Но когда-нибудь, благодаря усердию господина подполковника, у Айями появится второй ребенок. Девять месяцев ожидания, неизбежная боль, дарующая новую жизнь, и в результате пищащий конверт в руках, чей отец - А'Веч из клана Снежных барсов.
К тому времени он и не вспомнит об Айями. У господина подполковника есть семья, есть обязательства, хоть он и не отказывает себе в удовольствиях на чужбине. И Айями для него - никто. Женщина, принадлежащая к ненавистной нации.
Потому даганны и не позволяют амидарейкам предохраняться от нежелательной тягости. Чтобы лишний раз посмеяться над униженной и сломленной страной, чьи сыновья стали прахом в земле, а дочери рожают от победителей. Уезжают амидарейки за Полиамские горы, надеясь укрыться от позора, и попадают под обстрел насмешек и презрения. Ни гордости у амидареек, ни достоинства, коли по собственной воле забрались в койки к чужакам.
Всё-таки Эммалиэ заметила.
- Что-то ты бледна. И глаза блестят. Неужто занемогла?
- Голова побаливает, - не стала разубеждать Айями. - Видно, на непогоду мигрень.
- Давай, развешу, - сказала Эммалиэ, забирая таз с постирушками. - А ты попей чайку с медом. Сладкое полезно для ума. И приляг, отдохни.
Айями послушалась. Напившись обжигающего чаю, укрылась пледом и веки смежила.
Раздались тихие шажочки.
- Мама уснула? - спросила удивленно Люнечка. - А как же сказка?
- Тише, не шуми. Мама устала. А сказку я расскажу, - ответила Эммалиэ.
Детская ладошка погладила Айями по голове.
- Спи, мамуя, - сказала дочка громким шепотом и поцеловала в лоб, в точности скопировав ежевечерний ритуал укладывания в постель.
Ночь выдалась тревожной, а сны - беспокойными. В них Айями укачивала младенца, и у ребенка был черный провал вместо лица. Вдалеке, в тумане, мелькала фигура господина подполковника под ручку со спутницей, а потом женщин стало двое.
Если вчера придуманная головная боль стала отговоркой, то на следующее утро превратилась в реальность. А размышления добавляли рассеянности.
- Айя, варежки забыла! - крикнула вдогонку Эммалиэ, помешивая варево у плиты.
Принять ли предложение Оламки? Нет, это крайний вариант и настоящее рабство. Неизвестно, какую цену запросит Оламирь. А на кота в мешке Айями несогласна.
Может, решиться на осмотр у даганского врача? И он не найдет патологий и противопоказаний. Вчера Айями немного приукрасила, рассчитывая воздействовать жалостью на господина подполковника, так что проницательный доктор не увидит причин для опасений.
Ну, почему Веч не удовольствовался заключением врачевательницы? Вызвал бы Зоимэль и расспросил. И она не выдала бы Айями, подтвердив диагноз скучными медицинскими терминами. Нечто подобное врачевательница высказала вскоре после рождения Люнечки. Правда, предостерегала от повторной и скороспелой беременности. Мол, организм молодой матери истощен и ослаблен, и не выдержит повторного стресса.
Айями тогда даже оскорбилась, хоть и молилась на Зоимэль как на святую.
- Не обижайся, Айя. Знаю, что не будет у тебя другого мужчины, кроме мужа. Хочу предупредить, чтобы береглась ради дочки. Город кишит пришлыми людьми, госпиталь переполнен. Обидят, походя, а у тебя душа на всю жизнь покалечена.
Не поверила Айями. Разве ж свои опустятся до подобной подлости?
- Всякое бывает, - ответила Зоимэль уклончиво. - Наши солдаты месяцами не знают женской ласки, а из женщин - только медсестры в госпитале.
Тогда Айями по наивности верила в благородство, а врачевательница видела дальше с высоты опыта и прожитых лет. И знала, о чем говорила.
Погрузившись в воспоминания о первых военных месяцах, Айями рассеянно переводила статью, слушала вполуха разговор напарниц, обсуждавших фильм столетней давности, и в беседе отвечала по большей части невпопад.
И уговаривала себя не паниковать. Циклимов нет, а если и начнутся, то установятся не сразу. У неё еще есть время.
Для чего?
Веч - чужой мужчина, без сомнений. И к тому же, принадлежит неласковой враждебной стране. У него другие взгляды на жизнь и другое мировоззрение.
У него нет ничего общего с Айями. И не будет.
Верно сказала когда-то Эммалиэ. Не стоило пускать в свое сердце чужака. Потому как стал он занозой, от которой колет в груди при каждом вздохе.
Господин подполковник настоятельно советовал уезжать в Даганнию до весны. Потому что знает, какое будущее уготовано побежденной Амидарее. Отнюдь не радостное.
Что выбрать?
Ждать.
До весны достаточно времени, и ситуация может поменяться с точностью до наоборот. И от нежелательной беременности пронесет. Святые не допустят. Надо лишь верить.
Задумавшись, Айями не заметила, как поднялась на третий этаж. Заученно улыбалась Вечу, а мыслями находилась не с ним.
Господин подполковник приглядывался и так, и сяк, ища отголоски обиды или недовольства. Ждал, что Айями попытается надавить на него показным равнодушием или слезами. Ждал, что она вернется ко вчерашнему разговору, и был удивлен. И недоумевал.
Его мехрем приняла условия. И вела себя как ни в чем не бывало. И на тахте проявила прежнюю страсть и отзывчивость.
Руки Айями машинально гладили тугие мужские мышцы, с губ слетали тихие стоны, а учащенное дыхание соответствовало моменту. Взгляд зацепился за платье, брошенное на полу. В последнее время Вечу нравилось видеть свою мехрем обнаженной, при минимуме одежды, и этим минимумом являлись чулки. Взгляд Айями переметнулся к рисунку на обоях, поднялся к потолку и замер на люстре. До войны в ней горели лампочки, а теперь люстра стала бесполезной. Господин подполковник обходился настольными светильниками.
Стеклянные подвески мелко вздрагивали в такт ритмичным движениям.
"Надо же", - подумала Айями, - "происходящее внизу повторяется и наверху".
Блики, дрожавшие на точеных гранях подвесок, завораживали.
Она смотрела неотрывно на игру солнечного света и думала о том, что Веч совсем не удивился, когда речь зашла о ребенке. Словно знал: рано или поздно Айями признается в том, что "тяжела".
Думала и о том, что стоит поговорить с Мариаль. Деликатно, без чужих ушей и глаз. И заодно посоветоваться. Как с сопричастной.
И о том думала, каким образом Оламирь умудряется доставать волшебные таблетки.
Айями так увлеклась размышлениями, что не сразу услышала, как её зовут по имени. Вопросительное: "Аама?" сменилось требовательным: "Аама!", повторённым не раз и не два. И не сразу сообразила, что Веч, приподнявшись на локтях, рассматривает её с мрачным видом.
Очевидно, на её лице отразился неподдельный ужас, потому как господин подполковник, встав с тахты, поднял платье и небрежно швырнул Айями.
- Свободна, - сказал с кривой усмешкой и направился к столу, на ходу заправляя рубаху в брюки.
Неловкими руками Айями застегнула пуговицы, кое-как уложила волосы в пучок. Пальцы не слушались, а лицо пылало.
Она боялась взглянуть на Веча. Прошла тихонько к двери, страшась поднять голову. Прошмыгнула через приемную, считая половицы, чтобы господин В'Аррас не заметил бордовых щек. И ринулась вниз, сгорая от стыда. Оттого что поймана с поличным на притворстве и вранье.
Айями не слышала, как господин подполковник схватил лампу и запустил в стену.
Дрожало всё: руки, ноги, губы. Даже мысли дрожали и путались.
- У вас нездоровый вид, - заметила внимательная Мариаль.
- Нет-нет, это не инфекция. Я переволновалась, - заверила Айями.
Схватив стакан, она поспешила в туалет. Влила в себя без малого литр воды и трижды умылась, но без толку. Лицо горело как после ожога. Вода имела привкус железа и слабо отдавала хлоркой.
Теперь господин подполковник презирает Айями за ложь и обман. Веч платил, не скупясь, и за свою щедрость получил право иметь под боком веселую и расторопную мехрем, а не заводную куклу-притворщицу.
Ну, почему всё так неудачно сложилось? И оскорбительно для него.
Надо бы пойти наверх и объяснить, что во всем виноват вчерашний разговор, давший пищу для раздумий и отвлекший Айями от прямых обязанностей.
Собралась она с духом. Решилась было подняться на третий этаж, но не успела. Увидела в окно, как Веч сел в машину, хлопнув дверцей, и автомобиль резво взял старт.
Может, дождаться, когда он приедет? Или перехватить в фойе?