Довольно, братец, степенно остановил излияния жандарма Шульц и мощной рукой похлопал Петренко по спине в голубом мундире. Думаешь, нам станет стыдно, что там люди маются, а нас с комфортом жандармы везут? Не угадал-с! Пусть будет стыдно царизму и его служителям, что довели народ до такого состояния-с!
Столбов горячо поддержал Шульца и быстро и невнятно попытался произнести страстную речь. Дубовский довольно резко остановил его и начал рассказывать байку про веселого барина, который ехал на нескольких экипажах с книгами, распутными девками и цыганами, потом на постоялом дворе выпил водки и разбил графин об стену, а стопку об голову хозяина: «Чтоб запомнил, болван: политический Иванов в ссылку следует!» Все хохотали, даже жандарм Петренко.
В шесть вечера дотащились до деревеньки Козлищи. Для продрогших ссыльных нашли небольшую выморочную избу. Ефрейтор Шилин привел нескольких крестьян, и ссыльные купили дров, еды и водкиодин полуштоф презентовали за труды жандарму. Казенных денег не хватило, добавляли свои. У Дубовского из портмоне выпала мятая ветхая исчирканная рублевая купюра, а Шульц ехидно предложил Максиму разменять ее на монеты. Тот привычно ответил колкостью. Лосев долго смеялся и очень настойчиво предлагал размен обоим. В ответ Максим нагрубил старику, чтоб не хрипел со своими глупостями.
Артур затопил печь и помогал Виктору Столбову готовить ужинкартошку в мундире и курицу. В восемь вечера жандармы, остановившиеся в доме по соседству, заперли своих подопечных в избе и установили караул. Лосев кричал через дверьуточнял время у ефрейтора Шилина. Потом почему-то не смог открыть свои часы и попросил о помощи Максима. Чертыхавшемуся Дубовскому пришлось повозиться: крышка долго не поддавалась.
За ужином Столбов и Дубовский, не разговаривавшие несколько дней, наконец-то помирились. В немалой степени тому способствовали штоф и полуштоф водки. Две четырехгранные бутыли из зеленого стекла стали главным украшением стола. Впервые с начала перехода за едой не было сказано ни слова о политике. Пятеро мужчин разного возраста вспоминали жен и детей, работу, охоту, выпивки. Потом пели про Стеньку Разина; священный Байкал и Ермака:
Ко славе страстию дыша,
В стране суровой и угрюмой,
На диком бреге Иртыша
Сидел Ермак, объятый думой.
Все выглядели бодро и весело. А потом почти одновременно начали клевать носом и легли спатьоколо половины одиннадцатого.
Примерно в половине восьмого утра проснулся Шульц в закутке за печкой на деревянной кровати. Столбов и Дубовский еще спали на лавках у окон, Лосев по-стариковски на печи, а Артур на большом сундуке у входной двери. Лев удивился, как необычно тих храпун Дубовский. Светало, и Шульц заметил, что грудь Максима не поднимается. Метнулся к товарищутот уже не дышал
Видишь, Викташа, «фершал» не ошибся, подвел итог Шульц. Согласны?
Нет, подал голос Артур, и все с изумлением посмотрели на него. Мы лишь повторили то, что говорили жандармам. Но теперь вижу, товарищи, что все мы темним и не договариваем. Так мы ничего не поймем. Я вот что заметил: в поганом ведре мочи было не меньше обычного. Значит, каждый хоть раз вставал ночью. А кто-то даже сжег в печке бумагу, а пепел выбросил в ведро. Очень странно! Я вставал один раз, примерно в час ночи. Храп раздавался с печки, а с лавок только сопениеВиктора и Макса. Пепел в ведре при луне не разглядеть. Но дымом от горевшей бумаги не пахло.
Значит, жег Макс, предположил Шульц. Корнет нашел одну абракадабру. Другую Макс успел спалить. При этом испачкался в золе-с.
Послушайте! Столбов хлопнул себя по лбу и зачастил: А вдруг М-макспровокатор охранки? Донесения ш-шифровал. Стал в тягость хозяевам, и жандармы подсунули ему особую инструкцию и велели по прочтении сжечь. И он от-травился ядовитым дымом
Ерунда! отрезал Лосев, насупив седые брови. Ликвидировать ненужного провокатора можно было бы гораздо раньше и незаметнее. Викташа, а вдруг это ты вспомнил, как с Максом дрался, и что-то подмешал, пока ужин готовил
Еще чего! рассердился Столбов. Я ж как п-порохвспыхиваю и тут же остываю. Это Макс желчь копил и брызгался ей, не тем будь помянут. И после смерти нас с-ссорит Я к ведру часа в два ходил. Макса вообще не слышно было. Артурчик что-то высвистывал носом, Лева сопел. А на печке у Ильича тишина. И дымом пахлоточно. Я еще на печи проверил задвижку, открыта ли. Испугался, не дай бог, угорим.
Значит, это ты гремел заслоном-с, догадался Шульц и нехотя признался: Да, я вставал, еще тогда удивился что Макс не храпит. Присмотрелсяпортмоне рядом с ним на подоконнике. Вернулся на койку, только начал засыпатьты давай греметь.
Нет, я з-заслон не трогал! решительно возразил Столбов, вытирая увлажнившийся лоб. Может, ведро зацепил. И п-портмоне на подоконнике не видел.
Называется, крепко спали, мрачно сказал Артур. Бродили всю ночь. Я вообще ничего не слышал
И я! засмеялся Лосев. У тебя, Артурчик, молодой сон, у меня стариковский. Поживите, ребятки, с мое на этапах и каторгахкаждым мгновением сна будете дорожить и не слушать, кто гремел.
А ты, Ильич, вообще не слезал с печи? прогудел Шульц. У тебя пузырь луженый-с?
Слезал разок, но на часы не смотрел, спокойно ответил Лосев. Никого не разглядывал, ничего не слышал.
Что же получается? задумчиво произнес Артур. В час, когда я вставал, все были живы-здоровы. Потом поднялся Максим. Получается, он гремел заслоном, раз не Виктор. Макс сжег какую-то бумажку из портмоне, испачкался пеплом. От шума проснулся Лев, Макс притворился спящим и не успел убрать портмоне. После Льва встал Виктор, шумел ведром. Макс уже убрал портмоне и, видимо, вскоре умер
Но зачем ему потребовалось жечь ту бумагу среди ночи? недоверчиво спросил Лосев. Другого времени не нашел?
Значит, испугался, предположил Артур. Кажется, я знаю, что Макс сжег. Артур показал товарищам обгоревший клочок бумаги с уцелевшим фрагментом записи «ию дыш». Это та самая почирканная рублевая купюра. Максу не понравились наши шутки, и он ее сжег.
Эка невидаль, ветхая рублевка! заметил шульц.
Дело в том, что на ней написано, пояснил Артур. Никудышный я музыкант, коли сразу не узнал строку из песни про Ермака. Сейчас только дошло: «Ко славе страстИЮ ДЫШа»! А на листочке над цифрами «К/Рыл-Д». Это автор стиховКондратий Рылеев! «Д» означает «Думы» название стихотворения.
Ничего не понимаю-с, Шульц пожал плечами.
И я, поддержал товарища Столбов, а старик Лосев только недоверчиво хмыкнул и принялся барабанить пальцами по столу.
Песняключ к шифру, пояснил Артур.
Зачем же его сжигать? удивился Шульц. Товарищи, мозги уже плавятся. Давайте лучше снова в «дурачка»
Не спеши, Лева, с-складно же получается! с энтузиазмом затараторил Столбов. Допустим, Макс почувствовал себя плохо. Испугался, что тяжко заболеет или помрет, а его записку под подкладкой расшифруют. Ночью д-достать ее и уничтожить было трудно. Тогда он просто спалил ключ и тихо скончался.
Славно рассудил, Викташа! старик Лосев хлопнул Столбова по плечу. Завтра, бог даст, еще прикупим водочки и помянем раба божия Максима. И жандармы нас больше не рассорят!
Ильич, а почему ты никогда не рассказывал про свои подвиги с Максимовым батей? прогудел Шульц. Я и то слыхал про ваш золотой обоз. А в итоге ни ваших друзей-абреков, ни золотатолько вы двое на каторге.
Дело прошлое, Лосев пожал плечами. Золото, поди, абреки в горы увезли. Гнилой народец. Бросили нас раненых, и мы с Абрашей расползлись в разные стороны. Один чертпоймали Сие, братцы, трудно вспоминать и долго рассказывать, не один штоф понадобится.
А вдруг в шифровке у Макса все же был д-донос? предположил Столбов. Потому корнет и з-знал, где искать.
Тьфу на тебя, Викташа! рявкнул Лосев и зашелся в кашле. Опять воду мутишь! Сам же рассудил: почувствовал Максимка, что помирает, вот и сжег денежку с шифром. И что толку от того ключа! Все равно записка у корнета!
Не только, вновь заговорил Артур. Она еще и здесь.