Обычным госслужащим, донеслось из соседней спальни после нескольких томительных минут, когда я уже думала, что он не ответит.
На зарплату госслужащего ты не смог бы купить билет в бункер, авторитетно заявила я.
За меня заплатили.
Я положила книгу на стол, окончательно перестав читать. Разговор становился все интереснее.
Кто мог быть таким добрым, чтобы заплатить миллион евро?
Нашлись люди
А чем ты занимался на госслужбе? решилась я на каверзный вопрос.
Шпионил, донесся ответ. Меня снесло с кровати ураганом. Я вбежала в его комнату в мужской рубашке, служившей мне ночной (на три размера больше моего, поэтому доставала она мне до колен) и воскликнула.
Ты был шпионом?! Как интересно!
Джон лежал поверх покрывала на кровати с планшетом в руках и делал вид, что читает. Я села в ногах.
Расскажи, просительно потянула я, ты шпионил против Америки? А как же война? Тебя раскрыли?.. вопросы посыпались один за другим. Я уже его не боялась. Свободно разговаривала, могла даже сама дотрагиваться до локтя, обращая внимание на что-то. Входила полуодетая после душа. Мне иногда даже хотелось, чтобы Джон обратил на меня внимание, как на женщину, увидел не друга, а объект страсти. Но он, по-прежнему, оставался невозмутим и корректен. Теперь понятно, откуда у него такая выдержка. Издержки профессии.
Да, несколько месяцев назад разразился шпионский скандал. Меня раскрыли и обменяли на американского. Вот так я оказался дома, после тридцатилетнего отсутствия.
Ты тридцать лет прожил за рубежом? ахнула я.
Да. Детство в Праге, юность в Мюнхене, потом переехал в Нью-Йорк. Даже имя, как видишь иностранное, не Всеволод Владимиров, как у Штирлица, это он только что пошутил?
Как интересно, произнесла я благоговейно.
Ничего интересного, отрезал холодно Джон, если это работа. С того времени я и не люблю брать на себя ответственность и принимать решения. Особенно те, которые вершат судьбы мира, тихо закончил мужчина, и я впервые увидела на его лице неприкрытое страдание.
У тебя есть семья? спросила тихо я, жена, дети?
Нет, произнес Джон, какая может быть семья у шпиона?
А что ты собирался делать в России, после того, как тебя раскрыли?
Мне дали неплохую пенсию. От родителей достался дом на берегу озера. Планировал поселиться там, ловить рыбу, кормить комаров, выращивать огурцы голос Джона едва заметно дрогнул.
Я затихла. Потом подсела ближе и провела рукой по груди. Она была теплая и твердая.
Расскажи, тихо произнесла я, это страшно?
Страшно, ответил он, поняв, о чем я спрашиваю. И я вдруг увидела его настоящего. И тоску в его глазах, и боль, и желание. Его неистребимую привычку держать все в себе и не показывать эмоций, его неохоту ни с кем сближаться, идти на контакт. И дикое немыслимое одиночество, спрятанное глубоко внутри, так глубоко, что он сам этого не видит. Огромное, как космос.
Я наклонилась и легла рядом. Уткнувшись лицом в грудь, закинув ногу на его ноги, обняв руками за талию. Вытянулась вдоль его длинного худого тела и замерла, тихонько сопя. Было тепло и спокойно. Как уже давно не было. Казалось, все проблемы ушли, нет ни войны, ни взрывов, ни борьбы за власть. Мы просто лежим на кровати, у меня дома, тихо тикают часы на столе, где-то за окном шумит город. И так хорошо и безмятежно на сердце. Я пригрелась, даже немного задремала, вполглазика. Потянула ногу вверх и наткнулась на выпирающий твердый бугор. Сон слетал в одну секунду.
Я медленно подвигала коленом туда-сюда, ощущая необыкновенное, будоражащее кровь предвкушение. Как же я давно занималась любовью! Наверное, полгода назад в последний раз. И то, с Алексеем давно не ладилось, секс был механический, не приносящий удовлетворения ни мне, ни ему. А сейчас внутри меня словно закручивалась тугая пружина, сильнее, сильнее, стремящаяся к освобождению. Я потерлась носом о его грудь, вдохнула запах и открыла веки. Почти черные глаза Джона внимательно, напряженно смотрели сверху вниз. Я улыбнулась. И поцеловала его в плечо. Мужчина медленно склонился надо мной, не отрывая от лица взгляда, словно боялся упустить даже малейшую мою эмоцию. А может, опасался, что я передумаю? Никогда!
Я пью таблетки, шепнула я и глупо, по-девчоночьи, хихикнула.
Замечательно, пробормотал он и накрыл мои губы своими. Я тут же отрыла рот, впуская язык, приглашая, дразня, разжигая пламя, которое и так вспыхнуло до небес.
Не спеши, шепнул он мне, медленно скользя ладонью по ноге вверх, задирая рубашку, собирая в кулак тонкую ткань, я хочу все рассмотреть и потрогать. Я так давно этого ждал.
Что ты не особо спешил выдохнула обиженно я.
Я странный, хмыкнул мужчина, и я мысленно согласилась «Еще какой!», но я стопроцентно был уверен, что в итоге получу тебя. Это как предчувствие, Джон пристально посмотрел в глаза, понимаешь?
Конечно, я понимала. Я с первого дня ощутила то же самое. И пусть его профессия сделала его осторожным, научила железной выдержке и хладнокровию, от судьбы не уйдешь. Я сердцем чувствовала ту нить, которая нас связала. Он назвал это предчувствием (с его работой очень хорошее умение), я называла это интуицией.
Ты такая яркая, шептал Джон, покрывая поцелуями грудь, шею, отводя в сторону волосы, добираясь до чувствительного местечка за ушами, сильная, вспыльчивая, как звездочка. Я всю жизнь остерегался бурных эмоций, людей, считая их опасными и для работы и для жизни. Я был прав
Но сейчас ты же не на работе, только и смогла произнести я, голос уже не слушался. А этот невозмутимый мужчина сделан из камня. Мое тело сгорает на медленном огне, а он даже не разделся. Дрожащими пальцами начала снимать его рубашку, потянулась к поясу брюк.
Бесконечная ласка в каждом движении. Словно он много лет держал себя в тисках, а сейчас всю нерастраченную нежность выплеснул на меня. Замирает сердце от вида возбужденного тела мужчины, гибкого, сильного. Я провожу ладонью по каменным мышцам ног, ягодиц, пресса. Иголочками покалывает кожу. Меня сжимают горячие тиски рук. Неспешные легкие касания там, здесь. Пальцы на коже, на животе, между ног. Божественно.
Я была так возбуждена, что начала содрогаться, только он вошел в меня. А потом еще раз, уже вместе с ним. Никакой спешки, словно у нас целая жизнь впереди. Даже, когда я стала просить, цепляясь за плечи, жалобно умоляя дать мне освобождение, подталкивая к разрядке, он не сжалился. Все так же ритмично и плавно входил в меня, неспешно лаская, покусывая мочки ушей, сжимая ягодицы, закручивая спираль наслаждения до максимума, чтобы потом взорваться необыкновенным фейерверком одновременно.
Если бы ты не проявила инициативу в ближайшее время, я бы сам тебя изнасиловал, выдохнул Джон в шею, перекатываясь на кровать и освобождая от своей тяжести. Обнял и прижался щекой к груди, неспешно выводя пальцами узоры.
Если бы я знала, что будет так классно, я бы затащила тебя в постель еще месяц назад, смогла ответить я отдышавшись.
Я почувствовала грудью, как он улыбнулся. Внизу живота опять разлилось тепло. Я стала нимфоманкой? Рука сама потянулась вниз и нащупала полутвердый член. Под моими пальцами он мгновенно окаменел. Я легла сверху, потерлась телом и замурчала.
Теперь я полноценная фаворитка?
Несомненно, серьезно ответил Джон, подхватывая меня за талию и усаживая на себя.
* * *
А через несколько дней Нина пришла к нам вечером в комнату. Я очень удивилась ее посещению. Давно махнула рукой на былую дружбу, не обращая внимания на то, где она, с кем, и что делает.
Наташ, мы можем поговорить? я вскочила со стула, на котором сидела, играя с Джоном в шахматы, и неуверенно улыбнулась госте.
Конечно. Пойдем в другую комнату.
Нина была немного взбудоражена, но не расстроена. Скорее, наоборот. Из глаз ушла тоска и гнев, они опять засияли. Я радостно смотрела на бывшую подружку.
Что-то случилось?
Да, произнесла Нина, случилось. Я беременна.
Сначала я опешила. Ребенок? Здесь, в бункере? Без надлежащего медицинского оборудования, без пеленок, одежды, лекарств. Это ужасно. Но потом, приглядевшись, я заметила сияющие глаза Нины, и поперхнулась уже собравшимся вылететь ругательством.