Я человек. Я Рейвен Стирлинг.
Онимонстры.
Буду иметь в виду, говорит Курфюрстина, похлопывая суррогата по макушке, как обычно делают собакам.
А есть ли у нее какието особые навыки? спрашивает хозяйка Вайолет. Знаете, ведь не у всех они встречаются. Но я предпочитаю суррогатов с проблесками таланта. Она делает глоток вина. Моя, к примеру, играет на виолончели.
Я испепеляю взглядом эту женщину, ожидая, что в комнату внесут виолончель и силой заставят Вайолет играть перед всеми. Музыка Вайолет прекрасна и личная, и только ее. Она не принадлежит этим женщинам.
Я бы очень хотела послушать, говорит Курфюрстина. Вайолет поглядывает на дверь, с окаменевшим выражением. Я переставляю, что она чувствует, а уж что чувствую я.
Но виолончель так и не появляется и ее хозяйка просто улыбается. Я уверена, Ваша светлость, что однажды вы это услышите.
Какое облегчение, что и я и Вайолет не будут вынуждены выполнять прихоти, как дрессированные обезьянки, маленькая часть меня разочарована. Потому что, слушая игру Вайолет, я бы почувствовала себя прямо сейчас как дома.
Слезы в моих глазах застали меня врасплох, и я отодвигаю их назад. Это не время для плача.
Разговор продолжается о наших способностях. Оказывается, блондинкатанцовщица. Капризное лицо, кажется, не имеют какихлибо навыков, но графиня хвастается моим талантом в математике, как если бы она действительно знала чтото обо мне, кроме того, что мне не нравится боль, и я вспыльчива. Они говорят о нас, как будто мы их не слышим, как будто нас там нет.
К концу ужина, у меня нет сил злиться. Я просто устала.
Все дамы целуют друг друга в щеки и их фрейлины приносят плащи. Мое сердце сжимается снова при виде Фредерика. Я бросаю взгляд на Вайолет и надеюсь, что «аксессуары» вне дома и правило продолжает действовать, она не должна видеть меня в наручниках и с завязанными глазами.
Я увижу ее снова. Мы обе у основательниц домов. Я увижу ее снова.
Она продолжает улыбаться и поглядывать на меня.
Когда я вернулась в фойе, уже оказалась на цепи.
Других суррогатов тоже посадили на поводки, но никто не носит кандалов с завязанными глазами.
Я получаю представление о том, в чем мы передвигаемся. Это гладкий черный автомобиль, такой я видела только в журналах, и я должна признать, это великолепно.
Мы снова ездим по кругу, а потом меня привели обратно во дворец Камня, его я еще даже не видела.
Залы. Лестницы. Я чувствую запах подземелья прежде, чем мы достигнем его, воздух еще более спертый и затхлый. Мне снимают повязку, вместе с поводком и наручниками, и я вынуждена вернуться в золотую клетку.
Я хочу что-нибудь крикнуть Фредерику, но он вышел за дверь прежде, чем я смогла вдохнуть.
Я так хочу пить, но там только одинокая миска с водой внутри моей клетки. Я вздыхаю и подхожу, чтобы ее поднять.
Она застряла.
Я тяну и тяну, но она должна быть припаяна к полу.
Я стискиваю зубы, сдерживаю слезы, и сгибаюсь над миской, чтобы лакать воду языком.
Глава 5
Я просыпаюсь от скрипящих звуков петель и тупой боли в шее.
Должно быть, я спала на нем неподходяще, хотя я не уверена, что есть правильный способ, как спать на каменном полу.
Доброе утро, сказал Эмиль. Я села и стала тереть глаза, скользкие от вчерашнего макияжа. Я смотрю вниз, я все еще в том же платье, что и вчера. Теперь измятого и грязного.
Прекрасно, я думаю. Я немного тру глаза, размазывая тени и тушь по своим щекам.
Не думай о платье, говорит Эмиль. Вы ничего не носите дольше, чем один раз.
А я и не волнуюсь. отвечаю я, одаряя его только половиной внимания.
Мои глаза сосредоточились на его руках. Он принес серебряное блюдо с соответствующей крышкой и выглядящей, как еда. Мой желудок рычит. Эмиль это слышит.
Да, я думаю, ты не много съела на ужине у Герцогини дома Озера прошлой ночью.
Гдето в моем мозгу, пытаюсь отметить, что хозяйка Вайолет Герцогиня дома Озера. Но больше мои мысли занимает то, что может быть под серебряной крышкой. Эмиль открывает верхнюю половину двери к моей клетке и протягивает мне поднос. Я хватаю его, слишком голодная, чтобы стыдиться за это, и выбрасываю крышку. Она ударяется о золотые прутья с глухим лязгом.
Я смотрю на поднос, смущаясь. Есть ровно три горошка, один кусочек красного яблока, чаша прозрачного бульона и половина лукового рулета.
Мой мозг хочет быть злым, но мой желудок просто хочет все в рот. Я начинаю с рулетаон горячий, свежий и луковый. Затем отвар, который на вкус соленый и жидкий. Затем яблоко, хрустящее и сладкое.
Я не ем горох. Они, как напоминание о правилах прошлой ночи. Испорченная графиня и ее правила.
Эмиль наблюдает за мной с бесстрастным выражением, пока я вытираю рот тыльной стороной моей руку и говорю:
Готово.
Ты еще не закончила.
Я закончила.
Он поджимает губы.
Ты не облегчаешь свою жизнь.
Я почти лаю, усмехаясь на это.
В случае, если ты не заметил, Эмиль, я в клетке. Я была изъята из моей семьи, когда мне было двенадцать, и вынуждена терпеть боль и кровотечение с рвотой просто так, и должна выносить ребенка для какойто странной богатой женщины. Теперь я здесь, и псих пырнул меня колючей палкой, и очередной псих угрожала вырезать прошлой ночью мой язык. Моя жизнь не была легкой ни на секунду.
Но это ложь. Южные ворота были блаженством по сравнению с этим.
Лицо Эмиля напрягается.
Мы все страдали, 192. Ты не уникальна в этом плане.
Он подходит и открывает дверь в подземелье. Четверо ратников входят, образовав кольцо вокруг моей клетки. Я прижимаюсь лицом к прутьям, пока они не режут мою спину и плечи. Эмиль снимает один из серебряных стержней со стены с кольцом на конце. Он открывает дверь в моей клетке. Мои глаза устремляются от него к ратникам, от них к открытой двери, и обратно.
Я надеялся, что ты не будешь нуждаться в этом, сказал Эмиль, Но я вижу, что ты должна.
Чтото в его яркоголубых глаз вторят мне, что он сожалеет. Я ненавижу его за это.
Стержень стреляет в клетку, кольцо за кратчайшее секунды обхватило меня твердо вокруг моей шеи. Я хватаю стержень и пытаюсь его выдернуть, но Эмиль сильнее, чем он выглядит. Он тянет, тянет, и метал больно врезается в шею, когда меня тянут, медленно, но уверенно, из клетки. После того, как моя голова и плечи чистые, два ратника схватили меня под руки и тащили меня с ногами. Они ведут меня к стене с окном, где две железные цепи висят на высоте бедра. Я пытаюсь ударить их, стену, Эмиля, чтолибо, но их слишком много, и мою голову принуждают к странному углу. После того, как меня приковали, они освободили меня, и металлический круг снялся с моей шеи. Эмиль вешает его обратно на стену, рядом с бородкой всё ещё с коркой моей крови и кожи.
Отпусти меня! Около трех футов цепи, приковывают меня к стене за запястья. Я могу только зайти так далеко в любом направлении. Я борюсь против цепи, потянув за них, пока оковы оставляют порезы на моей коже.
Самое ужасное, то, что каждый раз позволяют мне сходить с ума. Я кричу и ругаюсь и воюю, и все это время четыре ратника и Эмиль смотрят издалека с бесстрастным выражением. Наконец, я сдаюсь. Я не понимаю, что я плакала, пока на вкус не пробую соленость своих слез. Я просто стою там, безвольная и опустошенная, в ожидании, что чтото будет дальше. Я вижу взгляд каждого здесь из присутствующих. Я не позволю им думать, что они победили меня.
Эмиль ждет несколько секунд, наверное, чтобы убедиться, что я не начну борьбу снова.
Продолжайте до сих пор, говорит он. Или мне придется позвать Фредерика. Он движется достаточно близко ко мне, что я могу чувствовать запах его кожи, ароматный и цветочный, как у женщины. Вы ведь не хотите, чтобы он был здесь, бормочет он, Обещаю.
Мысль о кровавых деснах Фредерика и бусинками глаз достаточно, чтобы держать меня до сих пор.
Эмиль наклоняется вперед.
Я бы, начинает он, но я не слышу того, что он хочет, потому что дверь открывается снова, и входит графиня Камня.
На этот раз она одета в плотное атласное платье в вишневый принт. Он выглядит совершенно неуместно на ней, лучше подходит для когото вроде Лили или той маленькой девочки суррогата, которую купила Курфюрстина.
Она косится на мою клетку, где горох до сих пор находится на серебряном блюде.
Я же приказала, накормить ее. сказала она Эмилю.
Я так и сделал, моя госпожа.
Графиня вздыхает.
Мама всегда говорила, бормочет она, если хочешь сделать чтото, то должна сделать это сама.
Она едва заметно кивает одному из ратников, мою голову уже дернули назад за волосы, так что я не вижу ничего, кроме потолка и мой рот заставили открыть. Слышится звук лязга и шарканье, и горошины падают на мой язык. Я хочу, выплюнуть их, но рука графини, ее толстые пальцы, влажные от пота, закрывают рот и нос, пока я глотаю.
Ты ешь то, что я велю тебе поесть, это понятно? говорит она, как ратник отпускает руку от моих волос.
Я смотрю на нее. Ее глаза мерцают в сторону ратника слева от меня. Я вижу мгновенно серебро в его руке.
Это ножницы.
Ратник стоит на коленях и разрезает толстую ленту ткани от моего платья, от пола до верхней части моего бедра. Она порхает на землю и лежит там, свернувшись и скрученная, как змеиная кожа.
Ты будешь есть то, что я прикажу тебе поесть, это ясно? Вновь спрашивает графиня.
Я не могу говорить. У меня горло промерзло.
Снова работа ножниц.
Больший кусок моего платья разрезан. Практически вся моя нога напоказ.
Да, я задыхаюсь. Гусиная кожа появляется на моей коже.
Что «да»? уточняет графиня с хитрой улыбкой.
Я ем то, что вы прикажите мне что есть.
Краем глаза я замечаю, что Эмиль прикусывает губу.
Хорошо. Она повернулась к Эмилю и ратникам. Свободны.
У меня, может, и имеются некоторые проблемы с Эмилем, но я не хочу оставаться одной с этой женщиной.
Я почти кричу на него, когда он уходит. Но чтото мне подсказывает, что если я хочу снова увидеть его, графиня не должна знать, что он мне нравится. Так что я стискиваю зубы, сглатываю, и заставляю себя встретиться с ней глазами.
Графиня подходит к стене и трогает каждый инструмент, каждое звено в каждой цепи, длину веревки, различные размеры стержней. Когда она попадает в шлем, она буквально хлопнула грудь руками, как будто она только что получила самый лучший подарок Длинной Ночи когдалибо.
О, Фредерик, бормочет она. Ты действительно превзошел себя.
Она подходит ко мне, ее нос сморщивается, может быть, изза, запаха, который я чувствую, что спала на каменном полу, или изза моего размазанного макияжа, или моего измятого, порванного платья. Она подходит так близко, что я могу видеть каждую складку и впадину плоти. Ее пальцы похожи на сосиски. Руки бледные и дряблые. У нее на шее почти растет борода.
Ты должна выносить моего ребенка. говорит она.
Я фыркаю и свирепо смотрю на нее. Это все, что я могу сделать.
Она улыбается. Там есть ямочка на одной щеке, что дает ей насмешливое впечатление сладости:
Вы никогда не можете сказать на аукционе, какой будет суррогат. Несколько лет я была ужасно разочарована. Но я увидела тебя и я просто знала. Особенно после этого маленького шоу на ужине вчера вечером. Я надеюсь, что я показала вам, насколько серьезно я собираюсь играть по правилам.
Я съела только три кусочка, настаиваю я.
Да, вы сделали, она ухмыляется, Как вы могли заметить, у вас еще есть свой язык. Но я не ценю ваше отношение. Разве вам не понравился тот хороший горячий душ вчера? Вы не хотели бы больше душа, как этот? Вы не хотели бы мягкую постель, чтобы спать?
Я не отвечаю, потому что не хочу признавать это.
Появляется блеск в глазах графини, от которого сводит желудок. Взгляд путешествуют вверх и вниз по моему телу, отчего появляется еще больший спазм в животе.
Ты такая худая, говорит она. Но я думаю, что мы сможем сделать тебя тоньше. Моя мама всегда говорила, достижение без борьбыэто вообще не достижение.
Графиня хватает мое лицо в одну гигантскую руку, ее пальцы впились в мои щеки так сильно, что моя кожа начинает резаться о мои зубы. Она снова наклоняет мою голову назад, держа мой лоб другой рукой, так что моя челюсть распахнулась. Я не знаю, что она смотрит в моем рту, но с каждой унцией силы, которую я имею, я выдергиваю голову и вонзаю свои зубы в ее большой палец.
Она взвывает, и я наслаждаюсь звуком в течение половины дыхания перед тем, как моя голова врезается в стену позади меня. Искры взрываются в моих глазах, мой рот заполняет вкус крови.
Фредерик! визжит она.
Дверь распахнулась, и Фредерик забежал в комнату.
Миледи, что произошло?
Оно укусило меня, Фредерик, сказала графиня, надув губы, как маленькая девочка, но с блеском в глазах. У меня есть некоторое ощущение, что она этим наслаждается. Рассматривая ее руку, Фредерик делал цокающий звук.
Не беспокойтесь, моя леди, говорит он. Он берет бутылку той самой жидкости, которую Эмиль использовал на моей ноге и взял малое количество. Рана пропадает. Фредерик целует её руку, Уже лучше.
Спасибо, мой милый, отвечает графиня.
Мы должны наказать ее? Спрашивает, Фредерик.
Я обернула руки на груди, как будто это какимто образом защитит меня. Наручников лязг против цепей связывают меня.
Графиня делает вид, что задумалась на мгновение, но я пощадила ее ответ, когда Эмиль нёсся обратно в комнату.
Моя госпожа, говорит он. Срочное сообщение только что прибыло. Курфюрстина требует вашего присутствия в Королевском Дворце немедленно.
Намек досады вспышки на лице графини, и она смотрит на стену пыток. Потом она вздыхает.
Эта ненормальная, бормочет она, Фредерик, возьми автомобиль и отправь Уильяма и Бернарда в мои покои. Чтото в моих цветах. Она смотрит на меня с тоской:И скажите врачу быть готовым, когда я вернусь.
Мои внутренности съежились на слово «доктор».
Фредерик уже ушел, но графиня останавливается у двери.
Она остается там, где должна находится, Эмиль, говорит она, с предупреждением в голосе.
Он кланяется.
Да, моя леди.
Только после того, как она ушла, я поняла, что я дрожу. Так сильно дрожу, что зубы стучат, и мое зрение размыто. Я тону спиной к стене и скольжу на жесткий холодный пол. Моя голова пульсирует. Я до сих пор могу чувствовать вкус крови графини у себя во рту.