Херовый способ прожить еще один херовый день.
- Да. Тысячаэто много. Ты молодец. Я знал, что ты найдешь достойную работу.
Отец улыбнулся одобрительно и радостнокак будто собаку похвалил. Льюис почувствовал, как накатывает привычное раздражение, а следом за нимстыд. Тоже привычный.
Отец не сказал ничего обидного. Он просто хотел поддержать. И Льюис должен ценить это.
- Да, папа. Больше никаких такси.
Льюис замолчал. Тишина давила, и он хотел бы сказать что-то ещено никак не мог придумать, что именно.
- И что ты будешь делать?отец почти закончил со своим куском лазаньи. Теперь он собирал рассыпавшийся по тарелке фарш, укладывая его в аккуратный холмик.
- Не знаю, - пожал плечами Льюис.
- То есть как этоне знаешь?!глаза у отца округлились, а лицо вытянулось, как в мультике.
- Ну Так. Просто буду водить машину. А если кто-то попробует напасть Я приму меры. И все. Это простая работа. Я справлюсь.
- Ладно. Как скажешь, - тут же сдался отец. Потому что он пытался быть понимающим. И потому, что он нихера не понимал.Ты опять толком не поел. Что, лазанья невкусная?
- Нет, папа, все отлично. Замечательная лазанья, - Льюис щедро зачерпнул начинку и запихнул ее в рот.
Пустые стулья выстроились вдоль стола почетным траурным караулом. Бабушкин стул. Дедушкин. Мамин.
Когда-то сюда приходили гости. На Рождество и на Пасху, на День Независимости и на День Благодарения Уилсоны собирались в гостиной, они говорили и смеялись, еда тогда была вкусной и все слова имели смысл.
- Пап, может, в следующий раз в гостиной поедим? Включим телевизор, посмотрим чего-нибудь.
Отец поднял голову от тарелки. Под глазами у него залегли глубокие тени.
- Ну что ты, Льюис. Так же мы совсем не будем разговаривать.
Лежа в кровати, Льюис смотрел в темный потолок и слушал часы. Он знал, что на самом деле никакого тиканья здесь нет, но в уши все равно ввинчивался этот монотонный лязгающий звук. Клац. Клац. Клац.
Как будто кто-то невидимый откусывает по кусочку реальность.
Клац. Клац.
Зачем он вообще согласился на эту дурацкую работу? Это же почти как такси. Кончено, деньги другие, но обязанностите же самые. Забрать пассажира, отвезти пассажира, подождать пассажира. Вот только теперь нужно таскаться за ним, как собака на поводке, и следить, как бы чего не вышло.
И как это делать?
В армии Льюис сопровождал караваны. Он знал, как наблюдать за крышами, умел прочесывать взглядом толпу, выхватывая подозрительные лица. Льюис не растерялся бы, выскочи на него тюрбаноголовый с гранатометом наперевес. Просто очередь в головуи все.
Но защита гражданского лицаэто ведь совсем другое?
Все, что знал Льюис о работе телохранителяэто фильм с Уитни Хьюстон. I Will Always Love Youuuu И этот еще, дурацкий. С Николасом Кейджем. Если работа телохранителя действительно похожа на всю эту хуйнюто зря он ввязался.
Хотя Как же вытянулась рожа у Кертиса Хойла, когда рыжая его на работу позвала. И Руссо этот. Сука. Уебок самодовольный. «Этот бизнес основан на доверии» «Я не могу так рисковать»
Да какой нахуй риск?! Льюис ни разу никого не подводил. Ни разу. Да, у него проблемы со сном, Да, он тогда он зря схватился за ствол. Это было неправильно. Но Льюис никого не подвел! Он всегда выполнял свой долг.
Но рыжая увидела, чего Льюис стоит на самом деле. И она, блядь, права. Льюис отличный солдат. Этого хватило Америкеэтого хватит и рыжей.
А Кертис и этот гандон из Anvil Да пошли они нахер со своим фальшивым солдатским братством. Он справится. Все будет хорошо. Все будет просто отлично.
Ухватившись за это решение, как утопающий за буек, Льюис выдохнул и соскользнул в сон. Тишина приняла его в теплые мягкие ладони, укрыла и спеленала. Льюис опускался все глубже и глубже, и темнота расступалась под ним, податливая, как вата. А потом он встал. На небе яростно скалилось безжалостное иракское солнце, а вокруг был окоп, и земля сотрясалась от взрывов. Смерть приближалась к Льюису, она катилась по траншее, как шар для боулинга, и Льюис был просто кеглейтонкой, хрупкой, беспомощной кеглей. Смерть размолола бы его в фарш, разорвала плоть и переломала кости. Льюис видел, как это происходит. Оглушающий грохот разрываи вместо человека перед тобой лежит кусок орущего мяса. А потом проходит времяи это мясо больше не орет.
Смерть катилась по окопу, она была все ближе и ближе, а Льюис не мог сдвинуться с места. Ноги стали тяжелыми, они вросли в землю и пустили корни, но Льюис рванулсяи нечеловеческим усилием вырвался из ловушки. Он бежал, задыхаясь от ужаса, поскальзывался, падал и снова бежал. А потом Льюис уперся в стену. И смерть его догнала.
Льюис сел в кровати, хватая воздух перекошенным ртом. Футболка промокла от пота, руки тряслись, в горле булькал то ли плач, то ли хрип. Льюис нащупал мобильник. Три часа ночи.
Господи. Надо было ложиться в окопе.
***
- Ты точно уверен, что тебе не нужен костюм?
- Точно. Сказали, чтобы без официоза, в обычной одежде.
Льюис нервно повел плечами и еще раз посмотрел в зеркало. Джинсы, ковбойка, сверху армейская куртка. Все чистое, аккуратное, приглушенных тонов. Вроде бы годится. Или нет? Может, белую рубашку надеть. Мама всегда говорила, что первое впечатлениесамое важное. Надо правильно себя зарекомендовать.
На задворках сознания маячил кто-то высокий, в дорогом костюме и с модельной стрижкой. Кто-то, похожий на Билли Руссо. Охуенный мужик, надраенный, как новенький «Роллс-ройс».
Тряхнув головой, Льюис решительно сунул за пояс пистолет. Нахер Руссо, нахер белые рубашки.
Все будет нормально.
На кухне пахло свежезаваренным кофе и поджаренным беконом.
- Может, все-таки позавтракаешь?отец неуверенно ковырнул содержимое сковородки и тут же отдернул рукуперегретое масло с треском расстреляло боезапас, оплевав и печку, и кафель, и футболку.Вот черт!
- Ты осторожнее. Крышкой накрой, что ли, - Льюис быстро, обжигаясь, проглотил горький темный кофе. От плотного, липкого запаха бекона мутило, и в горле поднималась едкая кислая волна.
- Я тут картошку поджарил. И яйца. Тебе положить?
Две тарелки уже стояли на столеглянцевые и бессмысленные, как глаза покойника.
- Нет, спасибо. Я не голоден.
- Тогда хоть сандвичи с собой возьми.
- Все нормально, пап. Я перекушу где-нибудь в обед. Горячая еда, овощи, все такое. Правда, - Льюис торопливо кивнул и выскочил из дома, не дожидаясь очередного предложения, на которое тоже придется отвечать «Нет». Последнее время все общение с отцом сводилось к этому слову. Нет, я не хочу. Нет, я не буду. Нет, все нормально.
Блядь.
Льюис остановился на крыльце, подставив лицо под влажный ноябрьский ветер. Ночью похолодало, и на газоны выпал первый прозрачный снег. На ступеньках он уже таял, оставляя после себя неопрятные мутно-серые кляксы, но фигурно выстриженные кусты все еще топорщились серебром.
В детстве Льюис любил снег.
Спустившись с крыльца, он наступил на мерцающую бриллиантовыми искрам гладь. Миллиарды кристаллов под его ногой сломались, рождая скрипучий хруст. Льюис сделал шаг, потом другой и прислушался к себе, выискивая проблески искрящегося, взлетающего в небо счастья.
Ни-хе-ра.
Льюис вытащил из кармана мобильник, посмотрел на часы и торопливо зашагал к присыпанной снегом машине. За ним тянулась цепочка глубоких темных следов. Рельеф армейских протекторов стремительно наполнялся грязью.
До центра города Льюис добраться за рекордные полчаса. Но на выезде к Линкольн-центру изнывала смогом и длинными тоскливыми гудками чудовищная пробкаи не было ей ни конца, ни края. Уже впилившись в замедляющийся, обреченный поток, Льюис заметил в плотном потоке машин просвет. Чудом прорвавшись на правую полосу, он свернул в какую-то сумеречную арку и выехал на улицу с односторонним движением.
Мысленно благословляя месяцы, проведенные за рулем такси, Льюис нырял в забитые мусорными баками проулки, распугивая бомжей и кошек. Он срезал несколько углов через дворы, проехал под табличкой «Въезд воспрещен» - охранника там не было, а камера давно не работалаи выбрался наконец на Манхеттен. Плотный нью-йоркский траффик подхватил его, словно конвейерная лента, и понес впередк Бродвею. Когда на горизонте замаячили шпили Вулворт-Билдинг, Льюис начал оглядываться. Все парковки были забиты, а служебного талона ему не выдали. Да какого же хрена!