- Ну, я.
- За что?
- За сестру.
- Степень вашего родства?
- Родной брат я ей, чтоб ты знал.
- Её брат погиб, чтоб ты знал, - съязвил Веч. Если кулаком не тронуть, так словом поддеть.
- А вот он я, нарисовалсяне сотрешь. И живой, как с картинки, - рассмеялся хрипло пацан и закашлялся.
- Зачем амодарка пришла в лёжку?
- Принесла печенья и плюшевого мишку. Соскучилась.
- За что её били?
- За вас, сучьх гадов.
И пошел допрос по прежнему кругу. Правда, недолго продолжался, вскоре пацан потерял сознание и свалился кулем со стула.
- В ближайшее время он вряд ли что-нибудь скажет, - заключил Г'Оттин, оттянув веко и прощупав пульс допрашиваемого.
- А остальные амодары?спросил Веч.
- Трое вот-вот отойдут, тут даже я не в силах. У двоих шансы есть, но ворочать языком они смогут нескоро.
Уж если Г'Оттин признал собственное поражение, значит, вскорости пополнится мертвецкая свежими покойниками, - признал без сожаления Веч.
- Каково состояние мехрем?
- Переломов нет, внутренних повреждений и разрывов тоже. Позвоночник цел. Множественные ушибы, гематомы. Трещины ребер. Отечность лица. Вероятно сотрясение мозга. Легко отделалась, при падении съехала по доскам в подвал. Последствия были бы тяжелее, ударься она плашмя об пол.
- Пригодна к допросу?
- Нет, началась горячка. Выбирай, либо допрашиваешь сейчас, но её сердце не выдержит, либо допросишь позже, но сперва её нужно подлатать.
- Скажи одно, она ждала ребёнка?
Г'Оттин задумался. Покачал головой:
- Нет. Это и к лучшему. Иначе бы от побоев скинула и истекла кровью.
Вызвали на допрос и амодарскую докторицу.
Та не выказала ни суетливости, ни страха. Сев, замерла статуей и глядела в глаза дознавателям с редкостным спокойствием.
Пожалуй, самая смелая из всех амодарок, с которыми Вечу приходилось сталкиваться. Никого в гарнизоне не боялась, даже О'Лигха, как не боялась требовать и отстаивать, о чем в архивах накопилось достаточно катушек с записями прослушивания из кабинета докторицы. Иногда, правда, её заносило: требовала необоснованно много лекарств, требовала поблажек для тюремных пациентов, требовала разрешение на проведение абортов.
- Вы знакомы с Аамой лин Петра?спросил Веч на амодарском.
- Да, - ответила докторица, подумав.Она - моя подопечная. Ну, и её семья, разумеется. А что случилось?
Веч открыл рот, чтобы ответить, но О'Лигх упредил, велев ему на доугэнском:
- Об убитых и раненых - молчок. И о том, что твоя бабёнка в тяжелом состоянии, тоже. Не доверяю я докторице, от неё много шума и перьев.
- Аама лин Петра приходила намедни на прием?спросил Веч, проигнорировав вопрос амодарки.
- Нет, - последовал короткий ответ.
- И вы не виделись с ней в тот день?
- Виделись. На улице возле больницы. Я возвращалась от пациентки. У Аамы был нездоровый вид, и я предложила пройти в кабинет для осмотра, но она отказалась. Я посоветовала ей отправиться домой и отлежаться.
- И всё?
- Ну да.
- Она ничего не спрашивала, ни о чем не говорила?
- Ну-у нет. У меня сложилось впечатление, что она была чем-то озабочена и куда-то торопилась.
- Что было дальше?
- Мы распрощались, и она направилась домой, наверное. Не знаю. Что случилось? Она жива?
- Почему интересуетесь, жива ли она?спросил на амодарском О'Лигх.
- Думаю, вы не выпытывали бы сейчас в подробностях об Ааме лин Петра, не случись с ней что-нибудь плохое.
- Похоже, твоя мехрем решила подстраховаться и устроила себе алиби, - вполголоса предположил О'Лигх на доугэнском. - Придумала поводприем у докторицы и сбежала из комендатуры. Встретилась с ней у больницы для отвода глаз, после чего направилась в лёжку.
- Зачем ей усложнять?понизив голос, возразил Веч, тоже на доугэнском.С таким же успехом можно добраться до искомого адреса вечером. Или ранним утром, спозаранку.
- Она храбра, но не настолько, чтобы в одиночку бродить в сумерках по заброшенному району. Да и на патруль могла запросто натолкнуться, - раскручивал командир ниточку предположений.Логично?
Веч задумался. Звучит логично, но в чем причина поспешного бегства мехрем из комендатуры?
- В городе говорят об облаве. И о том, что есть раненые и убитые, - подала голос докторица.Позвольте мне выхаживать наших пострадавших. Вам ведь наплевать на них.
- Забудьте. Им уже не понадобится ничья помощь, - ответил сурово О'Лигх на амодарском.Они ответят по нашим законам за каждую отнятую жизнь.
- Варварская жестокость этот ваш скорый суд. - Вскинула голову амодарка.В мирное время у нас не всякий убийца приговаривался к смертной казни, разумеется, после честного и непредвзятого расследования.
- Но не в том случае, когда убиты наши люди, - процедил О'Лигх на амодарском и, поднявшись из-за стола, велел Вечу на доугэнском: - Проводи ее, ради Триединого, к выходу. Всю плешь мне проела, правдолюбка.
И вышел из допросной.
Раненыхи доугэнцев, и амодаровразместили в здании бывшей школы. К последним приставили охрану - излишняя предосторожность, так как те лежали живыми трупами и дышали через раз.
Амодарской докторице строго-настрого запретили ухаживать за ранеными. Потому как не внушала доверия, мало ли. А у Г'Оттина своя метода, он за шкирку вытягивал безнадежных с того света и в короткие сроки ставил на ноги. К тому же, свидетельских показаний набиралось катастрофически мало, и как скоро мехрем придет в себя, зависело от авторитетного мнения Г'Оттина.
Тем же вечером доугэнцы переполошили весь подъезд топотом сапог и громким стуком в дверь на четвертом этаже. Веч с осторожностью занес мехрем, и мать её, увидев безжизненно свисающую руку и запрокинутую голову дочери, ахнула, закрыв ладонью рот, и заплакала беззвучно. А уж какие усилия прилагал Веч, пытаясь не растерять выдержку и сохранять спокойствие, лишь Триединому известно. Мелкая испуганно жалась к бабкиной юбке и глядела на вошедших, разинув рот. Хозяйка, очнувшись, отправила девчонку в другую комнату и прикрыла дверь, велев сидеть тихо и не мешаться под ногами у взрослых.
- Куда?спросил Веч на амодарском.
- Вот сюда, - засуетилась мать, указав на кровать у стены.
Веч бережно уложил мехрем. Та, впавши в бессознательное состояние, застонала жалобно, и мать снова заплакала. Оно и понятно, не лицо, а сплошной синяк. На одежде крови нет, кроме той, в которой измазал пацан, заслонив мехрем собою.
- Без надобности не раздевайте, могут быть внутренние повреждения. Дождитесь, позже зайдет наш врач, осмотрит. Делайте то, что он скажет, - велел Веч.Госпиталь не работает, придется выхаживать дома.
- Да-да, конечно, - закивала она с горячностью.
- Завтра вас вызовут на допрос. Он не займет много времени. Можете оставить ребёнка с кем-нибудь?спросил Веч с запинкой.
- Да, конечно. Я найду, с кем оставить Луну.
Г'Оттин приходил регулярно и часто. Осматривал мехрем, ощупывал осторожными надавливаниями и прислушивался, определяя состояние по оттенкам сдавленного стона и по дыханию, по солености капель пота, стекающих со лба. Вливал микстуры через сомкнутые губы, бережно массировал, разгоняя кровь и прогоняя застой в мышцах. Снабдил таблетками и пилюлями мать мехрем и надавал подробных инструкций, какие лекарства и в какой последовательности принимать.
- У нее началась горячка, это нормально. Сбивайте жар. Когда температура спадет, она будет спать. Ото сна тоже немалая польза. Вот мази и порошки, делайте обертывания и примочки, так гематомы и отеки сойдут быстрее.
Допрос матери мехрем мало что прояснил. Зачем дочь отправилась к партизанам, та не знала.
Волновалась, жулькала носовой платок. Веч разглядывал её вблизи. Чистый профиль без заметных морщин, светлые глаза, светлые волосы в строгом пучке, простая одежда, глухой воротник Прямая осанкасловно в позвоночник вбили штырь. Переживала за дочь безмерно. Чуть ли не клещами приходилось вытягивать из нее ответы, притом, что Веч вел допрос на амодарском. Она долго обдумывала, подбирая и озвучивая правильные слова.