Информационный вакуум тяготил. О чем говорят в городе, какими слухами живут, какие настроения витают среди амидарейцев? Прежде Эммалиэ узнавала последние новости от знакомых, но после переезда словно забыла дорогу в гости.
- Ничего не могу с собой поделать, - призналась она Айями. - Мне кажется, весь город знает, кто ограбил, и все молчат, покрывают, даже мои товарки. И смеются за спиной, мол, так нам и надо, заслужили.
Свежие впечатления вскоре приелись, и, освоившись на новом месте, дочка вспомнила о своих питомцах.
- Мама, а когда вернутся Динь-дон и Кнопка?
Пришлось Айями придумывать отговорки.
- Они отправились в путешествие, но скоро вернутся, милая.
Отговорки помогали недолго, и Люнечка снова начала капризничать и плакать:
- Пусть они вернутся! Они потерялись и не могут найти наш новый дом. Баба, пойдем за ними!
Эммалиэ ответила, не подумав:
- Может, в другом месте им понравилось больше, чем у нас?
Зря она так сказала, чем вызвала новый виток слез и истерик:
- Ну, почемууу? У нас настоящий замок, есть печеньки и конфетки, и новые одёжки для Динь-дон!
Измучились женщины, уговаривая и обещая. Придумывали разные занятия, чтобы отвлечь дочку, - ничего не помогало. Люнечка скучала по старым подружкам, и новые ей были не нужны. Однако ж, святые послали передышку, высушив горючие детские слезы. Люнечка познакомилась с девочкой лет пяти, дочкой амидарейки со второго этажа, теперь они играли во дворе, и новая дружба отвлекла Люню от исчезновения питомцев. У той амидарейки, кстати, была и девочка постарше, лет семи, и она со взрослой снисходительностью играла с малышней.
Имар со всей увлеченностью погрузился в ремонтные работы в подъезде амидареек, однако успевал решать и свои инженерные проблемы, и проверять завершенные переводы. Поистине, его энергичность поражала.
- Ну как, новое жилье не хуже старого? - поинтересовался он у переводчиц.
- О, бесподобно! - ответила за всех Мариаль.
- Не мёрзнете?
- Нет, что вы, нам тепло и даже жарко. Вчера открывали форточку для проветривания, - похвасталась Мариаль.
А Айями и Риарили сдержанно поблагодарили за все хлопоты, что легли на плечи даганнов с заселением подъезда.
Похоже, Имара обескуражила скудность похвал. Конечно, он же привык, что амидарейки расточают хвалебности словно патоку, но виду он не подал.
Веч, ворвавшись единожды по приезду в квартиру на четвертом этаже, больше не докучал вниманием и не давал о себе знать. Видать, занялся поисками грабителей. Или еще какими-нибудь неотложными заботами. Записки от Веча не приносили, да и сам он не заглядывал в кабинет переводчиц. И не потому что показательно воспитывал, игнорируя, а потому что был завален делами по самое не хочу. В первое же утро по выходу Айями на работу встретился на лестнице в комендатуре и сказал озабоченно, совершенно не стесняясь следующих за ним офицеров:
- Меня не жди, пока амодарским ушлепкам шеи не сверну. По всем вопросам - к Аррасу.
И последовал дальше. А Айями так и осталась стоять с ошарашенным видом, не успев покраснеть от стыда. Не то чтобы об их отношениях никто не догадывался, но все-таки поддерживалась иллюзия "как будто бы они малознакомы и ничего особенного между ними нет". А тут бац, и махом раскрыл хиленькую конспирацию перед сотоварищами. Выставил как само собой разумеющееся.
Занят и занят, Айями же проще. Свободного времени вагон и маленькая тележка, обустраивай новое жилище, учи вечерами разговорный даганский, штудируй термины, занимайся поделками с дочкой, и думай, думай, как выкрутиться, когда господин подполковник поставит лицом к лицу с Диамалом и скажет: "Вот этот амидареец уверяет, что ты связана с Сопротивлением. Твои оправдания?"
***
Эти дни действительно выдались для Веча насыщенными. Даже чересчур.
В отсутствие напарника Крам запустил гарнизон по простой причине. Товарищу не давал житья недавний приезд ривалов, точнее, его истинная подоплека.
- Хитрож*пые альтруисты. И тогда не верил, и сейчас, что они морозили здесь кишки, чтобы доставить вакцину, - ворчал Крам.
- И провели ревизию городских зданий, - напомнил Веч. Не сегодня-завтра из генштаба пришлют проект акта приема-передачи капитальных строений для подписания обоими сторонами.
- Ну да, ну да, - ответил Крам скептически. - Носом чую, у ривалов был шкурный интерес. Поехали бы они за тридевять земель, прогуляться в городишке, в котором нет ничего стоящего.
Он и так, и сяк, и на разные лады анализировал визит ривалов. Нарисовал маршруты едва ли не посекундного их передвижения по городу, прокручивал записи прослушивания, ища скрытый смысл в словах и в сопливом чихании.
- Если целью ривалов была передача сведений связному, значит, они её добились, но как? Местных мы близко не подпускали. Но связной каким-то образом получил информацию, иначе ривалы бы не уехали, не убедившись.
Веч пожал плечами:
- Признай, ты пристрастен. Задело, что Жети на тебя начхал?
- Бесов в зад твоему Жети с его недовольной мордой, - отмахнулся Крам. - Как подумаю, что нас держали за дураков, и что истина где-то рядом, на поверхности, а мы не видим, сразу начинают чесаться руки, и хочется воплотить в жизнь пожелание твоему приятелю Жети .
- Он мне не приятель.
- Ну, и зачем его защищаешь? Лучше бы подсказал что-нибудь дельное.
Снова и снова Крам прокручивал катушки с магнитными лентами и снова и снова изучал схему перемещения ривалов по городу.
- Неспроста "страус" насвистывал, может быть, в свисте зашифровано послание, - пришло ему в голову. - Что за мелодия, кто знает? Её разве что глухой не слышал. Пацанва крутилась рядом с ривалами и разнесла по городу.
Вот неугомонный. Привлек офицеров из гарнизона, и те выяснили через амодарок - своих мехрем* - что Жети насвистывал амодарскую песню. Простенькую, из трех куплетов и припева. Записали слова песенки на амодарском, и Крам подключил дешифровщиков. Те и так вертели текст, и эдак, - ничего не получалось. Требовался ключ.
- Какие певуны, такие у них и песни. Амодары сами из себя невнятные, и песни у них с повторами, - ворчал Крам. - То ли дело, наши песни. Строчка за строчкой - и так до конца. Любо-дорого послушать.
Тут как нельзя вовремя один из офицеров доложил, что узнал от своей мехрем: песня изначально считалась ривальской, а позже была адаптирована под местный язык.
Много ли нужно Краму для нового витка вдохновения?
- Видишь, откуда ноги растут? Точнее, торчат ривальские уши, - разошелся он. - По большому счету, язык песни не имеет значения для связного. Должно быть что-то, объединяющее и ривальскую, и амодарскую версию. Одинаковое для обоих вариантов. Что бы это могло быть? - размышлял он, кружа по кабинету. - Нечто универсальное, общепринятое, вне зависимости от знания языка... Ноты! Вдруг у ривалов и амодаров общее нотное письмо?
Ладно, с нотной грамотой амодаров достаточно быстро разобрались, спасибо мехрем лейтенанта Д'Укера. А какова вероятность отыскать в гарнизоне того, кто разбирается особенностях ривальской нотной азбуки?
Практически нулевая. Нет в гарнизоне поклонников ривальских песен.
Но и в этом вопросе Краму неожиданно свезло. Не зря же ривалы столько лет вкладывали в Доугэнну свои знания, они приложили руку и к окультуриванию варварского народа. На клич, брошенный по гарнизону, отозвался солдат из штормового круга. До войны он подростком в школе помогал ривальской учительнице музыки перекраивать песни её страны на доугэнский лад. Худо-бедно, нарисовал солдат как смог и что вспомнил: и число линеек в нотном стане, и высоту нот, и их расположение на линейках.
Всех подключил Крам, никто в гарнизоне не уснул неохваченным. Не впустую развел суматоху: версия о схожести нотного письма амодаров и ривалов подтвердилась, разве что у последних мудрёные традиции распространились и на правила написания нот - до миллиметра, до закорючки.
Крам потирал руки в предвкушении.
- Две строчки в куплете и две в припеве. Основной смысл кроется в них. Повторы в расчет не берем, - постучал по расчерченному листку с нотами.
Так-то оно так, но как воспользоваться неожиданным открытием, Крам не представлял. Изучал листок с нотами под лупой. Прикладывал к зеркалу, надеясь увидеть в отражении ответ. Зачеркивал лишние, по его мнению, ноты. Рисовал нотную линейку справа налево и задом наперед. Подключил дешифровщиков.