Теперь понятно, почему Эспин так нелестно отозвался о дяде Руди. В отличие от отца, его не интересуют чужие деньги. Всё, чего он хочет, так это жить по своему разумению и любить по зову сердца, а не кошелька. Вот только его надеждам не суждено претвориться в жизньЭспин стал заложником воли родного отца. Теперь мне даже стало жаль его, и потому я предложила:
Тогда давай я откажусь выходить за тебя.
И отец выгонит тебя на улицу. Меня, впрочем, тоже.
За что?не поняла я.
За то, что не смог уговорить тебя на брак и сохранить видимость приличий при дележе наследства. Так что, давай не будем портить друг другу жизнь, кузина. Лучше проживём её каждый в своё удовольствие. Идёт?
В это самый миг всякая симпатия к этому лощёному щёголю тут же улетучилась. Я молча развернулась, чтобы покинуть библиотеку, но у самой двери остановилась, дабы, не теряя достоинства, посмотреть Эспину в глаза и сказать:
Весь этот разговор не имеет смысла. Дядя Руди вернётся. Обязательно вернётся домой покорителем оси мира.
Не перестаю удивляться твоей наивности,с издёвкой усмехнулся Эспин.
Кажется, в следующий миг я хлопнула дверью, чтобы бежать прочь от этого бездушного злодея, которого я ещё и собиралась пожалеть.
Какое унижение, какой стыд! И я даже не могла понять, что оскорбляет меня больше: то, что близкие родственники ждут не дождутся смерти дяди Руди, их желание поскорее завладеть его деньгами, или предложение завести с десяток любовников.
Задыхаясь от обиды, я укрылась от посторонних глаз в одной из гостевых комнат, упала на кровать и уставилась в потолок. Кажется, от уголка глаз к виску скатились три горькие слезинкибольшего Эспин просто не достоин. И говорить, что я слишком для него экзотична, он тоже не имел права. Каков хам!
А ещё это его: "Кузина"... Никогда Эспин меня так не называл, да и дядя Густав в отличие от дяди Олафа не считал меня своей племянницей. Видно, Эспину и вправду тяжко, раз он захотел увидеть во мне родственницу, с которой не пристало устраивать кровосмешение.
А пока я лежала и злилась на хватких дельцов в лице отца и сына, из зала донёсся звук патефона. Видимо, гости уже приступили к дегустации праздничного десерта. Наверное, и Эспин будет его есть, и даже не подавится.
Всё, хватит хандрить и показывать свою слабость. Сейчас я вернусь в зал приёмов и съем пирожное. Даже два пирожных. Одноглядя в глаза Эспину, а другоедяде Густаву. Пусть видят, что меня не запугать и не сломить. И аппетит дурными разговорами тоже не подпортить.
Только я вышла из комнаты, как проходя через гостиную услышала:
Чай, тортик, конфетки, дорогая гостья,пропищала с камина упитанная хухморочка в жёлто-зелёную полоску, указывая четырёхпалой лапкой в сторону зала приёмов,иди кушать тортик. Мы так старались, с самого утра его украшали.
Спасибо,улыбнулась я в ответ.Уже не терпится попробовать.
Как же дяде Олафу повезло с маленькими помощниками. Отчего-то на кухне дяди Руди уже много лет всем заправляет вечно недовольный хухморчик Брум. Когда я была ребёнком, он упорно не пускал меня в свою обитель после шести часов вечера. Впрочем, и сейчас ничего не изменилось, разве что я могу уговорить хухморочку Баю стащить для меня из-под носа у маленького буки яблоко или апельсин. А тут, в доме дяди Олафа, такие церемонии, такие зазывания
К слову, чай с тортом не встал мне поперёк горла, правда, таращиться во все глаза на Эспина с дядей Густавом у меня не хватило духу.
Я еле дождалась момента, когда к особняку подали седан, и мы с дядей Руди поехали домой. Устроившись на заднем сидении, я не выдержала и положила голову на плечо дяде, чтобы признаться:
Не хочу, чтобы ты улетал.
Проведя ладонью по моим волосам, как частенько делал это в детстве, с мягкой хрипотцой в голосе он сказал:
Знаю, но уже ничего нельзя отменить. Множество уважаемых людей пожертвовало свои деньги на экспедицию. Я не имею права обмануть их ожидания.
Его пушистые усы щекотали мой лоб, но мне вовсе не хотелось улыбаться. Вместо этого я попросила:
Тогда, может, возьмёшь меня с собой? Не хочу оставаться здесь одна.
Ну что ты, Шела, полёт на дирижабле через море Обилия к Полуночным островамэто не какая-нибудь увеселительная прогулка. Особенно для девушки. Я уже не говорю о двух тренировочных облётах Полуночных островов и финальном рывке к оси мира. За бортом суровый холод, в гондоле, впрочем, тоже. Со мной будут только хорошо подготовленные мужчины. Некоторые из них даже участвовали в нескольких зимовках на Тюленьем острове.
Но ведь четырёх хумхорчиков ты с собой берёшь.
Так ведь они и их предки родились в высокогорье, на пике Булукзай. У хухморчиков морозостойкий мех. К тому же четыре пары маленьких цепких ручек экспедиции не помешают. А в гондоле могут поместиться только шестнадцать человек, не больше.
Неправда,возразила я, припомнив всё, что успела узнать за последнее время об авиации.Пассажирский дирижабль того же класса что и твой может перевозить и двадцать пять человек.
Так ведь пассажиры не берут с собой сани, лыжи, палатки, запасы еды и кучу научного оборудования.
Так не бери сани, возьми меня. Я ведь лёгкая.
Дядю Руди моё предложение только рассмешило, и он попытался мне объяснить:
Шела, девочка, я ведь не просто так весь год взвешивал с твоей помощью каждый ящик, каждую железку, чтобы взять её на борт. Я не мечтатель-романтик, я понимаю, что в северном небе с дирижаблем может случиться всё что угодно. Поэтому у меня есть план на случай аварийной посадки на льды. Да, это будет трудно, но с теми запасами инвентаря, одежды и еды через четыре месяца пешего похода все шестнадцать человек смогут вернуться домой невредимыми.
Да, но ведь может случиться всякое.
Не бери в голову, в моём экипаже шесть механиковпо два на каждый мотор. Уж они-то будут зорко следить за тем, чтобы всё работало как часы. А два штурмана точно не дадут нам заблудиться в северном небе. И опытный метеоролог не позволит командиру влететь в туман или метель. Экспедиция продлится не больше двух недель, а после мы вернёмся, Шела, обязательно вернёмся, обещаю. Веришь мне?
Да, я очень хотела верить, всё внутри меня протестовало против сомнений и малодушных мыслишек о дурном исходе дела.
Но через месяц я поняла, что дядя Руди не смог сдержать своё обещание.
Глава 2
В день старта экспедиции возле аэроклуба на окраине города собрались сотни зевак. Всем им хотелось запечатлеть в памяти исторический моментотлёт дирижабля "Флесмер" к северной оси мира.
Бравый экипаж: командир воздушного судна Ялмар Толбот, руководитель экспедиции Рудольф Крог, шесть механиков, два штурмана, инженер, радист, штатный метеоролог и физик с океанографом от императорского географического обществавсе были в сборе. Не хватало только корреспондента "Флесмерского вестника".
Редактор издания, прибывший на лётное поле, рвал и метал. В самый последний момент журналист, что должен был отправиться в экспедицию, прислал ему телеграмму, где известил, что уезжает за город к невесте. Предстоящий полёт корреспондент назвал плохо подготовленной авантюрой, и заметил, что ради неё он не собирается рисковать своим здоровьем и спокойствием любимой девушки, на которой собирается жениться.
До чего же чувствительная пошла молодёжь,философски заметил дядя Руди, когда увидел эту телеграмму.Если вдуматься, то женитьба таит в себе не меньше опасностей, чем путешествие к оси мира.
В итоге старт пришлось задержать на несколько часов, пока редактор обрывал все телефоны, разыскивая корреспондента на замену. А экипаж решил занять себя последней проверкой оборудования и снаряжения, пока дирижабль не покинул ангар.
Меня, как и прочих зевак и близко не подпускали к воздушному судну, и потому я принялась слоняться в стороне от лётного поля, делая вид, что очень увлечена осмотром бипланов и гидропланов на перроне.
Мне не хотелось думать о плохом, но телеграмма от журналиста-беглеца оживила в мыслях былые сомнения. И тут так некстати за спиной раздался знакомый голос:
Вот и первый образумившийся. Может быть, и дядя Рудольф передумает лететь?
Эспин. Как же без него? Небось, ждёт не дождётся вместе со своим отцом, когда дядя Руди поднимется в небо, чтобы начать отсчёт дней, когда можно будет заполучить его денежки.