Я даже не вижу Эмиля, но чувствую его цветочный аромат. Он нежно вытирает кровь с моего рта.
Я не могу дать тебе одеяло или одежду или еду, говорит он тихо. Но я могу дать тебе подушку на некоторое время.
Я яростно верчу головой, и продолжаю вертеть, как его руки слегка коснулись моих плеч. Он наклоняет меня ближе к полу, пока моя голова не поражает чтото теплое. Его ляжки.
Он сглаживает мои волосы от моего лица, и я вдруг вспомнила первую ночь Вайолет в Южных Воротах, после того, как она провела весь день, пытаясь превратить этот глупый блок желтый. Я слышала, как она плакала, и пробралась в ее комнату, качала ее взад и вперед, и она рассказала мне о Хэзел, Охре и ее отце, и как теперь она оставила свою мать с единственным членом семьи, и она просто хотела домой.
Я никогда не думала, что вспомню Южные Ворота и подумаю о них, как о доме. Но я хочу домой.
Я лежу на холодной земле и пытаюсь вызвать в воображении каждую хорошую память о Вайолет, которые я имею. Как я услышала её игру на виолончели в первый раз. Выражение на ее лице, когда она откусила лимон, хотя я сказал ей не делать этого. Как она просила меня сыграть Уголки с ней и Лили, потому что иногда, хоть она никогда это и не признавала, она просто любила выигрывать. Как она расчесывала свои волосы в ночное время. Как мы вместе смеялись.
Я так отчаянно хочу, чтобы она была сейчас здесь. Она всегда точно знала, что сказать, чтобы заставить меня чувствовать себя лучше. Я хочу сказать ей об этом ужасном дворце. И может быть, она обнимет меня и скажет, что всё будет в порядке. Даже если этого не будет.
Что произойдет со мной? Спрашиваю шепотом у Эмиля.
Глава 6
Должно быть, я задремала, потому что кода открываю глаза, Эмиля уже нет.
Свет в комнате отличается. Темнее. Богаче. День, я думаю. Мои кости болят, как я заставляю себя принять сидячее положение. Мой желудок урчит. Я прижимаю колени к груди.
И жду.
Я не слышу ничего, кроме случайного чириканья птиц или жужжания насекомых извне. Но шум настолько слабый, что думаю, это мерещится.
Я тщательно изучаю цепи, которые держат меня, каждое соединение, винты, с помощью которых цепи закреплены на стене, наручники вокруг моих запястий. Я искала слабости. Ни одной. В отличие от блестящих инструментов пыток, эти цепи старые. Но крепкие. Интересно, сколько суррогатов было привязано к этой стене до меня.
Но лучше не думать об этом, потому что это просто сдавливает мою грудную клетку и сжимает мой желудок, и это не имеет никакого значения, в любом случае. Я сейчас здесь.
Когда я не могу больше выносить молчание, я начинаю тихо петьглупую песню «Болота», которую пела Лили в поезде идущий на аукцион.
«Внимайте, милые юные леди,
Мудрым советам поживших на свете»
Я пою всю песню, придумав слова, где я забыла их. Потом я опять ее пою. Снова и снова.
Я уже в четырнадцатый раз спела ее, когда дверь открывается. Сразу же, больные мышцы в моем теле напрягаютсяэто предупреждение.
Фредерик входит в сопровождении четырех слуг. Я обнимаю колени крепче.
Он несет сложенный кусок ткани в руке, и это приносит мне боль с тоской.
Пожалуйста, я думаю, пусть это будет для меня.
Встать, говорит он. Я подчинилась без колебаний. Если ты удумаешь драться или бежать или двигаться, ты не получите этого.
Он держит ткань, которая разворачивается в мантию. Я только коротко кивнула.
Хорошо.
Два лакея подходят и снимают с меня кандалы. Я не понимала, сколько металла причиняло боль моим запястьям, пока его не сняли.
Снять с нее платье, инструктирует Фредерик. Я стараюсь бороться с хныканьем в моем горле. Фредерик усмехается, как молния сверкнула в мою спину, и до того, пока платье полностью не снялось, я потянулась за халатом.
Фредерик держит платье, и я схватываю его, прежде чем он может забрать, боюсь, что это может быть просто еще один трюк. Я надела халат на плечи, благодарна за тепло и защиту, которые он обеспечивает. Сразу же, я чувствую себя сильнее. Больше похоже на себя.
Я так увлечена, что я не вижу поводка, пока он не закрепил на моей шее.
Самое ужасное, что у меня нет сил бороться. И даже если я попыталась, они могли бы отобрать мою мантию.
Ну, говорит он, таща меня на поводке, как собаку. Мы выбираемся из подземелья, два лакея впереди, два сзади. Я скрещиваю свои мизинцы и надеюсь вопреки всему, что мы возвращаемся к этой красивой комнате, в которой я была вчера. Я помню постель, она такая мягкая и плюшевая.
Мы идем вверх по лестнице и повернули вниз по коридору, который я не видела раньше: он не такой, какие я видела обычно в большей части этого дворца. Коридор увенчан вдоль стен зеркалами всех форм и размеров, некоторые как малые, как почтовые марки, другие почти достигают от пола до потолка. Вперемежку между ними букеты цветов, ирисов и роз, и гортензий, и подсолнечника, и ромашки. Они чувствуют, что здесь чтото не так, слишком веселые для этого злого места. Я мельком увидела себя в овальное зеркало с медным каркасом и содроганием. Я выгляжу маленькой и слабой, и напуганной, как я и чувствую. Я была благодарна, когда этот зал остался позади нас, и мы направились на другой набор лестниц. Мы достигаем бледнодеревянную дверь, и Фредерик открывает её в то время, как лакеи остаются позади.
Фредерик ведет меня в комнату, дергая излишне поводок.
Это медицинский кабинет.
Мышцы в моих бедрах затянулись, судорогой дошла до губ.
Нет. Я не могу быть здесь так скоро.
Это, безусловно, самый роскошный медицинский кабинет, который я когдалибо видела. Гораздо приятнее крошечной клиники, где мне поставили диагноз, и даже лучше, чем нетронутые помещения в Южных Воротах. Это почти напоминает мне о фантастической спальне из прошлой ночи, медицинская кровать плюшевая и обита белым бархатом с золотой отделкой, поэтому больше похожа на шезлонг. Изысканные светильники свисают с потолка, словно прилепленные шары, излучающие теплый свет. Стены окрашены в дружественный цвет персика, и есть картины, похожие на те, которые выровняли наши общие залы на Южных Воротах. Мазки цветов, пейзажей, приглушенных тонов. Мягкое кресло с соответствующей подставкой для ног в одном углу, и письменный стол из красного дерева и кожаным диваном. Это похоже на очень дизайнерски хорошо обставленную лабораторию безумного ученого.
Кроме подноса с серебряными инструментами рядом с фаэтонкроватью.
Но что действительно захватывает мое внимание, это окна. Их два, большие аркообразные с развевающимися белыми занавесками, и мой первый взгляд падает на мир вне стен этого дворца, или часть его, по крайней мере, и это так красиво, что заставляет меня хотеть плакать.
Розы должно быть направлены на решетку на внешней стене, потому что я могу видеть их листья, яркозеленого цвета, скользящие в верх оконных рам, а в некоторых местах я даже получила представление о поздно цветущем цветке. Помимо этого видна часть должно быть огромного садамногоуровневый фонтан, деревянная скамья, несколько крупных кустарниковых деревья и каменный путь исчезает из поля зрения. И окружающие все это на расстоянии, массивная с шипами на верху стена, как и тот, который я увидел из спальни. Он наверняка окружает весь дворец.
И солнце. Я не могу его видеть, но я знаю, где оно, слева его богатый золотой свет льется над деревьями, фонтаном и дорогой. Я не могу поверить, что я когдалибо принимала солнечные лучи как само собой разумеющееся.
Еще один рывок на моем поводке.
Клянусь, что я сделаю это миссией своей жизни, чтобы увидеть, что в один прекрасный день, Фредерик узнает, каково это быть на другом конце этой вещи.
Ложись, говорит он, указывая на кровать. Я забираюсь на нее и тогда, ой! Я не могу злиться, потому что она такая мягкая, и теплая и удобная, и я никогда не ощущала ничего подобного. Мои ноющие ноги с больной спиной и болью в голове просто растворяются в ней. Это даже лучше, чем исцеляющий крем Эмиля.
Но даже, когда мое тело расслабляется и мои глаза начинают закрываться, там оснастки щелкающий звук, когда ремни появляются из сторон кровати и закрепляют их на моем лбу, груди и талии, оставив только мои ноги свободными. Затем, те, которые подтянули, как два стремена выскочили из края кровати, и мои ноги надежно привязали внутри них. Одна часть моего платья открыта, оставив всю мою ногу, включая мою верхнюю часть бедра и левую ягодицу моего зада, оголенной.
Я закрываю глаза и делаю нервный глоток. Я не знаю, хочу ли я кричать или бросаться или всё вместе.
Я Рейвен Стирлинг, напоминаю себе. Они не смогут завладеть мной.
Но слова чувствуются слабыми внутри моей головы.
Я заставляю свои глаза открыться и посмотреть в окно. Птица приземляется на подоконник. У нее блестящие желтые перья вокруг глаз. Она наклоняет голову, как будто он изучает меня. Потом она улетает.
Я никогда так сильно не завидовала другому живому существу.
Дверь открывается.
Фредерик листал какието бумаги на столе, но клюнул носом, когда мой второй (или первый, на самом деле, я думаю, что это галстук) наименее любимый человек в этом дворце входит в комнату.
Но графиня не одна. Конечно, нет. Это медицинский кабинет.
Ваше сиятельство, говорит Фредерик. Доктор Фалм.
Врач надевает обычный белый халат и бежевые слаксы. Но он не такой, как другие врачи, которых я видела, ни своенравных старых, которые отправляли после диагностики в клинике суррогатов Болота, или опиатные наркоманы, такие как доктор Стил, работающие в изоляторах.
Наш образэто не просто так, он взаимосвязан с оценкойтот же цвет кожи, те же глаза, тот же цвет волос. Это показатель его молодости. Я думаю, ему около тридцати. И он невероятно красив.
Я не в восторге от парня, которого видела на ужине, сын, Герцогини дома Озера, и его тупое королевское имя. Этот парень явно прессовал, это было очень заметно, как грубая шерстяная ткань. Вроде как, его личностьнезначительна.
Этот врач примерно с меня ростом, но с длинными, вьющимися темными волосами, которые падают на его подбородок и глубокие ямочки на обеих щеках, как поп, улыбающийся Фредерику. Затем он обращает свой взор на меня, и я думаю, что улыбка не такая уж привлекательная, в конце концов.
Так. говори он. Это Лот 192.
Я бесполезно выпутываю свои руки.
Меня зовут Рейвен Стирлинг, а вы
Я даже не закончила ругательства в его адрес. На лбу промелькнула молния, как искры взрываются в моем видении. Затем головокружительная боль. Пока он здесь, а затем исчез.
Быстрое обучение это не про нее, говорит графиня. Мое тело бьется в конвульсиях, в результате, остались только ремни.
Но эта, безусловно, имеет большой внутренний волевой потенциал.
Ах, но это просто то, что мы искали, не так ли, миледи?
Вдруг, кровать сдвигается и откатывается назад, так что я опрокидываюсь на сорок пять градусов. Я больше не могу видеть окна. И мои открытые торчащие в воздухе ноги, выставляют меня на всеобщее обозрение.
Не то, чтобы ктонибудь предпринял попытки в разглядывании моего телане ратники или лакеи, или Эмиль, или этот прекрасный, жуткий доктор. Я больше не чувствую молниеносной боли и он оставляет меня тот же страх, который я испытывала прошлой ночью, что страшнее не чувствовать этого.
Так, говорит доктор, подойдя ко мне, даже не смотря мне в глаза. Где мы должны начать?
Он протягивает руку, и я бы хотела отстраниться или отодвинуться, но его пальцы на моей голове, прощупывают мой череп. Они нежны, но целенаправленно, ищут чтото, но я не знаю, что.
Только не через рот. говорит графиня. Она смотрит на бумажки Фредерика детально изучившая ранее.
Нет, бормочет доктор. Ты точно не можешь побрить голову?
Я кусаю изнутри щеку так сильно, что она почти кровоточит. Я не знаю, причину оттягивания молний, но я не хочу чувствовать это снова.
Ты же знаешь, мы не можем, разжевывает графиня нетерпеливо. Что скажут люди? Я не могу иметь уродливого суррогата, каким бы практичным он не был. И с этим можно облажаться, как в прошлый раз. Мы просто должны быть более точными в своих расчетах. Курфюрстина должна увидеть результаты. Это единственный способ сохранить наш союз. Мы не можем рисковать теперь, когда, как у Дома Озера есть суррогат.
Она говорит о Вайолет.
Я уже говорил, ваша светлость. Доктор Блайт не гений, он притворяется.
Доктор Блайтэто не ваша забота. холодно отвечает графиня. Этот суррогат. Все наши предыдущие попытки провалились, потому что эти суррогаты просто не имеют ментальной силы духа, чтобы выдержать процедуры. А она выдержит. Я уверена в этом.
Что случи я не понимаю, слова из моих уст до боли прожигают мой череп.
Очень трудный ученик. говорит врач со смешком.
Он на самом деле смеется.
Ох, я думаю о Вайолет. Надеюсь, тоже самое, где бы ты не находилась, не происходит с тобой.
Графиня и доктор Фалм устанавливают странные штуки в мои волосы, и я ненавижу чувствовать свои руки на моей голове. Я не знаю, что они делают и зачем, ведь разве они не должны быть заинтересованы в других частях моего тела?
Врач делает пометки, используя цифры, которые не имеют смысла, похожие на «Сектор пять, линия двадцать семь, три дюйма?»
Всегда как вопрос. Как будто он спрашивает себя.
Мы можем попробовать хотя бы один раз? спрашивает графиня?
Так скоро моя миледи?
Я хочу посмотреть, как она реагирует.
Врач снисходительно улыбается. Я зажимаю плотно рот. Я понятия не имею, какой реакции она хочет. Я не давала ей ничего, если я могу помочь ему.
Врач тянет за один из подвесных светильников, который тянется вниз как на пружине. Словно прилепленный шар внутривместо этого он выглядит как шлем с золотыми крючками вокруг него. И он идет прямо к моей голове.
Я ничего не могу сделать, когда шлем одевают вокруг моего черепа. Крючки прищипывают, и фиксируют на моей коже.
Где мы должны начать, миледи? спрашивает доктор.
Возникает пауза, графиня размышляет.
Не слишком ли много. Десять может быть? Нет, семь. Семьэто совершенно.
В одно мгновение, происходит резкий укус в шею и в три секунды, я больше не могу чувствовать мою голову. Все онемело. Что, честно говоря, большое облегчение. Я не хочу чувствовать ничего.
Я слышу жужжащий звук, похожий на сверло стоматолога, который используется в нас в Южных Воротахпочти все должны совершить серьезную работу, проделанную на их зубы, когда они прибудут. Это звук, который определяет мою грань, чем покалывает мою огрубевшую кожу и каждый волосок на моем теле заставляет встать.