- Бывало.
Мехрем сжала кулак.
- Я бы не смогла, - сказала задумчиво.
Веч фыркнул, не сдержавшись. Накрыл рукой маленький кулачишко, и тонкие пальцы утонули в его ладони.
- И не надо, - заверил со смешком.
Мехрем смутилась. Хотела еще о чем-то спросить, но не решилась.
Хотя её неуверенность проявлялась всё реже. Мехрем набиралась смелости день ото дня.
- У тебя ужасное произношение. И смешное, - сказал как-то Веч.
- У тебя не лучше, - обиделась она.
Ответила и испугалась своей храбрости, но Веч не позволил развиться страху.
- Ну, так научи, - придвинулся вплотную. - Как по-амодарски правильно: "Хочу тебя поцеловать?"
Мехрем посмотрела на его рот и покраснела. Веч ощутил волну жара, прошедшую по её телу. Потому что мехрем знала: дело не кончится прикосновением к губам.
Она постепенно раскрепощалась в постели. Стеснительной амодарке стоило трудов перебороть свою стыдливость.
- Не пойму, вроде бы и замужем была, а на мужские причиндалы боишься взглянуть, не говоря о том, чтобы потрогать, - сказал как-то Веч, посмеиваясь.
Ляпнул, не подумав, и щеки мехрем налились пунцовостью. А Веча потянуло на поучения.
- И вообще, зарядка в кровати - чистая физиология. Сброс напряжения. Один из способов выпустить пар. К чему сдерживаться, если организм не против?
Его слова почему-то задели мехрем. Вскочив с постели, она начала торопливо одеваться, и руки тряслись. Веч тогда перепугался, заметив дрожащие губы и слезы в глазах. И заторопился с примирением, хотя не понял причину обиды. Ведь правду сказал: амодары консервативны, а доугэнцы раскованны. Амодары выражаются витиевато и падают в обморок, услышав откровенную, по их мнению, непристойность, а доугэнцы не видят пошлого умысла в том, что вещи называются своими именами. Да и какая пошлость в обнаженном теле и в том, что происходит в постели между двумя?
И лишь позже до него дошло. С мехрем обычная физиология превращалась в священнодействие. Как лепестки розового бутона распускаются, являя миру совершенную красоту цветка, так же и мехрем раскрывалась в страсти. И как цветок кружит голову нежным ароматом, так же и ласки мехрем дурманили разум. И её застенчивость была к месту, и стыдливость. И характер проскальзывал, правда, нечасто, но чем бес не шутит, всё ещё впереди. Да, она понемногу осваивалась, становясь настоящей мехрем.
В отношениях с ней Веч продвигался на ощупь, точно слепой. Узнавал заново привычки и пристрастия. И её мнение по тому или иному поводу. Не нейтральные вежливые фразы, а искренность в убеждениях.
И национальная гордость никуда не делась, просто хорошо маскировалась. Мехрем категорически не воспринимала насмешки над амодарским менталитетом, хотя и вела себя сдержанно. Но когда поджимала губы и замыкалась, Веч понимал: она оскорблена или обижена.
- Странные у вас имена, - сказал он как-то. - Длинные и тягучие. Много лишних букв. И вообще, вы, амодары, любите заниматься ненужным украшательством. А за кружевами и бантами теряется смысл.
- Наши имена не страннее, чем ваши, - ответила мехрем и вздернула подбородок. И ложку отложила, не притронувшись к десерту.
Веч выругался про себя. Бес потянул за язык, а в результате мехрем мгновенно воздвигла невидимую стену отчужденности. Вроде бы дипломатична и слова лишнего не сказала, а всё же он почувствовал нутром перепад в настроении.
- Как образуются ваши имена? - спросил примирительно, давая понять, что ему интересен ответ.
- Ты ведь учил амодарский. Должен знать, - ершилась мехрем.
- Плохо учил, - покаялся Веч. - Прогуливал занятия.
- Первая часть - это имя, которым нарекают ребенка. Вторая часть - производная от имени отца. У девочек оканчивается на "а", у мальчиков - на другие гласные, но в основном, на "у", - ответила она с ноткой раздражения.
Веч воспрял духом. Уж лучше её недовольство, чем деланое спокойствие.
- Значит, твоего отца звали... - задумался он, - Петром?
- Его имя - Петар, - поправила мехрем.
- А отец твоей дочери - Микас?
- Да, - кивнула она и задумалась.
Веч чертыхнулся. И зачем было спрашивать о муже? Наверняка она витает теперь в стране несбывшихся грез.
Не угадал.
Мерем улыбнулась.
- А по какому принципу образуются ваши имена?
Оттаяла, - выдохнул облегченно Веч.
- В клан входит много семей, и между ними существуют родственные связи. К имени, данному при рождении, добавляется название клана, а приставка обозначает принадлежность к семье.
- Приставка - то же самое, что и фамилия?
- Ну-у, можно сказать, и так. Например, моего отца звали А'Сан, сестру - А'Рила, брата - А'Фарах.
- Необычно, - признала мехрем, обдумав услышанное. На её лицо набежала тень, но вскоре морщинка меж бровей разгладилась.
Мехрем дремала, а Веч, подперев голову рукой, наблюдал за спящей. За изгибом губ, припухших от поцелуев, и за тенью, отбрасываемой ресницами. И хвалил себя за отличную идею с таблетками, пришедшую однажды в голову. Если человек горячо хочет чего-то, нужно дать ему желаемое. Такая малость, а мехрем счастлива и не улыбается вымученно с похоронным видом.
Веч дотянулся с осторожностью до тумбочки и взял бумажный фонарик. Повертел в руках, разглядывая в сотый раз, наверное.
Она спала чутко. Малейшее колебание - и открывает глаза. Поэтому амодарский сувенир, перекочевавший из кабинета в гостиницу, лежал в пределах вытянутой руки.
Хрупкая безделушка, как и её дарительница. На вид неприметна, но в резных завитушках и замысловатых изгибах определенно что-то есть. Чем дольше смотришь, чем сильнее проникаешься. И ловишь себя на том, что любуешься безотрывно.
И Веч любовался. Гладил и целовал. Лодыжки у мехрем узкие, щиколотки тонкие, а ноги стройные. И сама она узка в кости. Грациозна и гибка. Доугэнки в большинстве своем крепко сбитые и широкобедрые. А мехрем Веча словно точеная беломраморная статуэтка, он видел такие в амодарском музее. Изящная, светлокожая. И волосы легки как облако. А губы - точно спелая малина.
С виду похожа на неказистый запыленный камешек, но если потереть, выяснится, что в руках редкостная жемчужина. Неужто все амодарки умело притворяются замухрышками?
Веч приглядывался к ним и наблюдал.
Боязливые. В мешковатой одежде, скрадывающей контуры фигуры. Бледные и тощие. Ни груди толком, ни зада. Никакого сравнения с его мехрем.
Устроившись на плече Веча, она выводила на его ладони затейливые узоры или прикасалась осторожно к рубцам шрамов. Или обрисовывала линии кланового знака. Почему-то к татуировке на спине мехрем испытывала настороженность, смешанную с благоговейным трепетом. И ей важно было чувствовать Веча в поцелуях и прикосновениях.
Лебедь-птица! Вот на кого похожа мехрем.
Лебеди, потеряв свою пару, тоскуют и погибают. Так же обстоит дело и с амодарами. Сильное чувство, подаренное одному-единственному, они носят в сердце до самой смерти.
Ерунда всё. Его мехрем противоречит общепринятой байке об амодарской верности. И не похоронила себя вместе с известием о гибели мужа, а попыталась жить дальше.
Веч обнял её и притянул к себе. Разбудил, конечно же. Мехрем сонно потянулась.
- Уже пора?
- Нет. Еще рано. Спи.
Она поворочалась, устраиваясь поудобнее, и прижалась, переплетя его пальцы со своими. И Веч вдруг остро пожалел о скоротечности времени. На всё про всё - полтора ежевечерних часа. И в постели чуть больше сорока минут. Выходные в расчет не берутся. Мало, очень мало. Вот до утра было бы самое то. Но у мехрем есть семья. Мать в годах и дочь, которая не заснет без обязательной сказки.
Время неумолимо и течет как вода в одном направлении. Остается довольствоваться самообманом. Например, не менять постельное белье. Наволочку, на которой остался запах жасмина, и простынь со следами отшумевшей страсти.
- Я дарю тебе клан. Ты будешь Аамой из клана Белых лебедей.
Она улыбнулась.
- А такой клан существует?
- Сейчас узнаю. Скоро вернусь.
Накинув китель, Веч спустился в фойе.
У кого бы спросить? Как назло, дежурный из штормовой лиги и не сможет помочь.
- Дай-ка телефон, - велел Веч и набрал номер. - Южное направление, подполковник А'Веч. Мне нужен У'Крам, командированный из южного гарнизона.
И терпеливо ждал через треск, шум и помехи, когда Крам ответит. На днях друг отправился в генштаб вместо Веча. Тот, выслушав приказ, упросил О'Лигха дать хотя бы пару недель "отдыха". Полковник подошел к просьбе с понятием, найдя замену, и Крам, заскучавший от безделья, рванул в амодарскую столицу, только пятки засверкали. А сейчас, вникнув в вопрос Веча, цветасто выругался.