение не прерывалось, и больная послушно подчинялась, выполняя предписанные процедуры.
Люнечка с непоседливостью жизнерадостного ребенка скакала по комнатам вприпрыжку, изредка, правда, отвлекалась от игр и забиралась на подоконник, с тоской глядя на улицу, потому что оказалась лишена прогулок из-за чрезвычайных обстоятельств, приключившихся с мамой. Но недолго тосковала и переключалась на другое интересное развлечение.
- Как вы с ней справлялись?спросила Айями, наблюдая, как дочка расставляет игрушечный столовый сервиз, копируя действия бабушки.
- Мы с ней поладили, - улыбнулась Эммалиэ, раскладывая столовые приборы и тарелки к обеду.
С мудростью зрелой женщины она не стала делиться откровениями о том, легко ли ей пришлось или чуть сложнее с маленьким неугомонным ребенком. Люню не пугал вид гематом и кровоподтеков, она быстро привыкла к ним, как чему-то само собой разумеющемуся, и с любопытством ребенка, незнакомого с природой их происхождения, расспрашивала, откуда, где и как мама заполучила нехорошую бяку. Эммалиэ спокойно объяснила, что бяки называются синяками, что мама упала, ушиблась и теперь болеет, и нужно её лечить, что маме требуются покой и послушная дочка. Люня тоже помогала в меру своих детских сил: обтирала и смазывала, а когда ей надоедало, переключалась на увлекательное занятиеигру с новой куклой, коробку с которой принес даганский солдат. Волшебная кукольная красавица занимала все мысли Люнечки.
Слова Мариаль сбывались одно за другим.
Однажды утром уехали даганны. Выстроили танкетки, бронетранспортеры и грузовые машины на площади, споро в них загрузились и покатили неторопливой лентой по центральной улице к выезду из города. Вот как девять месяцев назад дикие варвары оккупировали городок, так же и сейчас они покидали место, ставшее для них временным обиталищем. И, наверное, кричали "Хей!" от радости, но до форточки не долетело ни звука, кроме урчания двигателей и чихания из выхлопных труб.
Гусеницы громыхали по брусчатке, перекатывались толстые шипованные колеса, вминаясь в мостовую. Как и предрекал Веч, снег почти стаял, и остатки его в виде грязных кучек лежали на обочинах и на тротуаре. Солнце забиралось теперь высоко на небосвод и грело день ото дня всё жарче, и набухли почки на деревьях в ожидании последнего толчка, чтобы выпрыснуть наружу клейкие зеленые листочки. Айями открыла форточку шире, и в комнату ворвался порыв теплого ветра, заставив протянуть руку, словно возможно поймать неуловимое.
До вечера площадь оставалась безлюдной, видимо, горожане не поверили, что даганны уехали окончательно и бесповоротно, без шумихи и праздничных залпов. Наверное, решили, что те устроили розыгрыш, и вот-вот на площадь ворвутся машины с черными птицами на бортах, и опять закипит жизнь в ставшем привычным послевоенном русле.
А на следующий день у бывшей комендатуры началось шевеление. Амидарейцы из числа комиссованныхвроде бы среди них мелькал и Сиорем - кричали с крыльца небольшой толпе и потрясали кулаками, получая в ответ согласный отклик. Эхо доносило далекие голоса и нестройные возгласы. На козырек накинули амидарейский флаг, растянув сикось-накось бело-синее полотнище, рядом прикрепили флаг союзников с трехконечной желтой звездой, и те повисли тяжелыми мокрыми тряпками в отсутствии ветра. Фигурки людей исчезали в дверях комендатуры и выбегали на крыльцо, волоча стулья, столы, ковровые дорожки и прочие мелочи, забытые победителями, и сваливали в кучу на площади. Вскоре заполыхал жаркий костер до неба, и люди бегали вокруг огня с восторженными криками, точно дикари или туземцы.
Смотри-ка, осмелел народ и отыгрывается на ни в чем неповинной утвари, напоминающей о недавнем пребывании оккупантов в городе, - усмехнулась Айями, и вдруг осозналав этот самый моментчто даганны уже не вернутся, как не вернется и Веч, а она, Айями, останется с семьей в городке, полном соотечественников, ненавидящих и презирающих её. И никуда не сбежать из этого города, и нигде не спрятаться. Её близкие стали пленниками в ловушке, потому как она, Айями, своими руками привела их к краю пропасти.