Часто при первом же сильном дожде все опять всплывает, к сожалению, это и произошло несколько дней назад. А всплывшие останки снова захоранивают или переносят в оссуарии далеко не сразу.
Я думала, что большего ужаса испытать невозможно, но спустя пару секунд, когда мы проходили мимо открытых ворот, мой взгляд случайно упал на громадные штабеля черепов, и снова пришлось бороться с тошнотой. Теперь я поняла, что Филипп называл «оссуариями».
Я читала в Википедии, что в парижских катакомбах есть гигантское, искусно уложенное ровными слоями собрание человеческих костей, но в этом времени скелеты, похоже, еще хранились на поверхности.
Далеко еще? спросила я. В животе опять началось движение. И вернулась уже почти прошедшая головная боль. Мне хотелось только одного: как можно скорее оказаться у Себастьяно.
Нет, почти пришли.
Быстрым шагом мы пересекли рыночный квартал. Здесь находилось множество открытых прилавков и галерей с расположенными там магазинами. Сутолока царила неописуемая, большего оживления невозможно представить и на воскресном рынке нашего времени. Казалось, за покупками или просто потолкаться сюда пришло пол-Парижа. Зазывалы нахваливали свой товар. Здесь продавалось всеот свежей рыбы и живой птицы, средств для потенции и окрашивания волос до соломенных шляп и деревянных башмаков. На одном прилавке лежала копченая колбаса, на следующемсковороды и кастрюли, но я видела здесь и клетки с птицами, и писчие перья, гребни и деревянные флейты. Шум стоял невыносимый.
Филипп прокладывал нам путь в толпе, время от времени используя мешок с вещами как буфер. Я шла за ним следом, стараясь не делать глубоких вдохов, ведь и на рынке запахи были специфические.
Чуть позже Филипп остановился, потому что перед нами образовалась пробка. И без того оглушительный шум усилился барабанным боем. Похоже, намечалось что-то интересное. Движимая любопытством, я протиснулась вперед.
Объект всеобщего внимания определить было несложно: через площадь шагал человек в ниспадающем складками красном облачении, с благосклонной улыбкой приветствуя толпу. Перед ним в окружении барабанщиков шел слуга, бросая в толпу монеты, именно поэтому стоящие в первых рядах постоянно кланялись, пинали друг друга и вопили в ликовании.
Вооруженный конвой ограждал человека в красном от толпы, но он, казалось, хотел общаться с народом. Какой-то женщине, опустившейся на краю площади на колени и сложившей ладони для молитвы, он благословляющим жестом возложил руку на голову, а когда другая женщина поднесла к нему младенца, он осенил лоб ребенка крестным знамением.
Кто это? поинтересовалась я у Филиппа. Пришлось кричать, иначе в общем гомоне он бы не понял моего вопроса.
Это кардинал! прокричал он в ответ.
Кардинал? Я слышала только об одном французском кардинале этого времени.
Ты хочешь сказать, что это Ришелье? уточнила я.
Филипп кивнул, и я с каким-то нехорошим предчувствием постаралась вспомнить, что читала о Ришелье. Он был не только священником высокого ранга, но и могущественным государственным деятелем, может, даже могущественнее короля, при котором занимал пост первого министра. Он слыл искушенным интриганом и держал громадную сеть шпионов, работавших на него по всей Европе. В романе «Три мушкетера», основанном якобы на реальных событиях, он изображен ненавистным противником королевы и потому врагом главного героя дАртаньяна, боготворившего королеву и готового отдать за нее жизнь.
Я с любопытством рассматривала узкое, непримечательное лицо над шелковым воротником, сияющим белизной на ярко-красном фоне. Я не могла вспомнить, в каком году он родился, но ему было, вероятно, около сорока. Ухоженной острой бородкой и аккуратно постриженными волосами под кардинальской шапкой он скорее напоминал бухгалтера, чем церковного сановника. Одеяние и благословляющие жесты хоть и соответствовали его духовному сану, но казались все-таки частью выступления, в них чувствовался точный расчет. И это напомнило мне о том, что церковь в те времена еще не была отделена от государства. Папы даже содержали собственные войска, участвовали в войнах и решали, кто станет кайзером или королем. Только этим объяснялось, почему кардинал мог занимать пост министра и диктовать свою волю королю. Мужчины чаще всего принимали сан не для того, чтобы заботиться о душе, а чтобы продвинуться по службе. Церковь служила идеальным трамплином для политической карьеры.
Никто в Париже и шагу ступить не может без того, чтобы это не стало известно кардиналу, прокричал мне через плечо Филипп. А кардинал в Париже и шагу ступить не может без своей гвардии. Он выглядел раздраженным. Когда ему под ноги прикатилась монета, он не наклонился за ней, а презрительно отпихнул ногой в сторону. Судя по всему, он не принадлежал к числу обожателей Ришелье.
Я автоматически подняла руку и потерла затылок. На жаре я вспотела, и кожаный ремешок от мешочка натирал шею. Но от потирания и почесывания зуд не проходил. Наоборот, он усиливался, пока не превратился в жжение. В испуге затаив дыхание, я стала лихорадочно оглядываться по сторонам. Кто-то наблюдал за мной, я это чувствовала, а зуд доказывал, что от этого кого-то исходила опасность! Люди продирались вперед, приветствуя кардинала возгласами ликования, но никто из них ничем особо не выделялся. Вдруг я заметила, как на долю секунды из толпы вынырнуло и опять исчезло лицо, и чуть не задохнулась от ужаса. Я сразу узнала его, хотя, как и в первый раз, видела не дольше мгновения, человек в берете, который в 2011 году смотрел на мое окно, стоя внизу у гостиницы. А теперь он был здесь. Путешественник во времени.
* * *
В сильном смятении я крутила головой, всматриваясь в толпу, но незнакомец не появлялся. В затылке тем не менее по-прежнему зудело, значит, он был где-то рядом.
Тем временем процессия двинулась дальше. Сопровождаемый своей гвардией, Ришелье прошествовал мимо нас, бросая народу монеты и вызывая ликование. Толпа за ним рассеивалась, люди снова расходились по своим делам. Я радовалась тому, что мы можем продолжить путь. Только бы скорее убраться прочь отсюда!
Филипп стал пробираться сквозь толчею, и я уже собиралась последовать за ним, как мое внимание привлек мушкетер из только что прошедшего замыкающего отряда. Высокий, атлетического телосложения, широкоплечий и мускулистый. На нем была надвинутая на лицо черная шляпа с пером, начищенные до блеска ботфорты поверх обычных коротких штанов и плащ с вышитым белым крестом. Одной рукой он придерживал мушкет, в то время как другая рука небрежно опиралась на эфес шпаги.
Мое сердце забилось сильнее. Лица мушкетера я не видела, он уже прошел вперед. Но каждое его движение, каждый шаг разрушали в зачатке любые сомнения. Когда он, подняв голову, посмотрел в сторону, я увидела его профиль. Он отпустил бороду, это выглядело очень непривычно, но во всем остальном он был таким же, как всегда. Я не ошиблась! Меня переполнило чувство радостного облегчения, радость была такой сильной, что мне не удалось сдержаться.
Себастьяно! крикнула я, протискиваясь вперед и размахивая обеими руками. Я здесь, Себастьяно!
Идиотский преобразователь превратил его имя в гнусаво звучащее на французский манер «Себастьен», но кто же будет в такую минуту придираться к мелочам. Больше всего мне хотелось кричать от радости. Наконец-то я его нашла!
* * *
Я еще не успела броситься к Себастьяно, как одновременно случилось несколько происшествий. В нескольких метрах от меня на краю толпы возникло волнение. Раздались громкие крики, перекрывшие общий шум. Люди заслоняли мне обзор, так что я видела происходящее лишь урывками: какой-то человек с длинным пистолетом наготове пробирался вперед. Всех стоящих вокруг он беспардонно отталкивал в сторону. Лицо его скрывала черная маска, кроме того, он был в шляпе и плаще. Два или три мушкетера из тех, что шли в конце процессии, развернулись в его сторону, но прежде чем они успели достать оружие, злоумышленник, прицелившись в кардинала, выстрелил. Но он промахнулся. Себастьяно находчиво метнул в него свой мушкет, сбив направление пули. Звук выстрела прогрохотал на всю площадь, следом пополз воняющий порохом дым. В толпе испуганно завизжали, люди обратились в бегство, отчего тут же возник жуткий хаос. Меня толкали, наступали мне на ноги, несколько раз я получила локтем в ребра, пока сама беспомощно загребала руками, пытаясь держать голову как можно выше. Людской поток нес меня прочь от места происшествия. Лишь на мгновение сквозь образовавшийся в давке просвет я увидела, как Себастьяно с обнаженной шпагой бросился на стрелявшего. Тот, защищаясь, тоже обнажил шпагу. Завязался отчаянный бой, удар следовал за ударом, от клинков летели искры. Сразу было понятно, что человек в маскеискусный фехтовальщик. Изо всех сил я сопротивлялась напору людей вокруг, пытаясь пробиться к Себастьяно. Из-за плеча какой-то визжавшей женщины я увидела, как он выбил шпагу из рук противника, после чего тот мгновенно отскочил назад и втерся в группу людей. Секунду спустя его поглотила бегущая толпа. Себастьяно хотел было преследовать его, но в такой давке ничего не увидишь.