Это правило распространялось не только на коллег. Самые высокомерные заказчики рядом с ним спускались со своих пьедесталов. Он был неизменно спокоен, профессионален и, по выражению Фени и Владимира Семёновича Высоцкого, «надёжен, как весь гражданский флот». Если Саша обещалсчитай, уже сделал.
Однажды в ожидании клиента мы сидели в студии до девяти вечера. Пятница, лето. Сил работать не было. Валера, наш художник по мебели, начал разгадывать кроссворд. Не из проходных, которые пенсионеры щёлкают как семечки в рекламные паузы сериалов, а настоящий, серьёзный. Тихонов отгадал весь, даже интеллектуал Феня за ним не успевал.
Саша не стремился к общению, не откровенничал, мы почти ничего о нём не знали. Помню, он удивил всех, когда к нам обратилась барышня с мужем-англичанином. Не страдавший щедростью иностранец рвался обсуждать каждую строчку в нашем предложении, но на таком английском, который никто не понимал. В Англии, кроме Лондона, есть и другие города.
И с ним заговорил Тихонов. Сашин английский был беглым, будто он родился где-нибудь в Ковентри, внятнымкаждое слово падало блестящей монеткой. Безупречным. Но мужа барышни он понял превосходно.
Мы же понимаем туляков и костромичей. И даже таксистов, пожал он плечами на наши восторги.
Больше тему моей утренней неадекватности Света не поднимала.
* * *
Я не утомил вас, сударыня? спросил волк при следующей встрече.
О чём вы, Вольфрам!
Вдруг я вам наскучил он опустил золотые глаза.
Нисколько! Я всегда рада вам.
Спасибо. Симона, вы ведь любите музыку?
Но как вы узнали?
Она живёт в ваших снах. В моём мире есть возможность насладиться самой удивительной музыкой и самым изысканным пением. И сегодняименно та ночь. Вы не против?
Нет, конечно!
Тогда поспешим!
Мы очутились возле озера и спрятались в ивняке. Вокруг на богатых покрывалах сидели многочисленные дамы и кавалеры, разодетые по моде земного восемнадцатого века. Они оживлённо беседовали, пили вино, угощались фруктами и печеньем, очевидно, в ожидании представления.
К сожалению, ближе подойти нельзя. Люди не хотят видеть рядом с собой прóклятых, а здесь и нас не заметят, и мы всё услышим.
Я наблюдала сквозь ветки, как на прибрежных камнях появились молодые девушки с длинными распущенными волосами. Они были очень красивы, печальны и бледны. Некоторые держали флейты, лютни и инструменты, похожие на миниатюрные арфы.
А вот и артистки, сказал волк.
Кто они? И почему так грустны?
Утопленницы, сударыня. Они безрассудно распорядились своими молодыми жизнями из-за трагичной любви и теперь вынуждены пением предостерегать особ, слоняющихся по берегам водоёмов, от легкомысленных поступков. И будить поздних конников, чтобы те не свалились в воду. Но иногда им позволено давать концерты.
Он умолк. Настала тишина, которую не нарушали ни шум листьев, ни пение птиц, ни шорохи ночных животных. И запела одна из девушек. Мои глаза закрылись сами. Никогда я не слышала более прекрасного голоса! Он очаровывал с первой ноты. К певице присоединились её подруги по несчастью, они заиграли на арфах и лютнях. На плачущих, будто живых, флейтах. Это было восхитительно! Вместе они сплетали волшебную мелодию, уводившую в мир грёз и раскаяния. Они пели о том, как тоскуют по оставленной юности, как сожалеют о покинутых родных и друзьях. О том, что прощают неверных любимых.
Зрители вытирали слёзы, в траве распускались белые цветы.
Обещайте, сударыня: что бы ни случилось, вы не будете сводить счёты с жизнью.
Странная просьба! Разве я давала повод так думать о себе? И с чего вдруг мне становиться самоубийцей?..
Обещаю.
* * *
Утром Аполинэр услала меня на склад керамогранита, потом я заскочила в цех лепнины и, посыпанная поверх складской пыли ещё и гипсовой, навестила одну квартирку в центре. Бедняжка была плоха: строители, приглашённые хозяевами по рекомендации знакомых (знакомые, вероятно, решили им за что-то отомстить), угробили всё, что можно было угробить. Неровные швы между мраморными плитами, небрежно уложенный паркет, перекошенные розетки-выключатели. И всё остальноекривое, косое, недошкуренное и непрокрашенное.
Видите, какой плинтус ужасный? спросил прораб, небрежно махнув последней моделью айфона. К стене не пристаёт.
Конечно, кому нужна такая уродина Приставать к ней
А дверь? продолжал он, игнорируя мою иронию. Наличник проём не закрывает.
Как его закроешь, если он выше требуемого на пять сантиметров.
У нас строго по чертежу! ярился прораб.
У васне знаю, а тутполный бардак. Завтра приеду с заказчиком, будем составлять ведомость недоделок, пробормотала я и пошла к выходу.
Вы должны были контролировать! проорал он в закрывающиеся двери лифта.
Не должна. Надзор не оплачен.
* * *
Лиза, дружок, выручай, голос Аполинэр стал подозрительно ласковым. Когда она желала чего-то от кого-то добиться, начинала соблазнять своими русалочьими манерами, вне зависимости от пола соблазняемого.
Я пила на кухне чай с бутербродом, купленным по пути.
Пожалуйста, съезди сегодня к Евгению.
Полина, я же не веду его проект.
Ну, дорогая, больше некому. Мы с Афанасием идём на презентацию, Саша заболел, Романв мебельном цехе, а у Светы от Евгения истерика начинается.
Я открыла рот возразить, что истерика у Светынормальное состояние, но Аполинэр не дала мне и слово вставить:
Тебе это сделать проще всех. Проектне твой, претензиине к тебе. Ошибкине твои.
А что нужно-то?
Огрехи зафиксировать.
В ответ я застонала.
Полина, я только что с Остоженки. Сил моих нет. Рабочий день кончился полчаса назад. Я первый раз поела за сегодня. Сначалана склад, потом к гипсовикам, и ещё Остоженка. Подо мной ног нет!
Ты по-быстрому. Это, кажется, на нашей ветке метро. Я табличку распечатала, внесёшь замечания, и всё. Ну, Лизок!
Русалкиони такие, где сядут, там не слезут.
* * *
Необходимость вписывать в табличку замечания по ремонту Евгения говорила о том, что ремонт закончен. Свершилось! Света, вернувшаяся от него позавчера с резким запахом валокордина, сказала, что мебель встала хорошо, портьеры висят отлично, ни на одной люстре не треснул плафон. И даже ковры, которые возили ему на примерку восемь раз, лежат как доктор прописал.
Отправляясь к Евгению, я успокаивала себя Светиными словами, слабо надеясь на чудо: вдруг он не будет сводить с нами счёты за хорошо стоящую мебель и отлично висящие шторы? Вдруг просто ткнёт пальцем в пару пятен, оставленных на стене непереобувшейся с улицы мухой? Вдруг.
* * *
Суровая дама в окне консьержской окатила меня ледяной волной презрения, зато перед пышной блондинкой в розовых трениках и с трясущейся лысой собачкой расплылась пломбиром на солнышке.
Когда я пришла, заказчик уже был слегка подшофе. А в оставшееся время догнался из бутылки с энергично шагающим господином на этикетке до «положения риз», как выражался муж Аполинэр. Бутылка стремительно опустела.
Лизочка, давайте выпьем за мой ремонт. Он мне всю душу выел, весь ум прогрыз! Пусть он уже кончится.
Я бы возразила, что он сильно преувеличивает роль ремонта в повреждении его астрального и ментального тел, но с Евгением и с трезвым-то говорить можно лишь под наркозом. Или под угрозой увольнения. А вот за «кончится» выпить стоило. Но, опять же, не с ним.
Пока я фиксировала несуществующие ошибки строителей и архитектора, он ходил кругами, прикладываясь к здоровенному стакану, и смотрел двусмысленным взглядом. Хотелось побыстрее убраться с линии огня.
И, кстати, окно не открывается, заявил он и опрокинул себе в лицо лёд из стакана в попытке выцедить последние капли.
С трудом дотянувшись до оконной ручки через придвинутую к подоконнику консоль, я почувствовала руки на бёдрах. И не только руки.
Евгений, прекратите, пожалуйста.
Что такое? шутливо произнёс он, дыша мне в ухо бутылкой виски.
Прекратите. Пожалуйста.
Тебе же нравится.
Нет. Я прошу вас остановиться.
Останавливаться заказчик не собирался. За время общения с нашей студией он, конечно, стабильно проявлял себя хамом и психопатом, но такого я не ожидала! Попыталась освободиться. Однако пьяныйне значит слабый. Он был тяжелее килограммов на пятьдесят и выше на голову. И начал задирать мне юбку. Я отпихнула его изо всех сил, но не убежала далекодо прихожей. Он поймал и ударил. Целился в лицо, выпивка дала о себе знать, он покачнулся и попал в плечо. Я вмазалась в дверь туалета. Ушиблась затылком. Повезло, что Феня настоял на наружном открывании двери, иначе влетела бы прямо в унитаз. Евгений потащил меня в гостиную. Очевидно, алкоголь был для него спусковым крючком, снимающим любые маски и запреты, особенно в отношении тех, кто вряд ли даст отпор.