- Ой, сколько сейчас времени?
Лан достал из кармана старые серебряные часы, щелкнул крышкой.
- Четверть шестого пополудни тебе пора. То есть, нам пора. Давай помогу.
Он осторожно подхватил спрыгнувшую девушку за талию, и бережно опустил на землю. На несколько секунд они так и застыли. Лан не убирал рук, а Каро не двигалась с места. Их лица оказались так близко друг от друга, что чувствовалось дыхание.
Через пару мгновений Каро очень осторожно высвободилась и отступила на полшага.
- Пойдем?
- Да пора
Они шли через заросший сад и молчали, каждый о своем, но все равно словно об одном и том же. А потом, когда Лан придержал какую-то нахальную ветку, без спросу вымахавшую на тропинку, Каро, благодарно улыбнувшись и отстраняя другую, более мелкую веточку, случайно коснулась медальона...
Картинка вспыхнула, заслоняя реальность.
Жаркий день. Сад с налитыми солнцем персиками. И двое мальчишек, уже перемазанных сладким соком по уши, с полными руками спелых плодов. Каждому лет десять, не больше.
Шагах в десяти громадная бабища, в грязном переднике, идет прямо к ним. В руках у нее не персик, а только что срезанный прут, причем толщиной скорее с хорошую палку..
Друзья пятятся к забору. Дан бросает персики, Лан - тоже, и что-то говорит бабе, от чего она останавливается и начинает трястись, то ли от злости, то ли от смеха. Потом колыхается к ним, но друзья уже на заборе.
Следующая картинка. Друзья по ту сторону ограды. На миг останавливаются, Лан показывает другу порванную рубашку, Дан - ободранную ладонь. Но тут отворяется калитка, появляется баба с прутом, и они несутся по узкой улице, между таких же заборов и садов. До Каро доносится хохот Лана: «Она так и не поверила, что ты герцог!»
И мысль-фраза поверх всей этой веселой картинки - тогда мы оба сбежали а теперь, выходит, оба...
Старый слуга, вынянчивший своего господина с колыбели, весь вечер не находил себе места от беспокойства. Нет, у него в мыслях не было осуждать принцессу и ее поступки. Он лучше других понимал, насколько далеко зашел его подопечный и как нужна ему твердая рука, чтобы окончательно не превратиться в чудовище. И Максимилиан был искренне рад, что такая рука появилась. Но это не мешало ему сходить с ума от жалости и беспокойства за мальчишку.
Уже совсем поздно вечером, когда слуг отпустили отдыхать, он не пошел к себе в комнату, а осторожно, словно опасаясь, что его не пропустят, свернул в коридор, ведущий к герцогской спальне.
- Что, старина, нашу светлость решил проведать? - добродушно окликнул его стражник со своего поста.
- Да, Корто, беспокоюсь я, - тяжело вздохнул старик, притормаживая. - Никак пускать не велено?
- Да отчего ж, иди, - стражник только ухмыльнулся. - Денек у светлости-то нашей сегодня не сказать, что удачный был. До сих пор в ухе звенит - и не знал, что у парня такой голосина.
- Визжал как девчонка! - пробегавшая мимо горничная не упустила случая высказаться.
- А ну иди по своим делам, свиристелка! - возмутился стражник. - Сама, небось, еще не так у мамки на лавке визжишь!
Горничная хихикнула и убежала, а Максимилиан осторожно приоткрыл дверь в спальню герцога.
Даниэль все это время пролежал на кровати лицом вниз. Он уже не плакал, просто погрузился в тяжелую, мрачную, почти обморочную тоску. Он не знал, как ему жить дальше, а перестать жить не мог - не хватало решимости.
- Ваша Светлость? - негромко позвал старик, проскальзывая в темную спальню. - Ваша Светлость?
Он на цыпочках приблизился к кровати и разглядел съёженную, застывшую фигурку поверх покрывала.
Старик охнул:
- Ваше светлость, да что ж вы прямо в одежде-то да вам же больнее так - Максимилиан уже подошел к кровати и осторожно потрогал Даниэля за плечо.
Мальчишка оставался ко всему безучастен. И только на последней фразе вздрогнул - Максимильян, значит, тоже знает... Хотя удивляться тут было ровным счетом нечему - в зале собирали всех, и вся прислуга, стало быть, в курсе.
- Оставь меня... - простонал он обессилено.
Максимилиану было не привыкать раздевать «свою светлость» против его воли. Частенько, особенно в последнее время бывало, что перебравший к вечеру вина мальчишка начинал буянить в спальне и даже сопротивляться.
- Да как же, Ваша Светлость - забормотал он свою обычную успокаивающую скороговорку. - Вот мы сейчас одежду снимем, и легче станет - пока язык произносил привычные фразы, руки уже ловко взялись за знакомое до мелочей дело - приподнять, пуговки расстегнутьправда, действовать на этот раз приходилось осторожнее - раньше такого не бывало, чтобы стягивать со светлости штаны приходилось через выпоротый зад.
Эх! Был бы жив старый Герцог уж он не допустил бы, чтобы наследник превратился старый-то господин строгих правил был, имперские порядки в воспитании всегда одобрял и поддерживал. Даже планировал внука лет в четырнадцать в пансион в столицу отправить. Не довелось
А новые люди, что пришли к власти при малолетнем наследнике, о его благополучии не слишком пеклись. Занят мальчишка баловством да дурными забавами - и хорошо, меньше хлопот
На этот раз "его светлость" не сопротивлялся. Даже машинально помогал Максимилиану, постанывая, когда ткань все же задевала пострадавшие места.
Заодно со штанами освободив хозяина и от нижнего белья, Максимилиан только охнул - постаралась принцесса на славу. У дворовых мальчишек он видел следы и пострашнее, но одно дело пострелята, относившиеся к выволочке как к неизбежному злу жизни и через день забывавшие все горести, а другое - изнеженный балованный герцог. То-то даже ботинки не скинул, - покачал головой старик, стягивая все разом с расслабленного как кукла тела.
- А вот рубашечку мы сейчас сменим - ласково приговаривал он, проворно избавляя Дана от шелковой сорочки, проходясь влажным полотенцем по спине и шее и набрасывая на него длинную и просторную, ночную. - Вот так оносейчас, ваша светлость, я полотеничко вам намочу, компресс положу, сразу полегчает, - приговаривал он, расстилая постель и укладывая мальчишку как следует.
- Максимилиан - герцог обернулся к слуге.
- Что, Ваша Светлость? - с готовностью откликнулся старый камердинер.
- Ты ведь... ты никому не расскажешь? - почти жалобно спросил мальчишка. Самого Максимилиана Даниэль не стеснялся. Слуга был при нем с рождения и видел его в разных видах. К появлению его сейчас в этой комнате, мальчик отнесся как к должному. Старый слуга не мог не прийти.
- Да что вы, Ваша Светлость, как можно! - поспешил уверить его старик, для которого вымахавший, как пожарная каланча герцог так и остался маленьким мальчиком, нуждающимся в заботе и утешении. - Разве ж я когда что рассказывал? - продолжал он успокаивать, отжимая в таз для умывания небольшое полотенце.
- Вот так - он осторожно подвинул «свою светлость» на кровати поудобнее и аккуратно разложил мокрую ткань на пострадавшем месте.
- Уйй! Ты, полегче... ааййсссс!
- Потерпите, Ваша Светлость, сейчас полегчает, - уговаривал Маскимилиан, осторожно поглаживая мальчишку по спине. - Холодное полотенце, оно в таком разе первое дело.
Привычное поведение Максимилиана приободрило "отставного" владыку. Его слуги есть его слуги, чтобы там ОНА не говорила. Для них он был и останется господином!
- Максимильян... - опять обратился он к слуге, - сильно там?... - он не договорил, но и так было ясно, что имеется в виду.
- Порядочно, ваша светлость, - вздохнул старик, поправляя полотенце. Он не стал говорить, что на самом деле бывает и похуже. Ее Высочество мальчишку явно пожалела.
- Вы уж постарайтесь, Ваша Светлость, Ее Высочество не сердить, - попросил он, все так же легонько поглаживая своего подопечного.
- Что ты понимаешь?! - взвился Даниэль, - Оооййффххх! Это мой дом! Я тут должен командовать! Хочу, чтобы она уехала - тоном капризного ребенка закончил он.
- Ну как же это, Ваша Светлость, - принялся уговаривать старик. - Ее Высочество ваша будущая супруга, а теперь опекун, куда уж вы теперь от нее - он с грустью понял, что ничему мальчишка так и не научился. - Вот увидите, Ваша Светлость, все наладится.