Было верхом глупости постараться не узнать её получше. К сожалению, в их единственном большом разговоре он почти упустил эту возможность. Он состоялся накануне их расставания и на поверку оказался совершенно бесплодным. Ему так и не удалось узнать, кем же была его спасительница: в искусстве ухода от ответа они были на равных. Лишь её имяЭстивот всё, что Эдвин узнал о ней.
Эсти Прекрасная лесная колдунья. Хрупкая, но сильная. Нежная, но настойчивая. Безгранично добрая, беззаветно преданная.
Последние минуты их встречи были наполнены скорбью. Эсти плакала, получив известие о смерти близкого человека. Его сердце разрывалось на части, когда он был вынужден отпустить её в замок, раздавленную горем - маленькую и одинокую. Но даже в эти тяжёлые мгновения она думала о нём, наставляла. Эдвин еле заставил её взять несколько монет, чтобы она смогла достойно похоронить своего Жакоба. Своим отказом сделать это, девушка поразила его до глубины души.
Покидая лесную хижину вслед за Эсти, он выгреб из кармана всё золото. При разумной экономии этого ей хватит не на один год безбедной жизни. Эдвин дал себе слово, что обязательно проследит, чтобы судьба маленькой целительницы оказалась счастливой.
Но прошло пару недель и оказалось, что её судьба заботит его намного больше.
Часть 3
Светало. Замок приходил в себя после ночных празднеств. Во дворе началась уборка и одновременно подготовка к сегодняшнему торжеству. Деревянные столы скоблились, трапезные и двор выметались. В замковых кухнях разжигались печи; огромные поленницы дров вносились внутрь для подпитки их ненасытных жерл.
При появлении Эдвина слуги бросали свои дела и кланялись в пояс. Так было всякий раз и с каждым из его воинов. Подобному проявлению уважения они всецело были обязаны графу. Тот во всеуслышание отчитал управляющего, когда на первой совместной трапезе Корсийцам, как и обычным рыцарям, был подан эль.
- Они наши гости!гремел Дуаер.Гостям в замке всегда подаётся вино!
Их занятия на замковом ристалище с каждым днём собирали всё больше зрителей. За неделю интерес к чужеземцам из осторожного перерос в нескрываемый. Мальчишки бегали за рыцарями, желая своими глазами увидеть горевшего на их груди дракона. Эдвин приказал своим людям всячески содействовать обитателям замка и стал замечать, что за обедом служанки всё чаще предлагают его воинам лучшие куски мяса, а их улыбки из вежливых постепенно превращаются в поощрительные.
Запрет относительно женщин был неслучаен. Эдвин знал своих людей и опасался, что жертвой их любвеобильных натур вполне может оказаться его Эсти. А в том, что подобная красавица привлечёт их внимание, он ни секунды не сомневался.
Расслабившись, его рыцари любили посудачить о своих победах. Слушая вечерами их разговоры, он с удовольствием отмечал, что на этот раз дальше взглядов и лёгкого флирта дело не зашло. Хотя, как и в любом замке, в Дуаере доставало охотниц до запретных ласк. К его неимоверному облегчению ни в одном из таких разговоров имя Эсти упомянуто не было.
Более того, за неделю, проведённую в замке, он так и не смог найти девушку. Расспрашивать напрямую Эдвин опасался: не хватало ещё навлечь неприятности на свою спасительницу. Прислушиваясь к разговорам в трапезных, во дворе, на конюшнях, он не слышал ничего указывающего на то, что кто-то с таким именем жил в замке. Оставалась близлежащая деревенька, но как только он в неё въезжал, местные жители в испуге прятались по домам.
Лишь раз Эдвин был близок к успеху, когда недалеко от замковой кухни его остановил невысокий паренёк и без слов протянул небольшую коробочку. Бальзам, находящийся в ней, источал знакомый травяной аромат. Мальчишка откровенно трусил, лепеча что-то про ранение отца, и когда Эдвин попытался выяснить, от кого он получил это снадобье, попросту сбежал.
Он понимал, что не из христианской добродетели парень помог емуздесь явно чувствовался чей-то указ. Но чей и почему этот человек действовал тайным образом, оставалось загадкой. Для её разрешения надо было найти тайного посланника и всеми возможными способами вытрясти из него информацию. Но парень как сквозь землю провалился. Иногда Эдвину казалось, что он видит его краем глаза, но, оборачиваясь, он упирался взглядом либо в пустую стену, либо в толпу дворовых мальчишек, привычно бегающих за ним по пятам.
Всё это выводило его из себя. Теперь ещё и эти разговоры между его воинами о встрече с прекрасной златоглазой девой Неудивительно, что в конце концов он сорвался.
Надо было всё-таки уйти ночевать к Рэймонду.
Когда накануне открылись замковые ворота и во двор въехали более полусотни гостей, Эдвин с облегчением обнаружил, что герцог прислушался к его советам; вместо отцовских, он в полной мере испытал радость братских объятий. Только тогда Дуаеру сообщили, что будущий зять уже неделю живёт под его крышей. Если граф и удивился, то виду не подал.
Действительно, когда тайный план Эдвина по проникновению в замок не удался, ему оставалось одно: как можно скорее попасть в Дуаер с как можно большим числом рыцарей. Если и существовал замысел нарушить мирные соглашения и навредить Корсии, своим присутствием они должны были сорвать планы заговорщиков. Именно поэтому, покинув хижину Эсти, Эдвин отправился за своими людьми.
На третий день его обратного путешествия рана снова открылась. Эдвин остановился на небольшой ферме, чей хозяин не побоялся пустить на ночь странствующего рыцаря. За оставшиеся монеты его жена заварила травы, взятые им у Эсти, перевязала ногу чистой холстиной, и на утро он снова двинулся в путь. Дороги к тому времени уже были расчищены, и довольно быстро ему удалось доехать до Бромхерста. Там Эдвин явился к наместнику замка и назвался своим настоящим именем. Страх ли перед могуществом герцога Корсийского помог ему или из уважения к собственному королю, но в замке Эдвину оказали все возможные почести. За его людьми послали, и уже на следующий день половина из них предстала пред ним, ожидая дальнейших распоряжений.
Он дал себе время восстановить силы. Местные лекари занялись его раной. И пусть они лечили Эдвина не так, как делала это маленькая целительница, но как только он почувствовал, что снова может сидеть в седле, немедленно тронулся в путь. Но даже самому себе он не смел признаться, что причиной спешки был вовсе не возможный заговор.
Каждую ночь она приходила к нему. Садилась рядом и, как в первый раз, с тревогой всматривалась в его лицо. Её необычные глаза изучали каждую его чёрточку, будто выискивая изменения, что произошли в нём за день. Удостоверившись, что всё в порядке, она с облегчением улыбалась. Он чувствовал на своих щеках её руки: тёплые, ласковые, нежные Эдвин замирал, боясь пошевелиться и спугнуть это сладостное видение. Несколько раз Эсти склонялась и целовала его. Невинные прикосновения её горячих губ превращали его кровь в жидкое пламя. Он делал резкий вдох, втягивая в себя её дыхание. Оно было для него живительной силой, что лучше любых лекарств излечивали его тело и душу.
Однажды он шутя назвал её колдуньей. Теперь же Эдвин и не сомневался - ею она и была. Приходя во сне, Эсти окончательно привязала его к себе; заставила потерять покой. Всё его естество стремилось воплотить наяву то, что было возможно во сне. Он едва не загнал Сэма, когда во главе рыцарей мчался обратно в Дуаер.
Но и здесь ему оставалось довольствоваться лишь снами. Правда, в замке они изменились, стали более откровенными. Будто в издевательство над тем, что с каждым днём он всё ближе был к событию, которое навсегда разлучит его с героиней его грёз.
В последнем из них она лежала на его груди: разгорячённая, растрёпанная, обнажённая. Господь всемогущий, они только что занимались любовью, а он не может вспомнить ни мгновения! Его сердце неслось вскачь, как и её, рядом с собой он ощущал его ритмичный стук. Светловолосая головка неожиданно приподнялась. Довольная улыбка засияла на раскрасневшемся личике Эсти, когда она поймала его взгляд. О, да, он знал причину этой улыбки: она понимала, что он полностью в её власти. Маленькая колдунья выпотрошила его, заставив полюбить не только душу, но и тело.
Его кожа плавилась от её жара, руки тянулись в желании прижать к себе и никогда не выпускать из объятий. Вместо этого Эдвин чувствовал, как его пальцы проходят сквозь любимую. Подобно туману, она окутала его полностью, прежде чем окончательно раствориться в предрассветных сумерках. Вместе с ней растворялось и пламя, плещущееся в его венах, постепенно остывая и становясь обжигающе холодным.