Филипп почувствовал, как вместе с силами к нему возвращается прежняя злость и обида. Он выжил, чтобы отомстить, не иначе. Он имеет право на расплату. В эту минуту Филипп пообещал себе, во что бы то ни стало вернуться домой и совершить свою вендетту. Отец заслуживает наказания. Он будет падать так же низко, насколько низко он опустил своего сына. Бросил погибать. Отправил на расправу. Предал
Филипп, вы плачете? взволнованно спросила Саша, приблизившись к юноше.
Он распахнул глаза, увидев перед собой лицо этой женщины. Свободной от капельницы рукой он дотронулся до своего лица. Глаза действительно были мокрыми. Но Филипп не чувствовал слез, не понимал, что плачет.
Я не знаю, как этос недоумением ответил он, испытав стыд.
Наверное, один из побочных эффектов, сообразила Саша, понимающе улыбнувшись.
Вдалеке снова послышался грохот и стоны. Неужели эту девушку так часто мучают приступы? Филипп интуитивно дернулся в ту сторону, но женщина придержала его рукой.
Все нормально. Это не твоя забота, спокойно произнесла Саша и, собрав пустые сосуды, ушла прочь.
Филипп подумал о той, чьи стоны разрывали стоящую вокруг тишину. Он даже не мог решить, желает ли он этой девушке скорейшей смерти, чтобы она перестала страдать, или больше сил, чтобы она прошла через все муки и сумела выжить
Ее крик разбудил Филиппа, когда он немного задремал, слушая рассказ Саши о том, как ее сын любит играть в футбол, как он усердно тренируется, чтобы попасть в школьную команду и как ему сложно решать задачки по математике Юноша вскочил с места. Рядом никого не было. Видимо, Саша снова ненадолго отлучилась. Может, сейчас глубокая ночь? Понять это было сложно. Окон нет. Сплошные белые палаты. Интересно, как долго он еще тут пролежал?
Крики стихли.
Филипп приподнялся и сел в постели. Голова не кружится, уже хорошо. Юноша понял, что его состояние уже приходит в норму. Он чувствовал себя как обычно, не было той усталости, боли или других неприятных ощущений. Свободной от капельницы рукой юноша потрогал свое лицооно гладкое. Неужели, Саша сбривала его щетину, пока он спал?
Филипп осторожно встал с кровати, заметив, что его старую одежду заменили на больничную синюю пижаму из тонкого хлопка. Он взял с собой капельницу и медленно выкатил ее в коридор между палатами. В этом проходе не было ни души. Оглядев пространство вокруг, юноша стал медленно шагать в самый конец коридора, откуда ранее доносились пронзительные крики и прочий шум. Главное, чтобы Саша не вернулась и не заметила, что его нет на месте. На ходу юноша не забывал заглядывать в прозрачные стекла других палат. Там были люди в белых халатах, которые так же, как Саша, выполняли свою работу, присматривая за спящими. Но некоторые палаты были совершенно пустыми, и о том, выжил хозяин той или иной опустевшей постели или умер, Филипп мог только догадываться
В голову Филиппа пришла мысль, что, наверное, он смешно и жалостливо смотрится со стороны в этой пижаме и с капельницей, которую он катил за собой. Он слишком похож на немощного больного, который пытается сбежать из больницы, потому что знает свой неутешительный диагноз. Усмехнувшись над своими бредовыми фантазиями, парень не заметил, что его обогнала какая-то девушка.
Как ни странно, на ней была обычная одежда, а не белый халат или пижама, как у призывников. Неужели одна из выживших?
Эй! небрежно окликнул незнакомку Филипп, боясь, что она ему мерещится.
Девушка обернулась.
У нее были светлые прямые волосы, которые чуть прикрывали шею, ясные голубые глаза и чуть вздернутый, совсем детский носик, который поморщился, когда девушка довольно улыбнулась. Она словно ждала, пока парень ее позовет. Незнакомка обрадовалась и весело подскочила к Филиппу, спрятав свои руки за спину.
Я тебя знаю! задорно заявила девушка, улыбнувшись юноше. Ты "тринадцатый"!
Она рассмеялась, словно была в восхищении от своей шутки. Филипп застыл в недоумении. Странно, что кто-то увидел в нем не сына канцлера, а просто парня под номером тринадцать среди призывников. Видимо, девушка не один раз проходила мимо его палаты.
Откуда ты? Как ты сюда попала? напрямую спросил Филипп. Он хотел получить ответы на свои вопросы. Если в это место может пробраться кто угодно, то происходящее все больше похоже на сон. Уж с безопасностью в Кастрисе всегда все было в порядке.
Девушка лишь удивленно подняла брови. Видимо, вопрос ей показался неуместным и странным.
Я одна из выживших, как и ты, ответила она, разглядывая лицо парня. Меня зовут Кэрри.
Я Филипп, небрежно произнес парень, посчитав, что ему следует представиться.
Серьезно думаешь, что я не знаю твоего имени? улыбнулась Кэрри, покачав головой и слегка сжав губы. Скорее всего, она была умнее, чем хотела казаться, но манера общения ей была присуща какая-то детская.
Рада, что ты очнулся. Я не сомневалась, что так и будет, сказала девушка, наконец, достав руки из-за спины. Она что-то сжимала в кулаке. Ты гуляешь?
Филипп опустил взгляд на свою пижаму и босые ноги.
Типа того, пожал он плечами, сам не понимая, что здесь делает.
Хорошая идея, улыбнулась Кэрри, снова поморщив нос. Ну, ты тогда гуляй, а я пойду
Что ты собираешься сделать? с опаской спросил юноша, покрепче сжав в руке капельницу и взглянув на сжатый кулак девушки. Филиппу все еще было неясно, как ее так просто сюда пропустили, и поэтому он испытывал некоторое недоверие к ней. А Кэрри лишь улыбнулась и раскрыла ладонь, показав то, что было у нее в руке.
Браслет, сплетенный из нитей разного цвета: красного, желтого, фиолетового, все они соединялись посредством узелков. Вероятно, Кэрри сделала его своими руками.
И что это? теперь уже спокойно спросил Филипп, рассматривая украшение.
Это оберег, произнесла Кэрри, и ее голубые глаза немного погрустнели. Для девяносто девятой. Он должен отпугнуть ее кошмары.
Ты знаешь ее?
Нет, девушка пожала плечами. Но мы теперь все заодно, так ведь?
Филипп кивнул в знак согласия, улыбнувшись одним уголком рта. Заодно. Хотелось бы верить, что она права.
Кэрри небрежно махнула рукой в знак прощания и поспешила в конец коридора, где, видимо, и находилась нужная палата. Сколько же доброты в этой девушке. Наверное, она единственная, кого стоны той несчастной не раздражали и не пугали, а побуждали к сочувствию и заботе. Удивительно, но Филипп даже не надеялся встретить здесь таких милых людей. Ему почему-то казалось, что все призывники будут такими же мрачными и озлобленными, как и он сам. Но теперь Филипп надеялся, что Кэрри не одна такая, и вдруг подумал о Септимие, том парне, с которым он познакомился в поезде. Он тоже был добр. Будет радостно узнать, что он выжил. А если нет
Юноша так и стоял посреди коридора, думая о том, что нужно привыкать к тому, что люди вокруг умирают.
Следующие дни побежали один за одним так же незаметно, как сон после инъекции. Присоединившись к остальным выжившим, Филипп понял, что все только начинается. Направление его жизни резко сменило русло, но он все еще оставался собой и не собирался становиться слабым звеном из-за своей ненависти к отцу. Сыворотка не отняла его жизнь, а добавила новых сил, чтобы бороться дальше и гнуть свою линию. Отец должен это увидеть и пожалеть о своем решении.
После «посвящения», как называют инъекцию в Кастрисе, простых призывников, чьи жизни не стоили и гроша, стали называть абсолютами. Теперь они стали теми, кого уважают и ценят. Они превратились в дорогостоящий материал в руках правительства. Как сказал Фридман, абсолютыэто бесформенные алмазы, которые здесь примут свою огранку. Что же, с этим Филипп спорить не собирался. Новая оболочка была ему просто необходима.
Возвращаясь к минуте, когда Филиппу, наконец, разрешили покинуть лабораторию и вернуться к остальным выжившим, он невольно вспоминал миг, когда вошел в свою новую комнату и увидел знакомый силуэт. Освещенный искусственным блеклым светом посреди четырех серых стен на дальней койке сидел парень, склонившись над какой-то книгой. Взглянув на его сильные смуглые руки, Филипп тут же подумал про Тавена, решив, что тот каким-то образом проник в Кастрис. Он так обрадовался старому другу, что чуть было не кинулся к нему в объятья, как вдруг застыл, осознав, что ошибся, когда к нему повернулось совершенно чужое лицо.