Ты уверена?
Абсолютно, ответила Нина.
А кто отец?
Не знаю.
Э начала говорить я и остановилась, не зная, как реагировать на такое утверждение, сын полка, что ли?
Почти. Я тогда, два месяца назад была немного не в себе, произнесла Нина, я скептически поджала губы. «Не в себе»слабо сказано, то пила таблетки, то забывала. Плюс спиртное Я сейчас встречаюсь с Борисом, я вспомнила пожилого сорока пятилетнего профессора, вдовца, он не против ребенка. Сказал, что воспитает, как своего. Ты же знаешь, у него семья погибла в авиакатастрофе год назад.
Не знаю, задумчиво произнесла я, откуда?..
Так вот, возбужденно заговорила Нина, я уже и имя придумала. Если мальчик, назовем Павлом, если девочкаМарией.
Замечательно, улыбнулась я и сделала единственный вывод, значит, тебе нужно больше заниматься. Чтобы через семь месяцев ты смогла сама руководить своими родами, как врач.
Я буду, кивнула девушка, обязательно. Я стану самым лучшим врачом на свете. Ну, пока, Наташ. Меня в коридоре Борис ждет. Я просто хотела с тобой поделиться радостью
Пока, кивнула я, все еще не в состоянии прийти в себя.
Нина ушла, я закрыла за ней дверь и пошла к Джону.
Представляешь? только и смогла вымолвить, я в шоке.
Я слышал, улыбнулся мужчина, жизнь продолжается? Может, это и правильно, не стоять на месте, двигаться вперед. Рожать детей, не бояться проблем?
Не знаю я задумчиво вертела в руках фигурку ферзя, в бункере мы сами по себе. Даже если и погибнем, то сознательно. А невинное, беспомощное существо, за которое мы в ответе Что будет с ним? Как можно облекать его на такую жизнь?
Значит, мне нужно бросить все силы на починку передатчика, произнес Джон, вставая и обнимая меня за плечи.
А ты бы хотел детей? пришел мне в голову странный вопрос.
Джон внимательно посмотрел мне в глаза. Что он там увидел? Страх? Неуверенность? Смятение?
Не здесь и не сейчас, ответил резковато он.
А когда же? Хотела спросить я, но он не дал мне больше вымолвить ни слова, запечатывая губы своими губами, вторгаясь языком внутрь, пальцами зарываясь в волосы, лаская так, что все мысли пулей вылетели из головы. Через мгновенье я могла только стонать и выгибаться дугой, стараясь быть ближе. Я впервые в жизни испытывала такие ощущения. Желание видеть его все время, касаться, вдыхать запах, слышать его голос. Я могла заниматься любовью с ним без перерыва. До полного изнеможения. Пока ноги и руки не превращались в кисель, а мозги в жидкую кашу.
Иногда мы приходили после ужина в комнату, закрывали дверь, до утра не покидали постель, исследуя друг друга и даря наслаждение. Я изучила его тело до самой маленькой родинки. Пересчитала все шрамы, мозоли и веснушки. Я обожала его. Следующая неделя для меня прошла в пьяном наркотическом сне. Впервые в своей жизни, я ждала ночи сильнее, чем чего либо. Пока не случился взрыв.
* * *
Я работала на кухне. Мы с женщинами уже заканчивали готовить обед, когда в комнату вошел Джон.
Нужно поговорить, немного нервно произнес он, и я почувствовала в голосе явный акцент, пойдем в кладовую.
Я кивнула и пошла следом за мужчиной. Джон закрыл за собой дверь и развернулся ко мне.
Я починил передатчик, сказал он сразу, без предисловия.
И что? напряглась я, ожидая чего угодно. От всемирной катастрофы до пришествия инопланетян.
Войны не было, выдавил из себя мужчина, сердце на секунду остановилось.
Как?! всхлипнула я, мы же слышали разрывы бомб. И датчики показывали радиационное загрязнение. Камеры не включались.
Я не знаю, что произошло, но противостояние закончилось три месяца назад. Как раз спустя несколько дней, после нашего погребения. Может, к нам и пытались прорваться, может, нас и искали, но не нашли. Ни передатчик, ни приемник не работали. А шахта лифта полностью заблокирована.
Что ты услышал по радио? торопливо спросила я, вся горя от возбуждения.
Москва уже не столица. Ее временно перенесли в Екатеринбург. Я связался с военными, которые находятся в Балабаново, объяснил нашу ситуацию. Они сказали, что обдумают и выработают план, как нас извлечь из этого каменного мешка. А пока просят сохранять спокойствие. И никому не говорить.
Хорошо, кивнула я и затараторила, а мы сами сможем выбраться наружу? Мы же сможем открыть люки? И у нас есть респираторы, я видела в кладовой. Я уверенна, что есть еще и другой выход из бункера, просто нужно поискать я умоляюще смотрела на Джона.
Он обнял меня и зашептал в волосы.
Все будет хорошо, Наташа. Все позади. Осталось потерпеть несколько дней или максимум неделю.
Я не могу терпеть, захныкала я, я хочу наверх. К солнцу, к траве, к деревьям.
Джон приподнял мое лицо и начал обсыпать нежными быстрыми поцелуями.
Мы обязательно выберемся отсюда, девочка моя, обязательно. Самое плохое позади.
Я протянула руку к застежке на его брюках и расстегнула ширинку, вытаскивая напряженный член. Опустила свой комбинезон, выскользнув одной ногой. Подтянулась на руках и обхватила ногами бедра, упираясь спиной на стену. Направила в себя.
Ну, давай же, простонала, едва сдерживаясь, судорожно прерывисто дыша, возьми меня. Сейчас.
Плавный толчок, и он входит. Горячий, твердый, изумительный. До самого конца, до упора. Подхватывая меня под ягодицы, ритмично насаживая на себя. Невозможно терпеть, возбуждение зашкаливает. Несколько толчков и я бьюсь в судорогах, закусывая губу, глуша протяжный стон.
Я люблю тебя, выдыхаю в шею, еще одурманенная, ничего не соображающая. Джон внимательно смотрит на меня и произносит странным голосом.
Скажешь это мне наверху.
Я ничего не понимаю. Какая разница? Здесь или наверху? Я словно пьяная, мысли путаются, в крови гуляет наслаждение. Я хихикнула и принялась застегиваться. Счастливая улыбка не сходит с лица. Войны нет. Родители живы. Нас скоро спасут. Я опять увижу солнце.
Женщины, увидев нас, выходящими из кладовки, конечно, все поняли. Но пусть сплетничают о том, что мы занимались любовью, чем узнают наш секрет. Джон шепнул мне, что никому пока не сказал, что починил передатчик, а без кода его никто сам не включит. Чмокнул меня в макушку и пошел садиться за стол.
* * *
Неделю я провела, как на иголках. Единственной отрадой были ночи. Долгие, полные упоительной страсти, бесконечных поцелуев. Бесстыдных, жарких, требовательных. Как я раньше жила без этого всепоглощающего томления? Без этого мужчины? Я, которая плакала и страдала за Алексеем, кто даже мизинца его не стоит?
В конце концов, ожидание закончилось. Утром, после завтрака, Джон сделал объявление.
Господа. Спешу вас обрадовать. Завтра начнется операция по нашему освобождению. Сверху к нам будут прорываться военные. Нужно помочь им с нашей стороны. Отключив питание лифта, и разблокировав люки.
Со всех сторон послышались крики и вопли.
Что?.. Как?.. Почему?..
Джон кратко обрисовал ситуацию. В конце добавив.
Я не знаю, почему так вышло. Почему датчики показывали радиацию. А камерычерноту вокруг. Но ядерной войны не было. На Москву упало несколько тяжелых авиабомб. Были разрушены несколько зданий. В том числе и МГУ. Узнаете обо всем, когда мы выберемся наверх.
Следующий день я помню плохо. Все бегали по бункеру, плакали, орали друг на друга. Джон пытался сделать видимость порядка, даже прикрикнул пару раз на особо шумных. У всех была одна общая целькак можно скорее выйти наружу. Джон с несколькими парнями одели комбинезоны, респираторы и вскрыли лифтовую шахту. Продвигаясь по лестнице наверх, вручную отодвигали переборки, прокладывая путь. Потом, по рации поступила команда всем надеть респираторы, взять свои вещи и выбираться. Наверху нас уже ждали военные.
Долгий подъем наверх. По лестнице, дыша через фильтр. Тяжело, жарко, бесконечно. Когда я увидела сверху фонари военных, я механически передвигала ноги только усилием воли. Пот заливал глаза, маска превратилась в жесткий ненавистный намордник, а лестница наверхв лестницу в ад. Вперед толкало желание увидеть небо. Но неба не было. Сплошная чернота и лучи фонарей прорезали тьму. В Москве ночь? От усталости и отупения я ничего не соображала. Меня тут же подхватили под руки люди в комбинезонах и куда-то повели. Мы вышли на свет. Я оглянулась. На месте бывшего МГУ стоял огромный плотный купол (то ли железный, то ли бетонный, скрывший под собой почти все Воробьевы горы). Меня посадили в машину и закрыли дверь. Потом мы долго ехали по Москве. Я не спрашивала куда. Положилась на проведение. Если везут, значит, знают, куда и зачем. Потом опять здание, небольшая комната, типа гостиничного номера. Я не раздеваясь, прильнула к окну. Голубое небо, зелень, деревья, солнце. Все, как всегда. Такое счастье затопило меня, не передать словами. Я жива! Я наверху! Я скоро увижу папу и маму! С большим трудом я заставила себя взять в руки. Душ, туалет, новая одежда (что-то типа военного комбинезона висело в шкафу). Потом легла на кровать и погрузилась в глубокий, крепкий сон. Без сновидений, страхов, тревог.